"Час Страшного суда: дела семейные"

- Слушается дело, - зачитала судья Елена Дмитриева, - о расторжении брака. Истец, пожалуйста.

Истец оказалась совсем молодой девушкой (шпаргалка гласила: двадцать лет, два года в браке), явившейся в зал суда в платье с кринолином и с высокой, почти средневековой причёской. Дмитриева подумала было о том, чтобы спросить про эту форму одежды, но стоило этой мысли мелькнуть, как последняя секунда жизни просто выпала у неё из памяти. Она пропустила тот момент, когда истица представилась, поняла только, что фамилия не очень русская. А вот лицо… не поймёшь, просто красивое. С таким и краситься можно только для того, чтобы не казаться бесцветной при ярком свете софитов.

- Ваша честь, - начала истица. – Я хочу развестись, потому что мой муж совершенно не обращает на меня внимания.

Дмитриева мысленно вздохнула и перевела взгляд на ответчика, угрюмого мужчину в каком-то непонятном мундире, потом снова на истицу. Далее должны следовать, наверное, обычные претензии обеспеченной девушки к тому, кто зарабатывает ей деньги. Но истица её удивила.

- Понимаете, он месяцами торчит на своей орбите, на своём боевом корабле…

«На какой ещё орбите? – подумала Дмитриева. – Какой боевой корабль?» И тут в голове словно что-то щёлкнуло. А, на орбите, понятно. Офицер на боевом корабле, бывает. Барраярские вооружённые силы, вот и мундир у него соответствует. И впрямь, когда ему домой успевать.

- Я же всё-таки не думала, что он вообще не будет бывать дома, когда выходила за него замуж, - продолжала истица. – Я вообще не знаю кто сейчас, не жена и не вдова…

- Истица, свидетельство о браке у вас есть? – перебила её судья.

- Да, конечно.

- Передайте через судебного пристава, пожалуйста. Знаете, истица, - продолжила Дмитриева, когда свидетельство попало ей в руки, - вот у меня документ, тут написано, что вы жена.

- Нет, фактически я ему жена месяца по два в год, не больше, ну вы же как женщина меня понимаете? Так жить невозможно. Я прошу нас развести.

- Ис-тец! - каждый раз Дмитриева за это на кого-то рявкала, и чуть ли не каждое заседание кто-то отличался, надоело! – Я сейчас не женщина, а судья, я не могу никого понимать, как женщина.

- Простите меня, ваша честь.

- Итак, вы настаиваете на том, что семейная жизнь фактически является невозможной по причине частых служебных отлучек ответчика, и на этом основании просите вас развести.

- Да, настаиваю. Я не могу с ним жить, потому что он не бывает дома.

- Хорошо. Истец, суть исковых требований мне понятна. Ответчик…

- И даже когда он приезжает, он не ходит со мной никуда, целыми днями сидит дома, молчит, слова из него не вытянешь… - вдруг спохватилась истица. – Иногда просто спит целыми сутками первые дни. И ни разу с днём рождения не поздравил, цветов ни разу не покупал!

- Суть исковых требований мне понятна, - чуть твёрже повторила Дмитриева. – Ответчик, что вы можете сказать по данному делу?

Ответчик выглядел чуть старше своих двадцати двух и вид имел, несмотря на выправку, довольно усталый - кажется, его вызвали повесткой прямо с орбиты.

- Ваша честь, я на расторжение брака не согласен. Я считаю, что для этого нет никаких оснований. Моя жена знала, что я действующий офицер… офицер действующей армии…

- Ваша жена знала, что вы служите в вооружённых силах, - решила помочь Дмитриева, - и что это время от времени накладывает на вас определённые обязательства. Так?

- Да, ваша честь.

- Да что он говорит! – возмутилась истица. – Мой брат – тоже офицер, но он же не торчит на кораблях круглые сутки.

- Он получил назначение в штаб, - вздохнул ответчик. – Это же не от нас зависит.

- Истец, - сказала Дмитриева. – Мне кажется, вас мы слушали. Дадим высказаться ответчику.

А сама подумала: «Странно, и фамилия у неё вроде тоже на «фор», а таких вещей не понимает». Если бы она спросила себя, какая связь между пониманием и первыми буквами фамилии, то очень удивилась бы, откуда это взялось. Однако не спросила же!

- Я свою жену люблю, на развод не согласен. С днём рождения… я писал с орбиты, поздравлял. А цветов у нас в поместье сколько угодно, охапками можно в дом носить. Я действительно не люблю балы, ваша честь. Но мы с женой проводили всё свободное у меня время вместе, и мне казалось, что её всё устраивает. Я даже хочу нарисовать её портрет, что бы потом когда-нибудь внуки увидели, какая она была красавица.

- Да откуда возьмутся внуки, если ты дома не бываешь!

- Истица! – Дмитриева взялась за молоточек, но пока не стала его применять. – Ответчик, вот вы говорите: «я хочу, мне казалось»… Вы пытались поговорить с истицей, узнать, чего хочет она, что вот не вам кажется, а что есть на самом деле?

- Да понимаете, как-то повода не было. Моя жена ни разу мне не показывала, что что-то не так. Вот у меня эскизы, она позировала с большим удовольствием…

- Эйрел, дай посмотреть! – невольно вырвалось у истицы, и Дмитриева решила, что непременно даст им три месяца. Наступил самый бессмысленный этап процесса – перевод с кошачьего.

- Истица, ответчик уверяет, что он проводит с вами достаточно времени… Через судебного пристава, пожалуйста, передайте… Вот, портретное сходство явно имеется.

- Да? А вот мне он не даёт их смотреть. И вот сейчас - вы выслали повестку, и он приехал, а ко мне – никогда!

- Ну правильно, я не показываю, потому что хочу ей сюрприз сделать. А вот так по просьбе жены меня никто с корабля не отпустит.

- Ну да, конечно. Ваша честь, он меня просто не любит!

Нет, есть ещё более бессмысленный этап процесса, и называется он – «детский сад».

- Люблю! - отчебучивает тут ответчик. – И у меня есть свидетель!

- Простите, свидетель чего? – осторожно интересуется Дмитриева, у которой слова «свидетель» и «люблю» как-то нехорошо в голове совместились. И, судя по смешкам в зале, не у неё одной. Процесс стремительно переходит из фазы детского сада в фазу дурдома.

- Свидетель, - ответчик борется с собственной косноязычностью. – ну, это мой друг и брат жены, он в курсе моих с женой отношений…

- Пригласите в зал свидетеля ответчика, пожалуйста!

Звучит голос пристава: - Свидетель ответчика, пройдите!

Свидетель ответчика проходит, и, глядя на него, Дмитриева понимает, что истица могла бы не краситься вообще. Глаза и губы у неё в семье и так достаточно яркие – для мужчины, наверное, даже с избытком.

- Ну всё, - говорит свидетель. – Я сейчас вам всё объясню, ваша честь. Эйрел, ты думаешь, она страдает от одиночества, когда ты на дежурстве? Винишь себя за это, да? Вот посмотри.

Фотографии переходят из рук свидетеля в руки ответчика. Тот смотрит две или три и тихо, леденяще обыденным тоном спрашивает:

- Это что?

- Доказательства, - невозмутимо говорит свидетель, - супружеской измены. Прошу обратить внимание, что платья на снимках разные, следовательно, речь идёт не о единичном случае. Ты смотри, смотри, там ещё много всего интересного.

- Если это доказательства, - говорит Дмитриева, - передайте через судебного пристава.

В «Часе суда» уже не в первый раз слушаются дела, достойные программы «Окна», но в Нагиева она так и не превратилась, а потому своих истцов-ответчиков всё-таки жалела. Когда они заслуживали того, конечно. И сейчас ей казалось, что этот хмурый офицер достоин лучшего, чем крутить в руках снимки, полученные прямо во время судебного заседания.

- Ваша честь, я согласен, разведите меня с ней, пожалуйста, - говорит ответчик, опирается локтями на кафедру и, сгорбившись, обхватывает голову руками.

Истица моргает глазками, не зная, что сказать, и наконец выпаливает:
- А я не согласна! Он… нормальный человек, непьющий, на сторону не гуляет, зарплату всю домой высылает. Отпуск со мной проводит…

- Главное, кроме отпуска, дома не бывает, - комментирует свидетель. – Очень удобный муж. Ваша честь, да чего вы её слушаете! Она подала на развод, чтобы им дали три месяца на примирение, а за это время она могла стребовать с него массу мелких услуг. Потому что уйти с флота он бы не согласился, пошёл бы на компромисс. Да не переживай ты так из-за этой шлюхи, - говорит уже ответчику. – Мы тебе другую найдём, не хуже…

Среди осознавших двусмысленность конструкции в зале опять начинаются смешки.

- Простите, свидетель, - говорит Дмитриева, - вы понимаете, что сейчас вы говорите о своей сестре?

- Сестра или нет… - начинает свидетель.

- Да я всё про него знаю! – вспыхивает истица. – Я сейчас всё про него расскажу! Думаете, зачем он сюда пришёл, зачем он за мной следил? Да он сам в Эйрела влюблён, как это я раньше не понимала! Теперь я всё про него знаю! Какая мерзость!

- Истица! – Дмитриева стучит молотком по столу. – Вопрос о том, в кого влюблён свидетель, давайте оставим за пределами данного судебного заседания, хорошо? Он к бракоразводному процессу не относится, понимаете? Вы хотите что-то сказать? Оспорить подлинность снимков?

- Нет, ну… - говорит истица. – Его же никогда не бывает дома! И что же мне, по-вашему, делать?

- Ну, если ваша позиция такова… Суд удаляется для принятия решения.

- Прошу всех встать! – объявляет пристав. Далее должна следовать реклама.

- Суд, заслушав исковые требования истца, возражения ответчика, рассмотрев все доказательства, представленные по делу, опросив свидетеля со стороны ответчика, иск о расторжении брака считает необходимым удовлетворить в соответствии…

Судья скороговоркой говорит про пункт такой-то статьи такой-то части такой-то Семейного кодекса Российской Федерации. Ей всё-таки очень жаль ответчика.

-… поскольку судом установлена невозможность сохранения семейных отношений между истицей и ответчиком. Истица, вам решение суда понятно?

- Да, но…

- Ответчик, вам решение суда… понятно, - за него договаривает Дмитриева. – Дело закрыто.

Стукнул по столу молоточек, покрутилась перед камерой истица: «Я хотела, чтобы мой муж чаще бывал дома, а он воспользовался ситуацией… какой мерзавец!» Ответчик хмуро глянул в объектив - «Я не знаю, как мне теперь жить» - и попытался не то закрыться рукой, не то закрыть телевизионный зрачок. Дмитриева вздохнула и перевернула страницу.

*

- Слушается дело о признании решения об опёке над несовершеннолетним ребёнком и усыновлении другого несовершеннолетнего недействительным и определении места жительства двух несовершеннолетних детей по месту жительства отца. Истец, вы бы хотя бы сняли маску, здесь всё-таки суд.

- Прошу прощения, ваша честь, - ответил истец. – Это часть механизма жизнеобеспечения. У меня есть справка.

Какая-то часть разума вопила Дмитриевой: «Это же Дарт Вейдер!» Другая, как и прежде, невозмутимо ответила: «Ну и что!»

- Справку, пожалуйста, передайте через судебного пристава.