СОБСТВЕННИК

Есть работа, которая длится двадцать шесть часов в сутки. На троне или в бане, император всегда остается императором. А вместе с ним несет неудобства круглосуточной службы и вся его приближенная свита.

Свой комм - военная модель, водостойкий, - императорский секретарь Иллиан не снимал с руки даже в душе. Это правило в него вдолбили с первого же дня, как перевели на работу во дворец. И отвечать на вызов "приоритета ноль" он был обязан, где бы ни находился, насколько пикантными бы ни были сопутствующие обстоятельства и чью бы компанию он в этот момент ни разделял. Хоть бы и самого наследного принца.

Поэтому Иллиан жмет на кнопку ответа, привалившись к стене в прихожей принцевых покоев и одновременно другой рукой пытаясь застегнуть пуговицы на мундире. Ничего не получается, пальцы трясутся неподконтрольной дрожью возбуждения, и он едва удерживается, чтобы машинально не выругаться вместо уставного "Слушаю, сэр". Высочайшее распоряжение "Зайди в архив, найди мне папку со свидетельскими показаниями Форлика и Форракина - те, о Юрии - и тащи сюда..." не предполагает отсрочек. У лейтенанта в запасе есть лишь пара минут, чтобы привести себя в порядок, растереть лицо холодной водой и пригладить волосы.

Полновластный монарх Барраярской империи Эзар Форбарра принимает своего секретаря в личном кабинете. Вечер уже поздний, Эзар собрался почивать, даже в пижаму переоделся.

- Давай сюда, - командует Эзар, забирает папку и принимается развязывать тесемки. Встрепанный вид лейтенанта не ускользает от его внимания. - Не знай я тебя лучше, Саймон, решил бы, что изрядно помешал твоей несуществующей личной жизни.

- Обета целомудрия я не приносил, сэр, - отвечает Иллиан уклончиво, и от неискренней улыбки у него самого скулы сводит.

Император вглядывается в него внимательней. Ширинка у парня оттопырена недвусмысленно, и алкогольный выхлоп никуда не денешь.
- Я тебя что, с бабы сдернул? Мог бы закончить, чем являться ко мне на доклад в таком виде.

Лукавит Его Величество: "срочно" - значит срочно. Иллиану не семнадцать, чтобы пары торопливых движений ладонью было достаточно, а четверти часика расслабиться в душевой никто ему не дал. Даже присутствие грозного самодержца не отменяет непреходящего стояка. Напротив, Эзар - тот магнитный полюс, за которым он следует компасной стрелкой последний год, персона столь же желанная, сколь и недоступная, и это лишь усугубляет проблему. Иллиан покрепче стискивает руки за спиной, чтобы не поправить машинально слишком тесные штаны.

Эзар поводит носом и нетерпеливо уточняет:
- Ты откуда явился, такой хороший?

Скрывать смысла нет. О том, что секретарь был на вечеринке у кронпринца, императору доложат самое позднее завтра утром.
- От Его Высочества.

Император раздраженно хлопает папкой о стол и принимается расхаживать по кабинету. Брови у него насуплены.
- А, вот как... Мой обалдуй-сыночек решил оказать тебе милость. И кто там еще был?

Допрос в обычном эзаровском стиле. Словно проверяет электронную память: не даст ли чудо-машинка сбой?

Иллиан послушно начинает перечисление; с каждым словом Эзар все сильней поджимает губы. В тот момент, когда секретарь задумывается, как обозвать поименно все шесть приглашенных и не представленных ему шлюх, император его нетерпеливо обрывает:

- Не дури мне голову. Сперва - да, куча народу. А потом?

Вопрос неожиданный именно потому, что ответ на него прост. Иллиан запинается. Соврать он не рискнул бы - как не рискнул бы выпрыгнуть из окна, засунув ладони под мышки и хлопая локтями, точно крылышками. Но Эзар, кажется, понимает эту запинку превратно. В его голосе появляется сталь:

- Учти, лейтенант: твоя память - мое достояние. Соврешь хоть словом - я узнаю. Вылетишь к такой-то матери со службы.

По спине холодок - обычно император до таких будничных угроз не опускается. Да что сегодня творится? Эзар не в духе?

- Только кронпринц и милорд Форратьер, - докладывает Иллиан.

Эзар разворачивается всем корпусом и смотрит на него в упор. На скулах - красные пятна, губы сжаты.

- Я так и думал. Ну-с, позволь угадать, зачем ты им понадобился, - цедит он. - Зная моего отпрыска - для похабной шутки. В компании Форратьера - для жестокой похабной шутки с далеко идущими последствиями по службе. Глядя на твое состояние, понятно, чем ты там развлекался. Что скажешь?

- Что, сэр? - Иллиан смотрит непонимающе. - Виноват, сэр, - добавляет он без особой уверенности.

Взгляд у Эзара хмурый, недобрый и донельзя раздраженный.
- У тебя совсем остатки соображения из головы вылетели, лейтенант? Захотел забав по-форратьерски и забыл, чем они заканчиваются. Своей памяти нет, электронную тоже отшибло... Ну?! - неожиданно рявкает он.

Иллиан молчит. В голове его сейчас гудит, и, хотя он понимает, что сделал что-то не так и усугубляет с каждой секундой, но не в силах выловить свою ошибку из сплошного потока данных. Похоже, спиртное шарахнуло ему по мозгам сильней, чем ему показалось.

- И у тебя наглости хватило ко мне сюда в таком виде явиться?! - накручивает градус негодования Эзар. - Ты в бордель шел или к своему императору на доклад?

Это уже тянет на оскорбление величества. И оправдаться нечем. Иллиан по-прежнему молчит, мрачно прикидывая, что дворец построен на совесть и сквозь пол провалиться шансов нет. Куда-нибудь на пару этажей... в тихий уединенный подвал, где бы он мог разрешить свою насущную проблему.

- Так, - Эзар, не дождавшись ответа, кривится. - Что ж, следовало ожидать... Непыльная у тебя работа, лейтенант. Из моей приемной - в кронпринцеву спальню. Хорошо развлекся в гостях у моего сына... А не хватило, так можно у меня на докладе потрахушки с Форратьером в голове крутить?

Он гневно выдыхает сквозь зубы прежде, чем бросить:

- Забыл, что ты мне принадлежишь? Со всей своей дурной башкой и ценной железкой... Хотя нет, зачем тебе чип в голове, когда ты только членом думаешь. С-смирно, лейтенант, - командует император свистящим шепотом.

Саймон исполнительно вытягивается в струнку где стоял, прямо посреди комнаты. В ушах колотится кровь - но не сильнее, чем она пульсирует в паху. Он слышит поскрипывание половиц за спиной. Эзар подходит сзади, прохладными сухими пальцами проводит, едва касаясь, по скуле, ниже, по горлу; рука ненадолго задерживается, и в это мгновение Саймону думается не о ласке - об удушающем захвате. Он застывает деревянной статуей, притиснув в уставной стойке ладони к бедрам.

Над самым ухом звучит - и непонятно, от чего Иллиан вздрагивает сильнее, от неожиданного звука или шокирующих слов:
- Ну, из под кого я тебя выдернул? Джес... или мой сыночек лично тебя осчастливил? Честолюбие взыграло, Саймон?

Касания идут ниже. Холодная обычно дворцовая комната кажется натопленной, как баня - Саймон весь горит от странной смеси стыда и похоти. "Отпустил бы меня, старый черт", думает он с тоской, а потом мысли вышибает из головы до последней, когда ладонь ложится на ширинку. Эй, ваше величество, хватит таких шуточек! Надо воспротивиться, Эзар сейчас ждет от него хоть остатков сопротивления - но он не может. Против этого человека - никогда не мог. Веселое чувство - беззащитность.

- Да уж, действительно, - говорит Эзар с притворным сочувствием, но в голосе металл: свинец, тот самый, из которого отливают пули. - Хоть седло вешай. Тебя там что Зерг, стимуляторами угощал? чтобы крепче стояло?

А ведь меня только что назвали похотливым идиотом, соображает Иллиан сквозь туман в голове. Идиотом потому, что СБшнику надо забыть все процедуры безопасности, чтобы наглотаться из рук кронпринца таблеточек сомнительного происхождения.

- Я не... - заикается он.

- Молчать! - следует злая короткая команда. - Молчать и стоять смирно, лейтенант.

Невозможное требование: Эзар одной рукой стискивает его плечо, другой - расстегивает молнию на брюках. Иллиан застывает соляным столбом, хотел бы сейчас пошевелиться - не смог. Дистанция смята, граница взломана почти насильно, и от монаршего присутствия там, где монархам уже нет места, буквально темнеет в глазах. Страшно. Страх - не лучшая приправа к возбуждению, но член у Саймона стоит непоколебимо, несмотря на всю неуместность, опасность и нежелание злить императора.

- Твои мозги - моя собственность. - Эзар, кажется, хочет сопроводить это смешком, но в голосе не слышно веселья. Саймон не видит лица, но слышит дыхание над самым ухом, тяжелое и резкое. - И если требуется привести их в порядок... Ты у меня надолго запомнишь, Иллиан. Обещаю.

"Запомнишь"? В других обстоятельствах он бы посмеялся этой шутке. Сейчас не может. В висках ломит, словно перед грозой. И хочется кончить. Нестерпимо. Он мечтает уже не об удовольствии, а лишь об избавлении.

Сомкнутая ладонь проходится по члену снизу вверх, большой палец оглаживает головку - выходит так постыдно хорошо, что Саймон не успевает удержаться от стона, в нарушение команды "молчать". Он бы прихлопнул себе рот ладонью, но руки послушно вытянуты по швам.

- Не слышу? - холодно издевается Эзар в ответ на этот беспомощный стон.

- Еще, - говорит Саймон обреченно.

- Ах, еще?!- Император срывается на рычание. - Так приперло, щенок, что все равно, с кем?!

Саймон не может ответить. Не сейчас. Мозги отсохли; он способен ощущать, но не думать. Только злой голос из-за спины, и мурашки по шее, и ладонь, которая дрочит ему грубо, уверенно и быстро, и мышцы, ноющие под запретом шевельнуться - и поверх всего этого, слоями: ледяная глицериновая вязкость страха, кипяток стыда и тяжелый хмель желания, не дай бог никому такого коктейля. Ощущение, будто ему в вены впрыснули дозу спирта: бешеное сердцебиение, слабость в ладонях, обруч, стянувший виски, пересохшее горло. "Еще", и "пожалуйста", и "мне только ты нужен..." - слова вырываются непроизвольным, непристойным выплеском, и за ними следует короткая разрядка.

Когда Эзар его отпускает, ноги у Саймона словно ватные и дрожат. Он растерянно оглядывается. Была бы стеночка рядом - сполз по ней, а так... Он переступает на месте, запаленно дыша и слегка покачиваясь в отчаянных попытках устоять, а не приземлиться на ковер. Команды "вольно" не было, но одним проступком больше, одним - меньше, уже не важно.

Увы, его охватывает не приятной посторгазменной расслабленностью, а упадком сил. Эмоциональный коктейль стекает по частям. Страх задерживается последним, холодным комом сводя живот и накладываясь на провалившееся в голодный желудок спиртное.

"Мама родная, и я сам этого хотел? Что я думал, каким местом?"

Хотел. Кретин. Романтик хренов. Кобель недолюбленный. Девица в офицерских погонах - потому что мужчине не к лицу дрожать и трястись даже после того, как ее... его завалили на сеновале.

"Я хотел не так. Но с чего я взял, что может быть не так?"

Он рискует оглянуться через плечо. Эзар стоит возле стола, вытирая руки. Грозная складка между бровями постепенно разглаживается; на монаршем лице сменяют друг друга остатки раздражения, ирония, удивление и... снисхождение? Иллиан смаргивает. На сложные умозаключения его сейчас не хватает; максимум - на решение задачи по динамической физике "как бы не упасть". Он с трудом успевает включить в условия дополнительный вектор, когда подошедший Эзар крепко берет его за плечо и разворачивает.

- Не умеешь ты пить, - с сожалением констатирует тот. - Зеленый весь. Иди-ка в ванную, ковры целее будут...

"Зеленый? Ой-ё. Это ж надо было так перетрусить. С того бокала вина и воробья не развезло бы". Мысли текут медленно, точно замороженные. Саймон даже не удивляется, что, споткнувшись на порожке, оказывается быстро подхвачен под локоть. Почетный эскорт. Раздеваться приходится тоже на глазах Эзара. Словно прочитав его мысли, тот медленно качает головой: нет, никуда я не уйду. Я у себя дома, а ты изволь выполнять приказы, СБшник; ты не девица, марш под душ, лейтенант.

Душ горячий, как пристальный взгляд, который жжет его сквозь матовое стекло душевой кабинки. Взгляд тяжелый, как струи, хлещущие по лицу и плечам. Постепенно дрожь и тошнота уползают вглубь, нехотя сдают позиции...

Иллиан пытается собрать в кучку мозги. То, что делает его аналитиком СБ, а не просто голозадым мальчишкой. И тем более не безответственным распутным идиотом, каким его обозвали.

Эзар всегда точно знает, что делает. Это аксиома. Чего же мог добиваться император, который всякий раз имеет в виду сразу три, а то и четыре цели? Запугать своего секретаря до такой степени, чтобы тот и думать не смел о личной жизни и не забивал ценные мозги непристойными мыслями? Подчеркнуть "ты - мой", самым грубым и телесным способом? Или, не дай бог, заподозрил Саймона в нелояльном интересе к кронпринцу и решил перебить этот интерес - "что такого ты можешь получить там, чего у тебя нет здесь"? Хотел проверить своего порученца на предмет слабинки в характере и скрытого мазохизма?

Ой. По крайней мере, насчет последнего Саймон благодарен той обработке, которую получил в СБ. Боль и страх его совершенно не возбуждают, но, пожалуй, и не мешают действовать. Ни по служебной надобности, ни, э-э, по интимной. Последнему он получил самое наглядное подтверждение. От пережитого его потряхивает даже сейчас. Высший класс жестокости, и никакие форратьеровские игрушки с наручниками этим десяти минутам и в подметки не годятся.

Черт. Иллиан ни разу не слышал, чтобы его монарх, этот хитроумный холодный логик, творил что-то сопоставимое. Даже в бешенстве. Даже после выходок Зерга, всяко не сравнимых с его собственным сегодняшним прегрешением. Возможно, не его допуска информация, но... Вот именно, но. Что делают с теми, кто об этом узнает? Ссылают в архив без права переписки? Прикапывают руками Негри под ближайшей елочкой в дворцовом саду? Просто убирают с глаз долой, чтобы никогда не напоминали о минуте слабости?

Хм. А, может, Эзар поступил как раз логично, и наказание было соизмеримо провинности? "Болезненный урок усвоится правильно". А чрезмерная якобы жестокость - у Иллиана в голове, на соседней полочке рядом с навязчивым бредом о влюбленности бравого офицера во всемогущего монарха? Ох, черт. Саймон вспоминает, что именно лепетал десять минут назад, и понимает, что пропал.

Или ничего страшного не произошло? Да, он имел глупость явиться к сюзерену и командиру в непотребном виде, его высмеяли, припугнули, но заодно по-мужски помогли с одной маленькой проблемой. И все?

Нет, не все. Гнев Эзара был неподдельным. Несоразмерным. И... если уж на то пошло, не нужно быть бетанским психоаналитиком, чтобы понять: одного наказания ради император в штаны ему не полез бы. И не разглядывал бы сейчас безо всякого стеснения. Тут очень простой вывод, надо только сложить два и два... но страшно.

Хотя страх-то возбуждению не помеха. При одной мысли о собственноручном интересе Эзара член снова твердеет. "Пора переключаться на холодный душ".

Ровно в эту секунду из-за запотевшего стекла раздается раздраженный окрик:
- Лейтенант, ты там заснул или решил, что одного раза тебе мало?

Хорошая реакция позволяет вздрогнувшему Иллиану не навернуться от неожиданности на скользком расписном фаянсе. Он выскакивает из душа, судорожно ища глазами полотенце. Эзар стоит, привалившись плечом к запотевшей двери и откровенно меряет его взглядом, не исключая и то, с чем холодный душ помочь не успел.
- Что суетишься, словно кур воровал? Халат на крючке. Одевайся и иди за мной.

Банный халат с императорского плеча; догадка крепнет, превращаясь почти в уверенность. Только не надо думать о ней слишком пристально. А то окрепнет не только она. Дважды одну и ту же ошибку ему не простят; один-то раз, и то сомнительно.

В спальне Эзар занимает единственное кресло, а смущенному секретарю кивает на кровать: - Не стой столбом. Садись сюда.

Иллиан предпочел бы стоять навытяжку, хоть в халате это и глупо, но послушно присаживается на краешек. На кровати неудобно: не выпрямишь спину как положено, и все время кажется, что толкни тебя кто-то - не усидишь. Эзар толкать не собирается, но взгляд его ощутимо давит.

- Живой, - хмыкает император. - Я тебя не слишком? - Вопрос риторический и не ждет даже уставного "Никак нет, сэр". - Надеюсь, теперь у тебя мозги на место встали. Вот и поговорим.

Если "поговорим", а не пинком за дверь, и если в самой глубине императорских покоев, в наиболее защищенном, личном, месте, это даже не кабинет, куда допускаются министры с докладами... Разговор предполагается жестоко откровенный. Уставным рвением не отделаешься и не спасешься.

- Что произошло у Зерга? Рассказывай. Правду, - требует Эзар и добавляет, поморщась: - Я не стану тебя за нее наказывать, Иллиан.

- Но вы же можете... - Иллиан растерянно касается щепотью виска. У императора есть уникально простой способ узнать все, достоверно и в деталях.

- Нет. - Эзар качает головой. - Я хочу услышать это от тебя. Не от железки. Если тебе стыдно, значит, есть за что. Надеюсь, стыда тебе хватит, чтобы впредь понять, как не должно себя вести. Приступай.

Несмотря на весь стыд, преступить прямой приказ у Иллиана даже искушения не возникает. Он медлит не поэтому. Как аналитик, он привык делать сводки по заседаниям генштаба, но как в том же стиле описать увеселения борделя? Какие подробности проговорить, а о каких умолчать по очевидности, и при этом не посметь вставить ни слова самооправдания, составляя доклад в стиле "сам себя высек"?

Сначала он излагает сжато. Приглашение, пьянка, шлюхи, салонные игры, безобидный треп, в котором он наивно не усмотрел особого к себе интереса... Он знает, что дальше будет сложнее. Но пройти через это придется.

- ... Ближе к вечеру гостям было предложено разойтись, мне же прямым текстом приказали остаться. По форме это был приказ, - поправляется он, - однако, поскольку кронпринц не входит в мою командную цепочку, я расценил это как предложение. Оставшись со мной наедине, Форратьер и принц попытались склонить меня к интимным отношениям, э, вербальным образом. Когда это не возымело результата, они перешли к невербальным методам убеждения...

- А вот с этого места поподробнее, - следует приказ.

- Я расплескал вино, - объясняет лейтенант прямым текстом. - На принца. Это стало для Зерга поводом обвинить меня в оскорблении и нападении на его особу, и... Форратьер приставил мне к голове ствол и надел наручники. - Иллиан сглатывает и договаривает честно. - Наверное, это свидельствует о том, что я профнепригоден, сэр, раз не отследил перемещений Форратьера и позволил ему зайти мне за спину с оружием.

- Возможно, - соглашается Эзар хладнокровно. - Хорошо подготовленный СБшник не должен позволять загонять себя в ловушку. Но пока это не объясняет состояния, в каком ты ко мне явился, если, конечно тебя не возбуждает до крайности все, что напоминает о работе.

Вообще-то мысли о работе вызывают лишь еканье под ложечкой, потому что при таких выводах с нею придется распрощаться. Если Эзар не решит иное. Но чтобы он решил, сперва необходимо рассказать. Все, честно, до последней неприглядной подробности.

- Когда я был обездвижен, Форратьер и Зерг принялись совершать со мной развратные действия, - чопорно формулирует Иллиан, чьи уши уже горят.

- Чего-чего?

- Раздели и принялись лапать, сэр. И прижиматься, - чуть ли не на уличном жаргоне поясняет Саймон, стойко краснея до лопаток. Чип пишет только видео- и звукоряд, но даже этого хватает, чтобы воспоминание было будоражащим. - И предлагать переспать с кронпринцем. А еще они влили в меня стакан вина. Зерг был весьма настойчив.

Эзар смотрит неподвижно и пристально, и что-то в этой неподвижности очень нехорошее.
- Мой сын что, тебя привлекает? - спрашивает он сухо и недовольно.

- Простите, но в ту секунду меня привлекло бы все, что шевелится, и я отымел бы это, не приходя в сознание, - честно сознается Саймон. - Форратьер это тоже понял и снял с меня наручники... Как раз в этот момент раздался ваш вызов. Я убедил Форратьера, что он приоритетен, и мне было позволено покинуть апартаменты кронпринца...

- Что же ты не закончил? - спрашивает Эзар чуть брезгливо. - Так спешил? Без тебя бы империя не пошатнулась, лейтенант.

- Потому что я не хотел этого, сэр, - говорит Иллиан твердо. Эзар поймет, должен понять: "я" и "мое тело" - разные вещи. - И если бы сделал это - жалел, как ни о чем другом. Так что я, можно сказать, спасся.

- О, да, чудесное спасение! Дух святой снизошел на тебя прямо из комма. Буду теперь знать, что мой секретарь - везучий идиот.

Эзар смотрит на Иллиана в упор и неожиданно прыскает смешком, словно раздражение на секретаря вдруг уступило место приступу веселья. - Феерический идиот! Ну прости уж, но так выглядит...

А не смешно, между прочим. Ситуация, безусловно, идиотская, но чтобы смеяться над собою, нужно иметь запас сил побольше. Но Саймон вежливо отвечает: - Да я понимаю...

- Что, правда понимаешь? - уточняет Эзар, оборвав смех. - Добро. Возможно, и у тебя есть шанс на исправление. Тогда ответь мне, аналитик: в чем твоя ошибка?

Совсем не смешной вопрос. И отвечать на него надо, крепко подумав. Ошибка в том, что позволил себе развлечься? Что не сумел скрыть последствия? Что не оказался достаточно наблюдателен? Что не сбежал из кронпринцевых комнат при малейшем признаке опасного интереса? Нет, все не то.

- Моя ошибка, сэр, - отвечает Саймон, тщательно подбирая слова, - в том способе, которым я пытался решить задачу. Я считал, что стоит получить достаточно входных данных, и можно разрешить проблему по аналогии.

- Звучит замысловато; будь добр, попроще.

- К Форратьеру меня влекло любопытство. Недостаток информации. Я не задумывался, что не всякое знание применимо, что охота за ним бывает чревата последствиями, ну а генератор случайных чисел, каким является его высочество, логическому анализу не поддается вовсе... Пока я пытался изучать то, что мне было не нужно, меня тоже изучали... и пробовали на зуб. Почти раскусили. Я не так незаметен и неуязвим, каким себя считаю. Убить меня не убили бы, но последствия могли быть самые весомые. Урок, который я получил: есть задачи, не решаемые логически, и есть вещи, которые знать вредно.

- Да? - переспрашивает Эзар скептически. - Допустим. Но я тоже неверно оценил ситуацию, знаешь ли. Ну а моя ошибка в чем?

А вот это уже откровенная ловушка. Императоры не ошибаются, а если и бывает, то не проштрафившимся младшим офицерам указывать на их промахи. Неужели Эзар хочет сейчас услышать завуалированное признание вины, нечто вроде "ваша ошибка, сэр, в в том, что вы приблизили к себе молодую посредственность с ценной железкой в голове". Не так витиевато, но смысл ясен. Покайся как можно более преувеличенно - простят?

- Ваша ошибка в том, - говорит Саймон, глядя императору в глаза, - что вы не спросили меня, что случилось. Веду я себя логично или руководствуюсь эмоциями - в любом случае, врать для меня неразумно и бесчестно одновременно. Я, возможно, идиот, но не до такой степени. Даже когда вы гневаетесь на меня и не верите мне - не приказывайте мне молчать, сэр.

- А почему я гневался? - спрашивает император буднично.

Иллиан молчит, опустив глаза. Он знает: ни слов, ни оправданий слышать не хочешь, когда уязвлен. Предательством, истинным или мнимым. Если он сам переоценил логику, то Эзар - уступил эмоциям. Но этого он не произнесет вслух даже по приказу; Саймон - не самоубийца, чтобы говорить своему императору, что тот ревнует. Тем более, что телепатии на свете нет, и он запросто может ошибаться.

- Ладно. - Эзар вздыхает. - Половина ответа, но принимается, как целый. Тогда послушай, Саймон...
Он чуть подается вперед, упершись ладонью в колено, сокращая дистанцию. Уже не властитель на троне и не судья в высоком кресле. Но разговор от этого проще не делается.

- Ты - мой. Это факт. К сожалению, ты не можешь разделить свою жизнь - и голову - на две половинки, в одной из которых меня не будет. Потерпи. Это не на всю жизнь. Твою, во всяком случае. - Эзар коротко усмехается. - Но это тебя... ограничивает. Не обязанностью блюсти целомудрие, ты здоровый парень, слава богу...

Эзар выдыхает и делает короткую паузу прежде, чем продолжить.

- Дело в Зерге и его окружении. Для меня стало неприятным сюрпризом, что оно может тебя увлечь. На будущее: для простоты считай, что там действуют те же правила, что и на вражеской территории, хотя мой сын тебе не враг. Он достаточно беспечен, чтобы хотеть просто поразвлечься, но есть еще Форратьер... Твоя голова нужна мне неиспорченной. Держись от них подальше. За исключением этого, Саймон, если уж надоело спать одному, дозволяю кого угодно.
И почти без паузы:
- А кого, кстати, угодно? На веревочке, конечно, не притащу, но мне любопытно.

Саймон застывает - почти как тогда, когда ему приказали стать во фрунт и расстегнули молнию. Может, такое издевательство он и заслужил, но обидно не меньше. "И кого вы вместо собственной кандидатуры предлагаете мне подобрать, ваше хитроумное величество? И еще разрешение дадите?" Второй вариант еще обидней первого - Эзар благодушно пропустил мимо ушей, что там лепечет его мальчишка за минуту до того, как кончить под начальственной дланью.

- Саймон, - говорит Эзар устало, - чего уж нам теперь друг друга стыдиться. Оба... натворили. Ответь честно, "нужен" - это ты про кого говорил?

- Про вас, - произносит Саймон одними губами, опустив голову и преступно мечтая, чтобы императора настиг внезапный приступ склероза или раздался звонок с сообщением, что началась война.

- Не слышу! - одергивает Эзар незло, но повелительные нотки в голосе прорезываются сами.

Снова "не слышу", как и полчаса назад, одно отдается эхом другого в совершенной электронной памяти, и условный рефлекс настолько свежий, что член, не напоминавший о себе за время серьезного разговора, встает моментально. Саймон машинально дергается поправить халат, застывает на половине движения, краснеет окончательно и огрызается, не успев подумать, что с императорами вообще-то принято разговаривать на полтона ниже:
- Про вас, про кого же еще, и хватит издеваться!

- Ах, так? - Эзар поднимается с кресла небыстро, обманчиво тяжело - так волна цунами набегает на берег - делает шаг и толкает Саймона в грудь, опрокидывая, совершенно ошалевшего, на постель и нависая над ним. - Молчи тогда.

"Он обещал больше не приказывать мне замолчать", мечется несуразная мысль, но ничего сказать и вправду не выйдет, когда твой рот запечатан чужими губами, крепко и решительно, а сам ты прижат чужим весом к постели, так что дух перехватывает. Позиция непригодна для обороны, да и мысли об обороне крайне неуместны. Все, что хочется - запустить пальцы под свободный ворот пижамы и вцепиться в плечо.

- Что, так прямо и хватит? А по виду не скажешь, что хватило... - Эзар нетерпеливо сминает складки махровой ткани, добираясь до паха, и на этот раз никакой страх не мешает Саймону прочувствовать все. И каждое касание губ или пальцев - и за ухом, и ниже ключицы, и вдоль позвоночника, вплоть до самого копчика... вовремя распакованному из банного халата лейтенанту только и остается, что втискиваться в ласкающую руку. Ему великолепно, жарко, весело и капельку не по себе.

Интересно, в своем ли он сейчас уме и не может ли происходящее быть хитрым вывертом чипа? Или сном? Тогда целовать надо быстро, жадно и крепко. Потому что всегда так - проснешься, а самого главного во сне-то и не успел. Хотя нет, не сон: неожиданный щипок за ягодицу пресекает эту гипотезу.

Следовало, быть может, воспротивиться, что тебя валяют, как котенка, но Саймон способен только восхититься точностью диспозиции, расставленной Эзаром. Раздеть, ошеломить и усадить на кровать - еще точно не зная, чем закончится разговор, но уже заранее ликвидируя возможность сопротивления... стратег, ничего не скажешь.

- Так лучше? - Эзар улыбается с невозможно близкого расстояния, и в его улыбке торжество. Не иначе, доминирующий самец в стае взял младшего за шиворот и треплет с далеко идущими целями. Дай ему волю - втрахает к чертовой матери в эту самую кровать. А попробуй не дай...

- Представление об этом хоть имеешь? Ах, теоретическое? Сейчас перейдем к практике.

Есть разница между тем, когда тебя хотят поиметь в широком смысле слова - и когда просто тебя хотят. Всего. Начиная от дурной стриженой головы и заканчивая задницей, которой, он, очевидно, сегодня и думал...

Может, Эзар и не был замечен в связях последний десяток лет, но мастерство не пропьешь. Напряжение в паху делается настолько невыносимым, что Саймон способен лишь на односложные ответы и послушные движения, на то, что въелось в нервы и голову за несколько месяцев службы императору - исполнение команд. Эзар собственнически раскладывает его на кровати; она такая широкая, что полк СБ положить можно, а не то что одного худосочного лейтенанта. Повернись - закинь ногу - ближе! - двигайся, да - ага, шнурок от пижамных штанов, потяни - вот так ложись - будет не под силу, разрешаю ругаться - мой ты, мой.

- Если я ваша собственность... - он слышит свой голос, словно со стороны, - обращайтесь, как того устройство требует.

- Буду, - подтверждает Эзар серьезно. - А ты хоть сейчас зови меня по имени.

Саймон и называет. Сначала шепотом, потом, осмелев и послав к чертовой матери порядок мироустройства, - вслух. Здесь нет порядка: простыня сбилась, одеяло уползло на пол, унося в своих складках крышечку от массажного масла, - но все-таки, если найти время подумать, порядок есть. Настоящий, искренний. Когда все - как должно быть, и правильно. Эзару виднее, когда он властно притягивает его к себе, к краю кровати, укладывает, как удобно ему - но Саймону не до возражений или стеснений - бесцеремонно подхватывает под колени, раздвигает ягодицы. Саймон только губу закусывает и мотает головой - терпеть такое он не подписывался, а любовник и сюзерен все медлит, будто оттягивает момент, давая себе время полюбоваться и все-таки вогнав в краску.

А потом Саймон просто стискивает во взмокших кулаках простыни, шипит сквозь зубы и пытается восстановить дыхание, повинуясь негромкому "Дыши ровно, кому сказал!"; ему больно, но Эзар неумолим, и гнет его, и продолжает, не снисходя до жалости: "Потерпи, Саймон" - и Саймон терпит, повинуясь толчкам и движениям ладони, и, наконец, Эзар подстраивает его под себя, под свой жесткий, неспешный ритм, и тут Саймону кажется, что он больше не вытерпит, но уже не от того, что больно - а что слишком хорошо.

Лицо Эзара: хищное, резкое, разглаженное удовольствием - будто молодеет, и слова, которые он без всякого стеснения выговаривает шалеющему Саймону, тоже пришли из далеких времен его казарменной юности. "Ты - мой, полностью, и в койке я буду лепить тебя под себя", если перевести это на более-менее цензурный язык.

Наконец, взаимный накал страстей доходит до закономерной кульминации и спадает, а одеяло под аккомпанемент ленивого ворчания возвращается на кровать. Саймон вытягивается на разворошенной постели, ощущая себя успокоившимся, промятым до каждой жилочки и счастливо вымотанным. Он видит, что Эзар тоже старается отдышаться, не слишком это показывая. Крепок, но уж не мальчик и выложился как следует.

- Ну как? - Эзар задает свой вопрос лепному потолку, лежа рядом с Саймоном и ероша стриженый ежик лейтенантских волос. Поворачивает голову: - Вот что... если не захочешь больше - дашь мне понять, я уступлю.

- А если захочу еще - тоже уступите? - хмыкает Саймон. "Вы" возвращается в речь моментально и автоматически, а вот недопустимое в разговоре с монаршей особой чувство юмора пока бродит на кончике языка. И, пользуясь остатками еще не сгоревшей дерзости, он ловит ладонь Эзара и подносит... намеревался к губам, но смущается и трется щекой.

Эзар неспешно отнимает ладонь и демонстративно зевает, прикрываясь тыльной стороной. - Я пожилой человек. Знаешь что, парень, записывайся-ка ты на прием заранее...

Саймон облегченно смеется. - Что, прямо у секретаря и записываться?

- Уже внес в расписание? А ну забудь! - притворно цыкает Эзар и подгребает его поближе, укладывая секретаря дурной всезапоминающей головой себе на плечо. Плечо костистое, но Саймон доволен. - Трудоголик несчастный.

- Вам же такой и был нужен, - удивляется Саймон, слегка пожимая плечами, чтобы не потревожить обнимающую руку. Переход на рабочие темы успокаивает, навевая дремоту, словно хорошо обмятая знакомая подушка.

- Нужен, нужен, - подтверждает Эзар ворчливо. - Такой, чтобы и мозги, и тело. Знаешь, Саймон, а ведь ты был прав насчет моей ошибки. Не стоило ломиться силой там, где нужно было выслушать. Так что извини за первый раз. Что не как во второй.

Императоры не извиняются, это нонсенс. Мужчины, за интерес определенного свойства - тем более, это глупость. Иллиан чувствует скорее смущение, чем благодарность.
- Забыто, сэр, - быстро говорит он. - Списано в архив без возможности восстановления.

- Да ладно, - пожимает плечами Эзар, - можешь иногда просматривать, если захочется. Полезно будет.

Собственическая императорская ревность, желание и гнев в одном флаконе - не то, что можно забыть, хоть с чипом в голове, хоть без. Ошеломляющее воспоминание маячит на краю сознания, даже когда Саймон проваливается в сон.

Будильник чипа вздергивает его в стандартные семь пятнадцать. Под одеялом тепло. Разморенно. Но вставать надо. Своим офицерам охраны Эзар поблажек не делает, без исключений. Спать с ним - это одно, а ходить из-за этого в балованных любимчиках - совсем другое, и не слишком достойное.

Он спихивает с головы подушку, крепко зажмуривается и открывает глаза. Между шторами синяя полоска, еще не рассвело окончательно. В постели размером с плац-парад он один. За неплотно прикрытой дверью виднется свет, из кабинета доносятся вполне бодрые голоса.

- ... кстати - зачем вам понадобилась та папка про Юрия?

Хорошо узнаваемое ворчание капитана Негри. В такую рань шеф уже на ногах. Допустим. Но неужели он не мог найти лучшего места для утреннего моциона, чем императорский кабинет? Придется сидеть тихо, как мышь.

- А это я симптоматику изучал. В приложении к Зергу. Текущая сводка по нему, кстати?

- На вчерашней вечеринке у принца было шестнадцать человек, - резкий баритон Негри слышен отчетливо. - Женщины из заведения мадам Тимо... да, проверены, насколько это возможно. Приглашенные... Помимо постоянных визитеров: коммандер Элспет, лорд Форкерес, коммодор Форсмит, лейтенант Иллиан. - Пауза. Негри, должно быть, пожимает плечами. - Принц до сих пор не выходил из своих покоев, Форратьер вместе с ним. Последний гость покинул комнаты, - пауза, шуршит бумагами, - в двадцать шесть ноль восемь. Это был Иллиан. Задание? Нет, не было.

"Что же им, поговорить не о чем, кроме как обо мне? Да еще в моем присутствии за стенкой?" Иллиан осторожно садится на кровати, каждую секунду ожидая предательского скрипа пружин. Ему хотя бы отыскать халат, он будет себя чувствовать вдвое уверенней, чем голым в смятой постели, где они вчера....

- Лейтенант Иллиан не ночевал в своей комнате, - сообщает шеф СБ.

- Я знаю, - усмехается Эзар. - Ночевал он здесь.

Иллиан застывает, где сидел, ошарашенный. У шефа, видимо, выдержка оказывается крепче, потому что почти без заминки и эмоций тот интересуется:

- Это может повториться в дальнейшем?

- Вполне вероятно. Оформи парню допуск.

А, ну да. Есть ли смысл скрывать от шефа Имперской безопасности событие, где на главных ролях участвуют его основной подопечный и его непосредственный подчиненный? Однако у Эзара и выдержка... Или это он, чего доброго, хвастался? Иллиан внимательно вслушивается в слова за дверью.

- У него и так высшая категория, - сухо сообщает Негри. - Кастелянше дворца я распоряжения отдам. - Снова пауза. Шеф растерян или тщательно формулирует нечто нелицеприятное? Увы, второе. - Вы уверены в нем?

Короткая обида моментально перебивает у Иллиана искушение спрятаться под кровать. Ну или хотя бы в ванной.

- А ты? Если мы доверяем ему содержание докладов генштаба, будет ли нарушением доверить мои ночи?

Страшновато и лестно слышать такое, и голая задница не помеха внезапному желанию загордиться. Хотя чем?

- К докладам генштаба имеет доступ куда большее число людей, чем в вашу спальню, - сухо шутит Негри. - Я проверял его, но не в этом ракурсе.

Ой, вот в этом точно не стоило бы. Не наша специфика, по крайней мере, аналитиков по этому профилю не готовят...

- Еще не хватало! - фыркает Эзар. - Негри, парень и так просвечен с ног до головы.

- И что это просвеченный парень делал на пьянке у кронпринца? - хмуро интересуется Негри. - Сэр, я не сомневаюсь в его лояльности. Я сам его подбирал, и после этого специалисты уже покопались у него в мозгах. Но что касается личных слабостей... С вашего, - он делает крошечную паузу, - конфидента спрос больше, чем просто с секретаря в приемной.

- Предлагаешь составить перечень его должностных обязанностей? - в голосе Эзара слышится раздражение. - Провести инструктаж?

Негри отрывисто смеется. Пользуясь шумом, Саймон, наконец, нащупавший в ворохе одеял что-то махровое, осторожно сползает с кровати.

- Не старайтесь меня подловить. С обязанностями лейтенант как-нибудь сам разберется, если не полный идиот. А насчет инструктажа - мысль как минимум здравая, - замечает шеф СБ и прибавляет деловито: - По медицине и личной безопасности. Я поговорю с лейтенантом и доступно объясню ему, куда ему можно заходить пропустить стаканчик, а куда категорически запрещено.

- Последнее незачем. Думаю, что прививку от посещений моего отпрыска Саймон получил знатную.

И в двойном объеме, добавил бы Иллиан, если бы ему сейчас дали слово. Мысли, бродившие в его голове еще вчера днем, воспринимаются, словно чужие. Что это за молодой идиот решил понаблюдать за Джесом Форратьером в естественных условиях, отделить в нем интересное от вредоносного, понять, чем он привлекает разных и, в общем, неординарных мужчин? Кому пришло в голову смешать наивное любопытство теоретического логика и твердую уверенность скептика, что дурное его не запачкает? Как можно было вообще разглядывать кого-то другого, если нужен ему был только один человек? Непостижимая глупость.

- Ваша воля, сир, баловать мальчишку, - ворчит Негри, - но у меня он снисхождения не дождется, и я бы предпочел закрепить эту прививку самолично.

- Нет. - Императорское решение окончательное и обжалованию явно не подлежит. - Разговоров на эту тему ты с ним вести не станешь, и никому из своих ребят не доверишь. До того ведь не вел?

Иллиан наконец-то выдыхает и накидывает халат. Вчерашний разговор с Эзаром и так вынул из него душу, чтобы провести еще второй раунд с Негри на ту же тему.

- До того он не показывал слабину, - неохотно соглашается Негри. - Я понял, сэр, слушаюсь. На старости лет вы решили завести себе любимчика. - Но в ворчливом голосе таится едва заметная нотка добродушной насмешки.

- Решил, - кивает Эзар. - Печатью не заверял, прости уж. Что еще новенького?

- Текущая сводка...

В голосе Негри прорезается легкое облегчение, словно он рад сойти со щекотливой темы. А, может, шеф чувствует свою ответственность за неидеальное совершенство выбранного Эзаром подчиненного или даже не одобряет легкомыслия самого сюзерена. Хотя кого бы он, интересно, одобрил? Уж если офицер СБ кажется ему недостаточно надежным...

- Секунду, - останавливает его Эзар. И, нимало не стесняясь, повышает голос. - Саймон, подъем! Через четверть часа жду в кабинете!

Лейтенант Иллиан, точно получив ускорение хорошим пинком, срывается с места и несется в ванную. Мир, покачавшись, становится на свое место. Служба, регламентированная уставом, идет дальше, поблажек за красивые глаза ему давать не намерены, вести задушевные разговоры с начальством - не заставят, и даже пять минут на горячий душ у него есть. Ближайшая задача проста и понятна: выглядеть безупречно перед придирчивым взглядом капитана, чтобы не заработать выволочку на тему, чем имперский офицер отличается от растрепанного штатского бездельника. В общем, жизнь продолжается в обычном ритме до позднего вечера, а там... посмотрим.

Он оглядывается на кровать и хмыкает.