"ЗАКРЫВ ГЛАЗА ГОРА"

- Негри, - позвал Эзар. И капитан откликнулся:

- Да, сир?

Стол императора завален бумагами. Эзар читает доклад, делает пометки, подписывает наградные листы и говорит с начальником охраны. Он явно хочет успеть слишком многое, и Негри этого не одобряет. Но не на то он в этой комнате, чтобы что-то одобрять или не одобрять.

- Негри, сколько у нас режимов безопасности?

Ответ на этот вопрос Эзар знает, но почему-то ему нужно, чтобы это озвучил собеседник.

- Восемь, сир. С нулевого по седьмой.

- И нулевой – когда за монитором сидишь только ты.

Император кивает своим мыслям, и Негри угадывает следующую реплику:
- Мне нужен минус первый.

- При всём почтении, сир, мы договорились…

- Что я буду под надзором твоих сотрудников. Я и буду. И запись там будет, не волнуйся.

Сотрудников, значит. И запись. Да что же творится-то. Отродясь не бывало такого, чтобы курносый щенок похищал у монарха разум. Но Эзар снова подтверждает догадку:

- Сигнал к отключению запомни. Когда я закрою рукой глаза Гора на воротнике у Саймона…

Проклятье.

- …глаза Гора надо закрыть. Совсем, понимаешь?

Странно всё это. Иллиан… Его двести раз проверяли, что верно, то верно.

- Как я узнаю, когда возобновлять наблюдение?

Его Величество разводит руками.

Негри закатывает глаза.
- Полчаса вам хватит?

- Умеючи – долго.

А вот дразниться не надо. Иначе и на ехидство нарваться можно.
- Первые несколько раз вы вполне, хм, укладывались.

Эзар роняет ручку.
- Да уж, верно, укладывались… да. - Какое неуместное веселье, а? - Хорошо сказано, капитан.

Император, отсмеявшись, наклоняется вперёд через стол.
- А поговорить? – вопрошает он и снова хохочет.

- Сир… Негри запихивает в угол праведное негодование, сейчас оно не к месту.
- Зачем вам с ним разговаривать, да ещё от меня втайне?

- Что-то не понял, капитан, ты кому здесь не веришь – мне или своим же людям?

Ох, как же с ним трудно-то. К чему этот переход на личности?

- Я Иллиана сам проверял.

- Знаю.

- Я небезупречен, сир.

- Хм.

- Ладно! Он безопасен. Зачем вы хотите с ним разговаривать? Чтобы передать ему службу?

- Думаешь, он не подходит для этой работы?

О. А вот это серьёзный вопрос. И на Эзара похоже больше. Может, для того и разозлил?

- Так… Он ответственный парень. Исполнительный. Хороший аналитик. Что можно сделать без гениальных озарений – сделает. Знаете, для этого эксперимента отбирали тех, кому он принесёт наибольшую пользу. Он может очень многое извлечь из своего чипа. И всегда делает домашнее задание. Ошибки не повторяет.

Негри вздыхает: император снова хохочет о своём:
- Я заметил, спасибо! Нет, это нечестно. Я не должен над ним смеяться, - ... но перестать не может. – Исполнительный…

- Очень рад, что вам весело, сир. Я могу идти?

- Сиди! Эй, Негри! Ты не ревнуешь случайно?

- Я должен знать о ваших планах, сир.

- Ну да.

- И, кстати, готовить мне преемника – моя обязанность, не ваша. Вы и так переутомляетесь.

- Теперь ты будешь меня учить! – Эзар поднимается, откладывает бумаги и в три шага огибает стол. – Ты ревнуешь, мой капитан. Кто нас смотрит?

- Никто.

Ладонь Эзара ложится на воротник Негри, накрывает глаза Гора. Никому больше начальник СБ не позволил бы потянуться к своей шее. Здесь и сейчас этому рефлексу нет места.

- На случай, если вы забыли, сир: я не по этой части.

- Забудешь такое, как же. Но посидеть со мной ты можешь?

Эзар обнимает своего капитана за плечи и ведет на кушетку.

Они садятся, и Негри ловит взглядом отражение в окне. Эзар смежил веки, его лицо почти безмятежно. И ради этого можно промолчать. Нахмуриться, наклониться вперед и упереться руками в колени, давая понять, что готов встать, как только отпустят, но промолчать.
Ведь лгать можно и языком жестов.

Вот так всегда – всю жизнь смотришь в одном направлении, потом появляется какой-то мальчишка…
А всё-таки странно, как тогда сложилось. Кто бы мог подумать, что удалая не похоть даже – всеядность ещё-не-императора Эзара, натолкнувшись на противодействие, за сорок с лишним лет перебродит в… это. А во что? Нет, любовь – это слишком общо… в привязанность? Нет, тут должно быть какое-то выражение…

- Я не хочу передавать ему службу, капитан. Пусть поживёт нормально. Я хочу, чтобы СБ передал ему мой преемник. А лучше – внук. Только тогда препроводив тебя, упрямый, на покой с почестями. Что скажешь?

Да, выражение есть. Этическая манипуляция. Ваше величество, вы вообще умеете чувствовать? А улыбается, как довольная акула.

- Ты будешь служить моему преемнику так же, как мне? – в голосе Эзара звучит металл.

Негри высвобождается, встаёт, разворачивается. Он действительно зол. Иначе не поцеловал бы в губы своего императора.

Когда он отстраняется, Эзар наконец открывает глаза. Лет пять назад в них плясали бы чертики. Всё, отплясались. Устали.

- Передумал наконец, упрямый? Или это ответ?

- Это ответ.

- Может, не будем играть в шарады?

- Я могу всё, ваше величество. Но не всё из того, что я могу, доставит мне удовольствие.

Эзар кивает.
- Ясно. И всё же в этот раз я вынужден настоять.

И Негри кажется, будто этот человек знал всё с самого начала. Знал и… ради второго раза не настаивал в первый. Отменно глупая мысль.

- Как скажете, сир. Я могу идти?

Эзар кивает, снова закрывая глаза.

Аудиенция закончена.

- Саймон, отомри уже, ожог же получишь, - сонно говорит император.

Иллиан выходит из-за портьеры, и стаканы в серебряных подстаканниках занимают своё место на столике.

- Только не думай, что я выбрал тебя на замену этому упрямому, ладно? Вы совсем разные, совершенно. Остальное правда потом. Давно слушаешь? Спасибо, что не стал его смущать, кстати. Понимаешь, я забыл, что ты вернёшься, - Эзар зевает. – Так, всё. Прибери на столе и свободен, я спать пойду.

Иллиан качает головой. Цену императорским случайностям он уже знает. Взять на заметку: шефа не раздражать.

Негри возвращается на пост, роется в ящиках, достаёт неуставной огнеопасный кипятильник, бульонную кружку, пакет сухариков и пакетики с супом. Куриный он ел на обед, сырный невкусный какой-то…

Швыряет кружку в стену, сжимается в тугую пружину, его плечи сотрясаются от рыданий. Эзар умирает. Не император. Его Эзар. Его, а не мальчишки Саймона, как бы то ни было.

Но глаза остаются сухими, и заплачет капитан Негри, человек без страха, жалости и имени, только на похоронах.