|
- Саймон, - окликает Эйрел. Саймон Иллиан поднимает голову и глядит на него. Похоже, впервые по-настоящему глядит с тех пор, как они познакомились.
Он помнит, что все эти годы не смотрел на него, а лишь отмечал взглядом новое, все небольшие изменения, случающиеся в облике Эйрела Форкосигана. Еще больше проседи, потом седины, или специально надетый мундир Дома - после стольких дней, когда тот не вылезал из зеленой военной формы - или потертые сапоги. Мелочи, на самом деле. Дополнения к безупречному и полному образу Эйрела, который хранился у него в голове.
Теперь, чтобы видеть Эйрела Форкосигана, Саймону необходимо на него смотреть. Чтобы видеть его красно-синюю дворцовую форму (аудиенция у императора, конечно же, но орденов нет, ведь это не смотр), седые волосы, улыбку и обеспокоенный взгляд.
- Не то чтобы у меня была скверная память, - объясняет он, стараясь, чтобы это прозвучало простой констатацией факта, легко, безболезненно. Эйрел всегда предпочитал получать короткое устное резюме перед тем, как вчитаться в письменный доклад. - Просто нетренированная.
Физиономия Эйрела самую малость меняется. За эти годы Саймон привык, что знает все выражения его лица чуть ли инстинктивно. Прежде он мог бы отозваться на любое движение его глаз, повиноваться любому безмолвному приказу.
А теперь не может даже прочесть их.
- И неполная, - прибавляет он.
- Все, что было на чипе, пропало? - спрашивает Эйрел, хотя он и так должен знать ответ. Это что, очередной тест, проверка, сохранил ли Саймон способность соображать? Может ли по-прежнему существовать в форском обществе, не портя все и вся?
- Чип был уничтожен, - отвечает Саймон, решив, что станет интерпретировать вопрос Эйрела как озабоченность вопросами безопасности. - Что осталось от него, помещено в дворцовые хранилища Грегора. В чипе не было устройств доступа иначе, как из мозга носителя. Грегор заверил меня, что с этих останков ни один умелец данных считать не сможет. Еще бабушка надвое сказала, можно ли в этих обломках вообще опознать технологическое устройство.
Эйрел кивает.
- Так что... - начинает он с подкупающей нерешительностью, - что ты помнишь?
- Откуда мне помнить, чего я не помню! - это вырывается само, прежде чем Саймон успевает сдержаться. Впрочем, говорить об этом здесь и сейчас можно, он это знает, а то бы не сказал ни слова. Нет, он не представляет собой угрозы для безопасности. И весь остаток своей жизни, каким бы коротким тот ни оказался, он не будет предметом конфуза, развалиной, которую нельзя выпустить на люди, чтобы он не начал выбалтывать на вечеринках государственные тайны ради поддержания беседы.
- Большая часть моих воспоминаний пуста и бессодержательна, - продолжает он спокойным голосом. Намеренно спокойным. Когда-то его называли хладнокровным ублюдком с серебряными Глазами. И он снова сделается таким. Он не вправе поддаваться. Иллиан всегда знал, что рискует стать мишенью для снайпера, просто не ждал, что снайпер выстрелит в самую сердцевину его мозга, а он сам останется жив. - Меня заверили, что это для человеческого мозга такое нормально. Я столько лет хранил в памяти множество всего избыточного и ненужного, что, если честно, разучился обращаться к ней произвольно. Это временная проблема. Я с ней справлюсь.
Эйрел тянется к нему рукой и останавливается, отводит пальцы от плеча Саймона.
- А меня помнишь? - спрашивает он.
Эйрел был центром его жизни тридцать лет. Ни усилий Луки Гароша, ни всей хитроумной технологии, покоящейся в хранилище для улик, не хватило бы, чтобы стереть его из памяти Саймона (до тех пор, пока он помнит хотя бы собственное имя). Но помимо этого, есть еще... нет, это не мгновенная вспышка памяти, с ними Саймон уже знаком. В первые дни они случались постоянно, он отчаянно с ними боролся и выиграл эту войну, раз и навсегда. Но это не похоже и на вызов воспоминаний из чипа, их Саймон тоже помнит. Они делали его непогрешимым, ведь он мог припомнить все, до последней подробности.
Нет, не то. Даже близко не похоже.
Но он помнит. Помнит сейчас, с открытыми глазами, видя стоящего перед ним Эйрела - тот смотрит на него так, будто Саймон сделан из хрупкого стекла, и это чертовски обидно. И одновременно Саймон видит его лежащим на белой простыне. Только не помнит, что это была за постель, и при каких обстоятельствах все случилось, и почему в этом воспоминании Эйрел смеется над ним, и откуда у того ссадины на плечах и руках. Саймон не помнит даже, поубивал ли тех, кто был виноват в этих ссадинах. Да, он не помнит "где" и "почему", зато знает, "что", и это достаточно близко к настоящему воспоминанию, чтобы у него почти перехватило горло.
- Что ж, соблазнять меня заново тебе не требуется - если тебя это беспокоит, - отвечает Саймон, всеми силами стараясь показать себя обиженным и раздосадованным одним фактом того, что Эйрелу приходится спрашивать. - Не то чтобы в первый раз тебе это удалось без проблем.
- Я был пьян, - с облегчением в голосе роняет Эйрел, и похоже на то, что он цитирует свои же реплики из какого-то давнего спора.
Саймон не может припомнить никакого давнего спора.
- Не был, - возражает он. И вдруг с испугом сознает, что память способна ошибаться. Что если Эйрел действительно помнит происшедшее иначе, чем оно хранилось в чипе памяти Саймона? Что если эта разница существовала всегда? Как без чипов, без безупречной памяти можно точно знать, что вы делали десять, двадцать, тридцать лет назад?
- А стоило бы, - говорит Эйрел задумчиво, и Саймон безнадежно мечтает о том, чтобы вспомнить свою реплику. У него нет не малейшего представления, что за ответа от него ждут. Каких слов ожидает Эйрел.
- Было и быльем поросло, - отвечает он вместо этого.
Эйрел усмехается, и Саймон с облегчением понимает, что выбрал верный ответ.
- И мы все еще держимся, - договаривает Эйрел какую-то припомненную им старую фразу. - Мы все еще здесь.
Он стискивает плечо Саймона, и того настигает вспышка памяти - обычной человеческой памяти, следовательно, такой ужасающе подверженной ошибкам. Он вспоминает, как однажды, когда-то давно, они шли этими самыми коридорами, неясно откуда, и Эйрел уронил руку ему на плечо. Он помнит, как Эйрел прижал его к стене - и Саймон в первую секунду подумал о нападении на дворец, его рука потянулась к плазмотрону. (Хотя он точно помнит, что в детстве Грегора никогда не носил энергетического оружия во время своих каждодневных визитов во дворец, только на светские мероприятия - ведь мальчик мог попытаться стащить плазмотрон у него с пояса. Неужели тогда был особый случай?) Эйрел поцеловал его и со смехом сообщил на ухо, как все неожиданно получилось и что Саймону теперь придется подчищать записи наблюдения. (Хотя если бы он только притронулся к дворцовым регистраторам, то глава дворцовой охраны, кто бы там ни занимал этот пост тогда, в отместку перерезал бы себе горло прямо у него в кабинете... как же его звали, начальника охраны?) А Саймон ответил тогда, что свою память он подчистить не в состоянии и что если он не часть системы наблюдения, тогда кто - часть? Эйрел снова рассмеялся и поцеловал его...
- Я все еще здесь, - отзывается он неискренне.
"Я думаю".
