"ДЕВЯТОЕ ПРАВИЛО, СЭР!"

Рев, низкий и реверберирующий, вкручивался в виски. Неумолчно, неустанно, дополняясь то диким скрипом, то грохотом падения чего-то тяжелого. Можно было заткнуть уши. Например, двумя подушками. Тогда звук стихал, становился всего лишь натужным гудением большого шмеля где-то над головой, зато особенно хорошо чувствовалась вибрация. Казалось, это не закончится никогда...

Внезапно все стихло. Майлз недоверчиво высунул нос из-под подушки. Тишина, лишь где-то вдали голоса множества людей. Да не где-то, за окном! С трудом дотянувшись до костылей, Форкосиган-самый-младший спустил ноги с кровати и неуклюже поковылял к окну. Так и есть: солдаты в форме СБ стягивались к полевой кухне, стоявшей на лужайке перед особняком. Майлз безошибочно выделил Саймона Иллиана, с хмурым видом просматривающего чей-то электронный планшет, и невозмутимого Ботари в ливрее - по указанию леди Форкосиган, тот следил за порядком. Логичное решение, если в доме проводят строительные работы сразу больше полусотни людей.

Сама Корделия принимала живейшее участие в перепланировке рабочего кабинета отца ("Мне всегда не нравились эти мрачные цвета. И стены! Неужели нельзя поставить нормальные светильники, а не антикварный хлам, немногим лучше свечей? Вы, барраярцы, привержены традициям, но не за счет здоровья!"), и Майлз на какое-то время остался один. Дед сейчас жил в Форкосиган-Сюрло, следовательно, никаких оруженосцев и их кудахтающих жен.

"Не один, а со своими переломами," - мысленно поправил он сам себя, мрачно наблюдая за суетой под окнами. Еще полчаса блаженной тишины обеспечено. А все проклятые кости, из-за которых "после применения нового препарата нельзя увозить пациента на расстояние большее, чем 15 минут лета до госпиталя".

Майлз покосился на датчик, выглядывающий из-под обвязки гипса: тот успокаивающе подмигивал зеленым огоньком. "Словно киборг какой-то!".

Ну и чем сейчас заняться? Есть не хочется, отца дома нет, мать лучше не отвлекать - себе дороже ("Майлз! Почему ты на ногах?! Немедленно пообещай, что с кровати ты больше не встанешь, пока не освободится Ботари!"). Почитать разве что - пока концерт с перфораторами под названием "модернизация линий правительственной и военной связи в доме регента" не начался с новой силой.

И Майлз поковылял к библиотеке.

Библиотека являла собой зрелище величественное и жуткое одновременно: стеллажи частью сдвинуты, частью опустошены, книги увязаны аккуратными стопками и бережно обернуты полиэтиленом. У стены сверкал свежей полировкой новый тактико-связной пульт, строительный мусор убран, поднятый паркет уже уложен назад, а у письменного стола стоит новая тумбочка - с еще большим, как водится, количеством ящиков, ящичков и отделений. Сейчас все бумажные залежи из недр прошлого пристанища были аккуратными стопками уложены на столе. Секретные и хоть сколько-нибудь важные документы хранятся в сейфе, а тут - так, личная, ничего не значащая переписка, черновики записей...

Взгляд Майлза зацепился за объемистую, старую папку с завязками. Хмм, и что бы это такое могло быть? Было дело - сунул он свой нос в записи лорда-регента в поисках чего интересного - и, покопавшись, не нашел: бухгалтерские отчеты о содержании дома вперемешку с выписками из законодательств, неотправленные письма и наброски перепланировки лужайки (наверняка мамина работа!) годились, по мнению восьмилетнего Форкосигана, только для одного - стать материалом для бумажных самолетиков. Последствия авиационного бума были самые печальные...

Майлз с папкой проковылял к чудом не занятому бумажными залежами диванчику, аккуратно сложил костыли и потянул за завязки. Ого! С первого листа на него грустно и гордо одновременно смотрела красивая молодая женщина. Портрет, выполненный карандашом в легкой летящей манере, вряд ли мог бы называться шедевром искусства - но, насколько мог судить уже вкусивший плодов образования юный отпрыск славного рода Форкосиганов, - вполне себе ничего. Майлз аккуратно доставал из папки рисунки, внимательно рассматривал. "Если наброски лежат в личных вещах - значит, рисовал кто-то из родителей, и скорее всего – отец, мать рисовать точно не умеет. Вот уж неожиданное открытие!"

Следующий лист был еще интереснее:

"... предложение дружить семьями вовсе не обязательно означает групповой секс между дружащими парами, хотя полностью не исключает такую возможность. Однако, в случае получения такого предложения, нельзя сразу задавать уточняющий вопрос, как совместно, так и одному из партнеров наедине..."

Майлз перечитал абзац два раза, прежде чем понял, что хотел сказать неизвестный автор. Неизвестный?! В документах отца?!

«…дополнительно учитывать следующие нюансы: проявление инициативы в предложении дружбы со стороны женщины в присутствии мужа следует расценивать как попытку навязаться «в гости» для переговоров мужчин в приватной обстановке, и, как правило, означает не проявление именно дружеских чувств, но желание пойти на обоюдные договоренности…»

Форкосиган-младший слегка покрутил головой, стараясь прорваться через переплетение слов: ну и слог! Так только мама выражается, иногда, когда хочет что-то донести до отца… Мама?! Майлз впился глазами в текст:

«… если же мужчина пытается выразить дружеские чувства с глазу на глаз, это необходимо расценивать как предложение секса, как правило, традиционного. Если при этом он принес ёмкость с алкогольсодержащим напитком – в скором времени, причем градус крепости указывает на то, как сильно он спешит. Отвечать отказом, т.к., вполне возможно, ищется повод для давления на семью Ф. через меня». На полях карандашом было дописано: «узнать наличие у Э. оружия/Ботари, можно вызвать на откровенный разг. Учитывать полит. влияние. Следить за Э., чтобы не нарушить пр. № 9».

Майлз пораженно уставился на текст: нет, конечно, мать красивая женщина, особенно, учитывая возраст, но узнать, что с ней вот так пытались откровенно… И она это записала… И – тут до него, наконец, дошло – показала отцу?! И использовала ЭТО в политических играх?!

Майлзу слегка поплохело от такого предположения, и он поспешно вчитался в следующий листок:

«… Таким образом, если в женском кругу идет обсуждение достоинств брачных партнеров, обязательно добавить т.н. стандартный список жалоб (мало обращает внимания/поздно возвращается/женат на работе), но ни в коем случае нельзя озвучивать реальные претензии, т.к. подобные сведения активно передаются и могут быть использованы против семьи и Э. в частности…»

Еще лучше! У матери были «реальные претензии» к отцу, которые она могла рассказать своим подругам?! Впрочем, разъяснение нашлось тут же – подписанное тонким карандашом снизу:

«…возможные недовольства в прямой форме возможно высказывать только непосредственно супругу, пр. №9 учесть»

Листы шли явно не по порядку – на первом снизу было подписано «пр. №4», на следующем - №6, а на очередном – крупно и по центру – «Правило №1». Ниже чуть мельче красовались: «на Барраяре секса нет!!! (три подчеркивания)…»

Юный фор почувствовал легкое головокружение - на миг ему представилась мама, сочувственно качающая головой: «Это же Барраяр, тут чтятся исконные традиции. Только искусственное оплодотворение». Естественно, для Майлза в двенадцать уже не было загадкой «откуда берутся дети», более того – он и сам начал проявлять интерес к этому процессу – и тут такой удар! Несколько ужасных секунд он боролся со своим чересчур живым воображением, потом поспешил читать дальше – пока его разум не придумал себе очередную проблему:

«…то есть упоминания этого процесса, а также любого другого, связанного с ним, в научном термине недопустимо ни с каким собеседником, кроме мужа наедине...» Фух, уже легче!

«…(NB: мать или старшая сестра? Узнать, как они учат девочек). Слова же народного, исконно барраярского обихода, имеющие отношение к описанию процесса размножения и сопутствующие описания, являются оскорбительными...». На полях было подписано «попросить Э. составить список!»

«…Оскорбление от мужчины решается мужем, от женщины – ответными выражениями(?), от не-форов – Ботари».

И ниже, другой ручкой было приписано: «не забывать про №9 в процессе»

Кладезь традиций барраярской культуры все глубже открывался перед Майлзом с каждой из заполненных легкой женской рукой страничек: из двенадцатого правила он узнал условные сигналы веером, которым каждая уважающая себя дама могла объясниться не хуже, чем моряки прошлого – флажковой азбукой (как подозревал Майлз, на флоте сигналы были куда менее разнообразны), из седьмого – о том, что «узнать у женщины, что она хочет, можно только непосредственно наедине в постели», а тринадцатое, поименованное Корделией «возьми и покажи», вогнало в такую краску, что пришлось снова усиленно мотать головой, пытаясь приструнить распоясавшееся воображение.

Одиннадцатое правило накладывало табу на обсуждение собственных достоинств с партнером, а третье – наоборот, разрешало хвастаться любовными победами перед своими знакомыми-одногодками в гомогендерной среде, причем активно нахваливать ум и фигуру партнера, а также собственную удаль, но никак не описывать особенности соития и совсем не упоминать о недостатках – ни своих, ни чужих.

И везде – в каждом правиле, чаще всего, в конце, - стояла ссылка на правило №9. Которое, как назло, все не попадалось. Последние листы в папке были опять заполнены карандашными набросками разной степени завершенности – и никакого намека на девятое правило.

Майлз сложил листы обратно в папку, медленно затянул завязки «бантиком», положил рядом – новая информация требовала тщательного осмысления. Даже когда за дверью библиотеки раздались голоса и в залу вошли хмурые связисты-СБшники вместе с Ботари, Майлз дал последнему безропотно отнести себя в комнату и уложить на ненавистную кровать, но любопытство никак не унималось.

Отец, вернувшийся непривычно рано, сидел во главе небольшого уютного стола, где собралась только их семья – он, Корделия да сам Майлз. Был еще Ботари, но оруженосец скрылся за дверью: понадобится – позовут. Разговор легко плелся, не задевая важные темы – ни слова о политике при детях. Как, кстати, и о сексе – правило №2!

Мать вовсю расписывала новые лампы, жаловалась на попорченный газон (больше для проформы), а отец – рассказывал разные сплетни о придворных. Майлз без аппетита жевал, пытался справиться с любопытством – и не мог!

- Я сегодня успел посидеть в библиотеке, пока у связистов был перерыв на обед… - рискнул вставить он в образовавшейся паузе. Родители перевели взгляды на него – улыбались почти одинаковыми улыбками, ожидали продолжения, но сам Майлз никак не мог подобрать слова.

- Видимо, ты нашел там нечто интересное, мой дорогой, – ласково поддержала сына Корделия, – верно?

- Д-да, мам. В картонной папке с завязками…

Родители украдкой переглянулись – похоже, они в упор не помнили, что у них в библиотеке и в какой папке хранится, - и ободряюще посмотрели на свое чадо: дескать, продолжай.

- Там… папе меняли тумбочку, вытащили бумаги… ну вот я и взял эту папку…

- Надеюсь, – лорд-регент говорил грозно, но было видно, что он не слишком старается сдержать искреннее веселье, – ты не решил повторить авиационно-конструкторские подвиги юности? Было бы несколько обидно узнать, что ты за эти годы не изменил своему мнению о важности некоторых документов!

- Нет, что ты, папа! Я всего лишь посмотрел… там были рисунки.. эээ… ну и несколько страничек рукописного текста…

- И что же тебя в них так поразило, сын? – леди Форкосиган даже слегка наклонилась к нему, выказывая любопытство.

- Нууу… эээ… там были… эээ… некоторое правила… Такие… когда можно говорить, а когда нельзя.

Майлз недоуменно уставился на родителей: те искренне хохотали, отец – откинувшись на спинку стула, с бокалом вина в руке, а мать – опираясь руками на стол:

- Он нашел твое творчество, дорогая! Ха-ха, представляю, на какие вопросы нам теперь придется отвечать!

- Сам виноват, мог бы и в сейф убрать!

- Чтобы это через день лежало на столе у Негри?! Благодарю покорно, но столь секретные сведения предпочитаю хранить в более неприкосновенном месте!

- Ну вот Майлз нашел же, – Корделия хитро прищурилась.

- Мой сын – настоящий Форкосиган. Я уверен, он правильно воспримет твои бетанские изыски! – и оба опять рассмеялись.

Когда первый шок от родительской реакции прошел, Майлз все-таки рискнул спросить – раз уж за само чтение не осудили:
– А что за девятое правило, там на него постоянно ссылаются? В папке его не было…

Уже успокоившиеся родители вновь повалились со смеху – Эйрел даже начал икать и был вынужден запить гомерический хохот вином. Впрочем, он продолжал фыркать даже после этого. Корделия, отсмеявшись, все же пояснила своему непутевому чаду:

- О, это самое главное правило интимного разговора на Барраяре! Дорогой, прости мне несколько вульгарный язык… – Эйрел только кивнул. – Звучит оно так: «Никогда не трахать мужу мозг!»