Драбблы и мини
Рейтинг: от слэш R до PG Примечание: собрано по @дневникам (www.diary.ru).
|
Гулкое эхо под сводами мрачной залы молчит уже две минуты. Две с половиной. Три. Слишком плохо. Тикает, тикает секундомер сердца, дрожит стрелка. Полночь.
- Мой Император, оставьте это... - надрывно, умоляюще звучит тихий голос архитектора в двух шагах от трона. Никто в этом мире доселе не мог заставить голос отрешенного дрогнуть: Доно всегда был слишком глубоко в себе, чтобы его что-то задело. Но если с этой задачей не справилось ни одно "что-то", должен был справиться кто-то. Тот, кто настолько в себе, что уже совсем не в себе.
- Мне не нравится, - самодовольно улыбается Ури, и даже эта улыбка выходит горько-жестокой, когда голова императора резко разворачивается навстречу обреченному взгляду. Когда он поднимается на ноги, и в жесте его - отведя руку назад, опереться на подлокотник - бледной тенью скользит неуверенность.
Какая, к черту, неуверенность, скажете вы? Так нельзя! Правитель должен быть сильным, волевым, если нужно - жестоким.
Ослабей он на секунду - и другие жестокие займут его место, ибо только такие люди и могут стоять у власти. И я отвечу: о да, показалось, всего лишь почудилось.
А он - требовательно сожмет свободную руку в кулак, и тихий хруст ломкой белой бумаги разорвет залу, как разорвала бы воздух в ней молния, и ударит похоронным колоколом в голове архитектора:
- Раньше твои проекты нравились мне больше, - продолжая комкать бумагу, не отводя взгляда от лица Доно, заговорит он, - а этот по сравнению с прошлыми - банальность. Оригинальности - нет. Изюминки - нет.
- Позвольте мне, - дрожащая рука, взметнувшись вверх, тянется к неузнаваемому уже белому листку, - я исправлю, я все исправлю... только не рвите...
- Ты забыл сказать "Мой Император!" - рычит Ури и, словно в припадке, срывает с ноги домашний тапочек и, прицелившись секунду, запускает в архитектора. Одеяние императора давно не парадно - сколько дней он не выходил из дома? Сколько долгих дней, когда прислужники его вырезали высшее сословие Барраяра одного за другим?
Он больше не опирается на трон - он стоит прямо. Странная усмешка искажает его лицо, и кажется оно лицом древнего чудовища из нереальной готической сказки. Двумя руками остервенело разрывая бумагу с проектом здания, Ури безжалостно чеканит слова:
- Не забывайся. Больше. Никогда. Я выбираю. Позволить или не позволить. Казнить или помиловать. Я - сила. Я - власть. Я - все. Понял? -
И летит, летит белое конфетти с едва заметными четкими карандашными линиями на обрывках по ступеням, нисходящим от трона, по воздуху, почерневшему от боли - или просто ночь сегодня безлунная? - по словам архитектора, беззвучно срывающимся с губ, по времени, заметая кровь, успокаивая все живое: скоро Зимнепраздник, будемте верить в лучшее... И падает на голову Доно Форратьера - и, словно под тяжестью неимоверной, склоняется голова его, совсем юное, но уже осененное несколькими морщинами лицо опускается вниз и теряется во мраке. И сдвигается наконец злосчастная стрелка с отметки "полночь", и секундомер сердца замирает, но отсчет продолжает за него секундомер шагов. Прочь, прочь из пустой огромной залы, рассеянно смахивая с головы обрывки замысла, и думать "Ты давным-давно доказал мне свою силу, зачем же столько раз доказывать это себе, снова и снова, чтобы даже я сделался разубежденным?"
И внезапно - услышать за спиной тихий, с надрывом голос, так не похожий на обычный приказной тон:
- Только ты один... Не бросай меня.
... и обернуться...
- Ой, Эйрел, как здорово! – восхищенный вопль огласил аллею прежде, чем к крыльцу особняка подлетел гнедой конь, породистый и статный. Возле самых ступенек он остановился, и то не потому что девочка на его спине натянула поводья, а потому, что конь явно не пожелал врезаться в перила. Юная наездница не упала, изо всех сил вцепившись в седло, так что побелели костяшки пальцев. Встряхнув кудрями, она засмеялась:
- Нет, это было потрясающе! Настоящая лошадь! И на ней можно ездить! Я ведь ехала очень быстро, правда, Эйрел?
- Ну-ну, Соти, - нахмурился напыщенный мальчик в расшитом мундирчике, стоящий на второй ступеньке, и, как подобает истинному джентльмену, подал руку спускающейся с седла девочке. Соти не обратила внимания на протянутую ладонь и резво скатилась с седла, не прекращая смеяться и голосить:
- Ну что тебе не понравилось, Эй? Я ведь езжу первый раз!
- Не называй меня Эй, - степенно произнес мальчик, опершись на перила с видом заправского домовладельца. – Я уже пять раз говорил тебе, как меня зовут. И ездишь ты неправильно.
- Почему это неправильно? – обиделась Соти.
- Дама должна сидеть в седле подобающим образом! – маленький Эйрел поднял вверх большой палец. Он ездил на коне уже семь или восемь раз и поэтому считал себя знатоком, в обязанность которого входило объяснить бестолковой инопланетнице барраярские обычаи.
Соти надулась:
- Мистер Фокосиган, - с нажимом произнесла она, от возмущения проглотив букву «р», - я всю жизнь езжу в гравикресле, и мне сложно привыкать к земному притяжению! – Одной рукой девочка держалась о перила, еще двумя судорожно уцепилась за край ступеньки, а левой верхней гладила круп коня, мокрый от пота.
- Ну-ну, - повторил Эйрел. Однажды он видел гравикресло, и ему показалось, что удержаться в нем не составляет никакого труда. Об этом он и хотел сказать раскрасневшейся Соти, но на пороге показался отец – большой и уверенный, как всегда.
- Что я слышу? Мой сын беспардонно обращается с гостьей с другой планеты? – укоризненно произнес он и подхватил девочку на руки. Судя по тому, что та вздохнула с облегчением, ей и впрямь стало намного легче.
- Папа Бел тоже говорил: барраярцы – жестокие люди… - уже тише сказала Соти, но начала успокаиваться. Марк Форкосиган погладил ее по голове большой теплой рукой.
- Не сердись на моего сына, юная леди. Он еще вырастет и все поймет. И тогда он обязательно перед тобой извинится.
- Ну-ну, - продудел себе под нос мальчик, когда отец внес девочку-квадди в дом. Он не был уверен, что это время когда-нибудь наступит. И к тому же, он уже семь раз ездил на коне и кое-что в этом понимал.
- Лейтенант Иллиан по вашему распоряжению прибыл, ваше высочество.
Кронпринц Зерг Форбарра поднял красные опухшие глаза.
- Вольно, лейтенант.
Достал из нагрудного кармана кителя магнитную карту верховного командующего. Насыпал дорожку. Смачно втянул, вытер нос.
- Да. Нюхаю вот кокаин. Готовь доклад отцу. – Он неприятно засмеялся. - А смешно вчера получилось? С Форкосиганом. Ну, Джес... не любит ведь быть посмешищем. А полез целоваться. Как под гипнозом. Что такого есть в твоем начальнике? Рассказывай.
Он сполз вниз по спинке кресла, развалился, запустил руку за расстегнутый пояс штанов.
Саймон покосился на двух личных охранников с нейробластерами, застывших по сторонам от двери. Перевел взгляд обратно на кронпринца, чтобы обнаружить дуло пистолета с глушителем, нацеленное в лицо.
- Ну?
- Лорд Форкосиган добросовестно исполняет свой воинский долг.
- Как-как он исполняет воинский долг? Снизу, сверху, как долго? Сколько раз за ночь? Думаешь, не выстрелю?
Ствол почти не дрожал, как будто дрочить правой рукой и целиться левой было для принца Зерга привычным занятием. Пуля вырвалась с глухим хлопком, левое ухо заложило. Иллиан подавил желание вытереть пот со лба.
- Ах ты черт, промазал.
Он выбрался из кресла, споткнувшись; подошел к Иллиану, остановился, только когда грудью уперся в его грудь. Выдохнул прямо в губы:
- Покажи.
Ослепительно прекрасным июньским утром подросток, наружностью под стать этому времени дня и года, сидел на широких каменных перилах внешней террасы старинного замка и болтал ногами.
Счастлив ли был в эти минуты пятнадцатилетний Айвен Форпатрил, любимчик судьбы, одарившей его безупречным происхождением, перспективой богатого наследства и редкостной красотой?
Очевидно, нет.
Парень шмыгнул носом и саданул каблуком по столбику, так что с шуршаньем посыпалась каменная крошка. Темные брови его были сдвинуты, на лице явственно читались обида и недоумение.
"Почему? Почему дядя Эйрел никогда не обращает на меня внимания? Сына обнимает, секретаря по плечу хлопает. А до меня и пальцем с начала лета не дотронулся, будто я... какое-то дерьмо собачье. Вот и вчера, когда нас с Анкой-горничной в кладовке застали... Мама мне подзатыльник влепила, Анку обещала уволить. Тетя Корделия битых полчаса нудила про эти, как их... бетанские сексуальные традиции. А он – только скривился и отвернулся! Как всегда! Как будто я пустое место! А ведь мой отец был его боевой товарищ! "
*
"Почему? – повторял про себя лорд регент Эйрел Форкосиган, стоя под холодным душем. Ледяные струи жалили, как разряды парализатора. Но он стойко терпел назначенное себе наказание. – Откуда это наваждение? Почему теперь? После 16 лет счастливой семейной жизни? Почему он? Пятнадцатилетний придурок, то есть племянник?
Почему?"
- Значит, партия прогрессистов? - отвернувшись от комма, Грегор с иронией поинтересовался у бесшумно вошедшего в его кабинет Доно.
- Как я уже и отмечал, любимая старая гвардия, вряд ли поддержит мои изменения, а позволить себе проиграть я не имею права. И ради Пьера, и ради себя. - Форратьер смело посмотрел в глаза императора. - Так что же вы думаете об этом на самом деле, сир?
- Это дело поднимет самую настоящую бучу в Совете графов...
- Я не об этом. - Осмелившись перебить самого императора Барраяра, а также Комарры и Зергияра, Доно сделал пару шагов вперед, оказавшись перед его императорским носом...и всем остальным. - Я не об этом, Грег...
- Неужели? - Резко поднявшись, Грегор Форбарра удивленно посмотрел на Донну... Доно Форратьера, - И о чем же теперь может идти речь, лорд Доно? - и намеренно задержал свой взгляд на бородке и усиках представшего перед ним представителя верхней ступени пищевой цепочки.
- Можете мне не выкать, я же не император. - Улыбнулся Форратьер, кончиками пальцев осторожно коснувшись запястья императора, а потом резко притянув его ладонь к своему сердцу. - Все внешнее - это лишь десять процентов, а остальные девяносто так и остались здесь, мой император.
- Может, ты скажешь, что теперь до них еще и легче добраться? - Не смог сдержать улыбку Грегор, в то время как в его глазах заиграло любопытство.
- Ну, для того мы так и стремимся быть прогрессистами. Признайтесь, сир, что вы всегда благоволили им. - Ухмыльнулся Доно, притягивая к себе Грегора. - И докажите мне это.
- Только ради прогресса... - Усмехнулся в ответ император, прежде чем коснуться губ нового голоса любимой партии.
Майлз Форкосиган, Имперский Аудитор праздновал окончание своей холостой жизни. Дата свадьбы была назначена, график мероприятий утвержден СБ. По старинному обычаю отмечали мальчишник.
Среди веселящейся толпы только двое оказались немного в стороне. Бел Торн, бетанский гермафродит из всех присутствующих был знаком лишь с Майлзом, Марком и Айвеном. Леди Донна, нет, простите уже граф Доно Форратьер вызывал у гостей некоторое недоумение.
– Разрешите предложить вам стакан этого божественного напитка? – Бел сделал попытку сближения с человеком, чья внешность вызывала у него настальгические воспоминания о колонии Бета.
– С удовольствием.
Через несколько минут новые знакомые уже строили общие планы.
– Бел, вам не кажется, что наше игнорирование вызвано банальным мужским шовинизмом, столь процветающим на Барраяре?
– Но что мы можем поделать, граф?
И тут в пропитанных кленовой медовухой мозгах зародился План.
***
Утро добрым не бывает. Айвен знал это на собственном опыте. Но и настолько мерзким утро бывало нечасто. Больная голова, тяжелое похмелье, холодно, да еще что-то весьма острое впивается в правый бок. Медленный поворот головы позволил идентифицировать подозрительный предмет как колено Майлза. Интересно, что кузен здесь делает? В поместье Форкорсиганов очередной ремонт?
Неосторожное движение Форпатрила разбудило Аудитора:
– Айвен? Что ты делаешь в моей спальне? И где наша одежда?
«Этот болван Айвен» грустно вздохнул. Умению кузена ориентироваться в любой ситуации можно было только позавидовать. Ревизия помещения показала:
- на обитателях кровати нет ни одной нитки;
- одежда в живописном беспорядке разбросана по всей комнате;
- на прикроватной тумбочке находится флакон с некоторой прозрачной гелеобразной субстанцией;
- часть этой субстанции присутствует на простынях и некоторых частях тела Майлза и Айвена.
– Майлз? – Нерешительно поинтересовался Айвен. – Ты случайно не помнишь, чем мы занимались вчера вечером? Мои воспоминания обрываются на седьмом бокале медовухи…
– Ты же не пьешь медовуху? Впрочем, я тоже мало что помню. Кажется, кто-то проводил меня до спальни…
– Майлз, мы…? – Айвен жестом показал на кровать, не в состоянии озвучить страшную догадку.
– Не знаю. Если что и было, то я этого совсем не помню. Ты тоже не помнишь. Так какая разница?
Спорить с такой логикой сложно. Но возможно. И Айвен притянул к себе хрупкое тело кузена и поцеловал в губы. Тихим шепотом:
– Я хочу знать.
Майлз не сопротивлялся. Просто ждал, пока Айвен не отодвинулся, неловко обнял.
– Айвен, прости. Я не могу.
Именно в этот момент в щель и заглянули авторы Плана. Лорд Доно грустно улыбнулся:
– Не удивительно, что любая леди у лорда Форпатрила только на третьем месте, после Майлза и леди Форпатрил.
– Грустно, но лорду Форкосигану нужна лишь леди Форкосиган. Наш план провалился, граф.
– Какой-то бонус мы получили…
Заговорщики улыбнулись, вспоминая, как притащили пьяных Айвена с Майлзом в спальню, раздели и подготовили декорации сцены «Ночь страсти».
Грегор покинул общество незаметно, вот только что еще ободряюще улыбался взволнованной высокой брюнетке в кремовом платье, а через пару минут девушка уже кружилась в танце с одним из адъютантов, а императора нигде не было видно. Айвен вылетел из зала достаточно быстро, чтобы заметить закрывающуюся дверь почти в конце длинного коридора. «Будем надеяться, что это Грег, а не нетерпеливая парочка или уединившийся для срочного разговора по комму Иллиан, или…» Вариантов в голову приходило множество, вплоть до совершенно невероятных, но, подойдя к двери, Айвен даже не приостановился. Грегор стоял, тяжело опираясь о широкий подоконник, глядя в тёмное и залитое дождём окно, и не обернулся.
- Сбежал?.. – Спросил Айвен, закрывая дверь.
- Немного отдохну, - ответил император тускло.
Когда свет погас, за окном стали видны терзаемые ветром и ливнем деревья, и Грегор тихо вздохнул, а Айвен обнял его, прижавшись к окаменевшей в привычной величественности спине. Через минуту смущенный и уже не столь усталый голос императора произнёс:
- Айвен, пуговицы…
Вызвавший высочайшее неудовольствие мундир лейтенанта Форпатрила был сослан на спинку кресла и больше возражений не последовало, кроме тихого «Двери…», оставшегося безответным. Ну, во всяком случае, без словесного ответа.
Неожиданно вошедшую и вылетевшую прочь девицу они услышали (трудно не расслышать такое громкое восклицание, как вырвалось у неё от неожиданности), успев заметить только кончик длинного светлого шарфа.
- Ты не запер двери… Авантюрист, - задумчиво прозвучало после паузы.
- Я больше не буду, - неожиданно по-детски ответил растерянный Айвен.
- Жаль, - прищурился в его сторону Грегор.
Он всегда любил кружева. Чем была вызвана такая любовь, он сейчас, пожалуй бы, уже и не вспомнил, но со временем страсть к шелковым пеньюарам с ажурным кружевом становилась все сильнее, и в результате он уже собрал свою маленькую коллекцию... Которую не демонстрировал никому уже довольно давно, хотя и не сказать, что был так уж против.
И сейчас он был облачен в свой любимый экземпляр.
Кремовый. Того самого оттенка, который приобретает сливочное мороженое, если туда добавить чуть-чуть корицы. Почти невесомый, из очень тонкой, шелковистой ткани, название которой Бел не помнил (в виду его замысловатости), но зато прекрасно помнил стоимость и выражение лица продавщицы.
Так вот, вернемся к кружевам. Их здесь было немеряно, честно говоря, весь пеньюар и был хитросплетением этих самых кружев, что придавало ему совершенно сказочный вид.
Впрочем, капитан Торн выглядел в нем не менее сказочно, особенно стоя перед дверью каюты (пока еще закрытой) адмирала Нейсмита, за десять минут до общей побудки дендарийцев. И все бы ничего, но его собственной инициативы в этом не было - отнюдь! Судьба распорядилась иначе, хотя это и могло быть знаком свыше... Но именно в этот тот момент, пока она распоряжалась, Бел об этом даже не подумал, хотя и взял на заметку в качестве возможного объяснения...
Бел прижал палец к сенсорному замку каюты адмирала.
Еще минуту назад дверь его собственной каюты противно пиликала и отказывалась пускать законного обитателя внутрь, так что на другой результат Бел и не надеялся. Но вдруг! Вдруг же?
Но тут судьба распорядилась иначе!
Дверь приветственно пискнула и с тихим шипением отъехала в сторону, открывая Белу сонного адмирала, сидящего перед коммпультом, который в правой руке сжимал чашку с уже остывшим (уж наверняка!) кофе, а левой задумчиво подпирал подбородок.
Майлз вскинул голову и его взгляд остановился на лице капитана. Потом сполз чуть ниже, потом еще ниже и еще... Когда их глаза встретились, Бел уже искренне развлекался, наблюдая за своим командиром, выражение лица которого менялось в зависимости от возникновения все новых предположений относительно того, что Бел тут делает, почему в таком виде и как он смог открыть дверь.
- Капитан Торн?...
Бел не успел ответить, на комме мигнул сигнал внутренней связи и на экране возникло лицо Элен, дежурившей последнюю смену.
- Майлз! - без предисловий начала она, - У нас тут возникли кое-какие проблемы с главным коммом, сбой в программе. Если не сможешь открыть дверь, не волнуйся, мы скоро со всем разберемся! Уже работаем.
- Что случилось?!
- Что-то с паролями. Похоже что один из новеньких напутал что-то, пытаясь войти в базу данных, в результате чего в целях безопасности автоматически заблокировано было все. Еще хорошо, если не перемешано и случайным образом не запаролировано снова...
Бел усмехнулся.
На лице маленького адмирала читалось все, что он думает по поводу работы главного коммпульта "Ариэля" и постоянных сбоев, которые в последнее время были далеко не редкостью. Правильно расшифровав это молчаливое послание, Элен поспешила отключиться.
Майлз повернулся к незваному гостю и выдавил из себя даже дружескую улыбку.
- Капитан Торн... эээ... чаю?
Повисла пауза. Форратьер прищурился:
- Пытаетесь подобрать пример поприличней, принц?
- Пробую писать правильно, - пробормотал Зерг, присматриваясь к переплетению позиций.
- Посоветовать парочку? - поинтересовался Джес.
- Подскажи, - покивал принц.
Павлина, придурка и позера предусмотрительно проглотили, не произнося.
- Политик? - первая попытка придворного.
- При папе? - понурился Зерг.
- Почему же? - постарался подбодрить Джес. Получилось плохо. - Полководец?
- Не в пехоте же подвизаемся! Представь путь до Эскобара и пешком!
- Пи... - протянул Форратьер.
Принц пристально посмотрел на приближенного.
- Не пошли. Подумай.
- Пилот, - поправился Джес.
- Предположим... Посмотри по пустым полям.
- Пять пробелов...
- Пиши "победитель"!
(а надо было отгадать в кроссворде слово из пяти букв, начинающееся на "п" и с определением "Зерг Форбарра")
Бай скучающе огляделся и в очередной раз подавил зевок. День Рождения Императора. Что может быть тоскливей? Это явно первый и последний раз, когда он пришёл на эту вечеринку закрытого типа. Доно звал Байерли сюда с первого года своего графства, но до сегодняшнего раза находились какие-то веские причины для отказа. В этом году их, к сожалению, не оказалось. Почувствовав, что в следующий раз всё-таки придётся нарушить правила приличия душевным зевком, Форратьер поспешил удалиться на балкон, благо там были кресла и открытые двери, а следовательно, возможность заниматься любимым делом - наблюдать.
Бай устало сел в кресло - предыдущая неделя для внештатного тайного агента выдалась тяжелой. В связи с приближающимся празднеством императора стали вспоминать в разговорах чаще, чем обычно. Особенно по молоду да пьяни. В этих речах не содержалось ничего криминального, но его дело маленькое - доставить сведения до известных людей, а определять степень серьёзности будут определять другие умники.
Бай заранее взял с подноса официанта вино - как он надеялся, молодое форвейновское - и теперь заранее готовился насладиться чуть заметным привкусом гвоздики в этом вине. Но прежде надо было отыскать в этой преимущественно красно-синей толпе Грегора: первый тост, как полагается, за императора. А вот и он, с серьёзным и одновременно приветливым выражением лица разговаривает с таукитянским послом. Как он их терпит? На его месте он бы давно их все послал к флетчировой матери. Байерли, не вставая, поднял бокал и сделал первый глоток. Да, он не ошибся - вино этого года, да ещё и с северных виноградников. Жаль, что вчера у Фортайров такого не подавали.
Наконец-то зевнув в своё удовольствие, Бай тут же наткнулся на укоризненный взгляд Элис Форпатрил. Привстав и кивнув головой сначала ей, потом бывшему начальнику, он логично поискал Айвена в противоположной от матери стороне зала и вскоре нашёл его разговаривающим с юной форессой. Девушка явно скучала, причём заметил это не только Бай, но и Айвен. Значит, на днях придет плакаться ему в жилетку. Надо будет объяснить ему, что в его возрасте смазливой мордашкой и красивыми речами жену не найдёшь. Особенно когда первый пункт начинает терять товарный вид.
Сочтя свой гражданский долг выполненным, Байерли с чистой совестью решил покинуть этот гостеприимный зал, но только сначала стоило продумать маршрут от дворца до квартиры. Изучая гостей на предмет бытия его вежливым пропуском отсюда, взгляд Бая неожиданно встретился со взглядом Грегора. Увидев, что Форратьер обратил на него внимание, император чуть заметно улыбнулся и приложил руку к груди, где у стандартных мундиров располагается внутренний карман. Байерли улыбнулся в ответ.
Загадочная всё-таки личность наш император: равнодушен к сладостям, но по иллирийским конфетам сходит с ума. Может получить каких угодно размеров партию этих конфет с дипмиссией, но предпочитает, чтобы ему их дарили маленькими коробочками в матовой серебристой обёртке с белой лентой...
- Дорогой, - заявила в одно прекрасное утро принцесса Карин, когда кронпринц полез с положенными приставаниями. - Отпусти меня, пожалуйста. Меня, извини, тошнит.
"Тошнит? - подумал Зерг, глядя вслед скрывшейся в ванной супруге. - Это что... ребёнок? Наследник? Сын? Урааа!" Но столь бурно демонстрировать радость он счёл недостойным, и потому первым делом строго спросил возвратившуюся супругу:
- От меня? - имея в виду ребёнка, конечно.
- Ну что ты, - засмеялась Карин. - Не от тебя, конечно.
- Не от меня?!!! - Зерг какое-то время постоял в ступоре, а потом тихо ушёл в соседнюю комнату, прикрыл дверь, вставил в комм микрочип, от которого у СБшников закоротило камеру, и набрал номер.
- Ну? - услышал дежурный СБшник, когда звуковой канал наблюдения возобновил работу.
- Что "ну"?
- И что мне делать?
- Я вам всем что, консультант по семейным проблемам? Ну, отлупи её как следует и забудь об этом. Э, Зерг! - включившийся видеоканал продемонстрировал кронпринца по одну сторону и лорда Джеса, естественно, по другую. - Ты только осторожно со всей этой историей. Вдруг твой папаша это... её того... - "убьёт нафиг, как у Эйрела", хотел добавить не консультант по семейным проблемам, но усомнился в хакерских способностях не консультируемого лица. Всё-таки не надо высказывать такие предположения. И подавать кому не надо идеи тоже.
- Ты думаешь, мой отец... Карин... того? - Зерг уставился в экран. "Так вот от кого ребёнок," - пронеслось у него в голове.
- Да как нефиг делать. Все они такие... эх. Ну ты звони, если что.
***
В тот же день император узнал, что кронпринц Зерг попытался ударить принцессу с подачи Джеса Форратьера и ругал неприличными словами самого императора. Ох, что потом было...
- ... Не волнуйся только, я уверен, что отец будет рад тебя видеть. Его нужно только немного подготовить. Алло, пап! Привет, тут, понимаешь, такое дело, э-э, ну... как тебе сказать... Слушай, вы ведь с мамой хотели, чтобы у вас был ещё один сын, правда? Ну, в общем... это... я... надеюсь на твоё понимание и хочу тебя кое с кем познакомить.
"Ох, ну кто же знал, что это передаётся по наследству? И зачем мы его отпускали на Бету, и что теперь с этим делать, и зачем мне, собственно говоря, когда-то был нужен тот Форратьер?"
- Марк, иди сюда! - тем временем продолжил Майлз. - Вот, пап, это мой брат, его сделали на Джексоне!
Марк передвинулся в зону действия комма и предстал пред ясные очи господина графа. И удивился. Потому что тот, похоже, был и вправду рад его видеть. И как это у Майлза всё получается?
- Одно слово, лорд Форкосиган! Комарра.
Всё. Этот бродячий танк остановился и смотрит на меня. Не убил – уже хорошо. Ну-с, приступим.
- Вы хотите знать, что произошло тогда?
Слушает.
- Широко известно, что вы правнук Дорки Справедливого…
- Внук бастарда по материнской линии, - ответ поступает незамедлительно, и, похоже, без участия разума. Пить надо меньше, милорд, а впрочем, это мне на руку.
- Верно. А кем в своё время был, м-м, Его Величество?
Форкосиган оторопело молчит. Неважно, ответ знаем мы оба. И это нас немного роднит, верно, милорд?
- А ещё генералом, - продолжаю несказанное. – Любимым народом и армией боевым генералом. Понимаете?
- Сейчас другие времена, и Эзар не Юрий.
Как удачно он отвечает, это просто чудо. А теперь я печально улыбнусь.
- Эзар умрет, - пауза, только не передержать. – Что вы думаете о кронпринце? – светским тоном, дальше опять серьезно. – Так или иначе, в Империи грядет смена власти. Были опасения, что её захотят отдать достойному. Заметьте, я подозреваю не вас, а неопределенный круг заговорщиков. Его Высочество в ту пору не спешил с собственным наследником, один несчастный случай – и всё… Мне очень жаль, - выделяю голосом последнюю фразу и опускаю голову.
- Да. Мне тоже, - и не поймешь, что означает этот спокойный тон. И ничего не прочесть на лице. Но всё идет по плану, я вынудил его со мной согласиться… Прекрасно, дальше!
- Уверяю вас, милорд, лично я всегда относился к вам с огромной симпатией и уважением, - не переборщить бы, впрочем, он же фор. – Однако незадолго до взятия Комары, которое должно было поднять вас очень высоко, Его Величество позвал меня к себе, - он часто так делает. – У нас с ним был очень серьезный разговор, - да уж не о бабах под коньячок, - в котором Его Величество упомянул, что, несмотря на все ваши достижения и таланты, будучи искренне к вам привязанным и принимая непосредственное участие в вашей судьбе, всё же предпочел бы видеть на троне родного сына, - тоже правда, забавно, да? – Уверяю вас, мне это тоже было не только крайне неприятно, но и совершенно неинтересно, - приятно и интересно Форратьеру, а у меня тут политика. – Видите ли, при императоре Зерге моему ведомству слишком много хлопот, - расширенные полномочия, м-м… - А я не молодею, знаете ли, - да, хотелось бы дожить. – Зато вы снова дослужитесь до адмирала. Императору Зергу адмирал Форкосиган будет представлять гораздо меньшую угрозу. Я бы сказал – благотворно тонизирующую, - вдвойне правда. – Так что скажете?
- Ступайте к черту, - оторопело бормочет этот солдафон и нелогично удаляется сам.
Досадно. Так, и где у меня ошибка?
Грегор вздохнул. Похоже, вина его неоспорима, и казалось, будто на сей раз от высшей меры ему не уйти. Разве что...
- Лорд Форкосиган, - попросил мальчик, надеясь только, что не ноет, подобно семилетке, - а может, вы меня выпорете? И скажете леди Корделии, что меня уже наказали...
Каждый человек может быть только один раз наказан за один проступок - таков был один из моральных принципов тёти Корделии. У тёти Корделии было множество принципов, они сплетались, переплетались, выворачивались наизнанку и выворачивали наизнанку привычный ему мир, и Грегор ни в чём не мог быть уверен, когда она начинала говорить с ним по душам. Двенадцатилетнего мальчика, пытающегося не потерять почву под ногами в период превращения в мужчину, такая ситуация очень угнетала. И потому он скорее выдержал бы несколько порок, чем объяснение с приёмной матерью, хотя в другое время был только рад её вниманию.
Лорд регент оторвался от бумаг, потёр квадратный подбородок.
- Видишь ли, Грегор, - осторожно начал он, - я бы, пожалуй, выполнил твою просьбу. Тем более, что ты это вполне заслужил. Но боюсь, если Корделия узнает, что я стянул штаны с такого взрослого парня по более чем формальному поводу, разговор по душам ждёт уже меня.
Грегор опустил голову.
- Тогда не надо, - проговорил он, слишком расстроенный, чтобы воспринять шутку. - Извините, - и, повернувшись, побрёл прочь.
Эйрел хмыкнул, покачал головой. Он был барраярцем, и потому считал, что мальчишке не вредно столкнуться с тем, чего он боится больше всего. Но вместе с этим он был боевым командиром - хорошим боевым командиром - и знал, что нельзя отправлять солдата в бой смертельно перепуганным, если только можно этого избежать. Бой сам по себе - достаточное испытание. Поэтому он окликнул мальчика:
- Грегор! Ну-ка вернись.
- Да, лорд Форкосиган?
- Посиди со мной немного, пока миледи не придёт, ладно? Она узнает, что я недоглядел за тобой, и оторвёт мне голову, знаешь ли. Я её боюсь.
Грегор просиял:
- А можно? - и, не дожидаясь ответа, забрался в одно из кресел в регентском кабинете.
Всё это было чистой воды утешением со стороны взрослого, попыткой подсластить пилюлю, и Грегор в свои двенадцать уже примерно понимал, как такие вещи работают. Но знание состава лекарства не мешает его действию, и когда леди Корделия появилась на пороге, он был уже вполне спокоен и благодарен приемному отцу.
Картинка времён гражданской войны.
Негри:
- Надоели мне ваши девочки...
Эзар молча пьёт.
Негри:
- Да и мальчики надоели...
Эзар:
- Ну давай я на твоих мальчиков перейду!
Негри:
- И каждый раз разные, и иногда по двое за ночь, и всех проверять...
Эзар:
- Да мне и ты бы, собственно, сгодился...
Негри:
- Да вас хоть кто-нибудь не привлекает сексуально?
Эзар, мрачно:
- Да. Жена.
*допивает стакан и бросает взгляд на фотографию, чтобы определить, выпьет он столько или нет - а вопрос о наследнике стоит остро...*
- И эта женщина, которая поколебала твоё мужество, как ты называешь её? "Кисонька", "рыбонька", "птенчик"?
Иногда Эзар не менее жесток, чем безнадёжно покойный Джес Форратьер. Всё дело в целях, конечно. А ещё Эзар, как ни странно, точно так же может промахнуться.
- "Мой капитан", - говорит Эйрел. - Я называю её "мой капитан".
- Так вот оно как... - говорит Эзар, откидываясь на подушки. И бросает мимолётный взгляд на дверь, за которой уже его капитан ожидает вызова. - Насчёт мужества - беру обратно. Но что ты в ней нашёл?
- При всём уважении я не думаю, что вы поймёте, сир. Она наделяет честью всех, кто находится рядом. Но этот товар вами невостребован.
- Дурацкая штука честь, - подтверждает Эзар. - Иногда думаю - лучше бы её вовсе не было.
- У меня её нет, - возражает Эйрел. - Не заметил, что стало лучше. Разрешите идти?
Эзар качает головой на первое, на второе говорит:
- Иди, конечно.
Если мозги спеклись от перенапряжения, это не значит, что их нет; с честью то же самое. Но что толку говорить? Сейчас этот мальчик всё равно не поверит, а когда отойдёт немного - так и так увидит всё сам.
- Опять подрался. Штаны в грязи, на локте ссадина, рука прокушена до крови. Не сутулься. Ты зелёнкой намазал? А откуда я знаю, вдруг он бешеный? В любом случае, ты должен выказывать подобающее уважение. Если не ему, то его отцу, которому мы очень многим обязаны. Вот зачем ты вообще полез в драку? Сидел мальчик в углу, никого не трогал… Ну, резал хомячка и резал. Это был твой хомячок, дитя моё? У твоего кузена естественнонаучный склад ума. А у тебя что на уме? Вынь руки из карманов. Слушай, ну да, я понимаю, мучать животных некрасиво. Я бы тоже взбесилась хуже некуда, но надо как-то поинтеллигентнее такие проблемы решать, что ли. Не одними кулаками. «Да, мама»? Что «да, мама»?! Ты вообще слушал, о чём я?
- Нет, ну и как это называется? Дитя моё, скажи мне, откровенно, ничего не скрывая, зачем тебе бастарды в таком возрасте? Нет, вот только не делай такое лицо, прошу тебя, от этого морщины появляются. Нет, пока нет, а когда появятся, будет поздно. Кстати, к детям это тоже относится. Мальчик мой, только честно, я тебя застала с рукой у неё под юбкой, каков был бы следующий этап? Может, мне её уволить? Но ей надо кормить семью. Которой я не сказала об этом и не скажу. Я понимаю, что тебе хочется! Но надо же смолоду быть достойным фором, а не таким… раздолбаем, как твой бедный покойный отец, царствие ему небесное. Что «мама»? Я уже пятнадцать лет как мама, а толку-то? И нет, бабушкой становиться пока не собираюсь. Ты хотя бы это мне это можешь гарантировать? Что «мама»? Ах, это «да, мама»… Вот то-то же! Ну тебе хоть понравилось?
- Не сутулься. Вынь руки из карманов. Опять удрал от учителей. Ну что это такое? Мёдом тебе намазано, в этом космопорту? Да, интересно. Знаю. Мне тоже. Но надо же иметь элементарное человеческое достоинство! Не говоря уж о подобающем тебе по крови. Ты ещё у них жвачку поклянчи. Кстати. Выплюнь жвачку! Знать не желаю, где ты взял эту гадость! Да, понимаю, круто, понимаю, редкость, понимаю, все жуют. А если все прыгнут с крыши, дитя моё, ты что, тоже прыгнешь? Ты уже не маленький, пора бы соображать. Это просто противно, в конце концов, жующий человек похож на корову. Да, конечно, у тебя уже почти чистый галактический. Да, понимаю, интересно про другие планеты. Но своим образованием занимайся, пожалуйста, в свободное от учёбы время! «Да, мама»? Опять «да, мама»? … Эзар, мальчик мой, ты нормально себя чувствуешь?
- Почему вы хотели покончить с собой?
- Мне было скучно жить.
- И вы думали, что самоубийство вас развлечёт?
(с) народное
Кронпринцу Зергу было грустно. Он сидел за столом, вздыхал, и по его щекам катились слёзы. Второй час подряд.
Его Высочество открыл для себя совершенно Южный континент, южнее некуда - увы, он не так красив, как его любовник Джес Форратьер. И, хотя (даже если считать это важным фактором) обиженным себя при этом должен чувствовать вовсе не он, почему-то было обидно...
Сигнал комма на мгновение вывел принца из состояния задумчивости. Хандра сменилась предвкушением избавления. Может, это Джес? Он придумает что-нибудь и снова будет весело? Впрочем, увидев номер, принц снова погрустнел. Но кнопку ответа нажал, когда отец звонит, лучше сразу взять трубку, чем объяснять, почему нет...
- Добрый вечер, сын, - начал Эзар.
- Доообрый... - уныло пробормотал Зерг, не смотря на экран. Чего он там не видел?
Вот, кстати, ещё одна причина, почему лучше отвечать на вызовы. Иначе папаша вызовет к себе, там возьмёт за подбородок и придётся смотреть в глаза волей-неволей. А Зергу, может быть, именно сейчас не хотелось.
- Скучаешь? А я звоню узнать, что тебе подарить на день рождения.
- Корону, Эскобар и Джеса Форратьера... - пробурчал Зерг в сторону, недостаточно громко, чтобы микрофон это передал. Ну или это сам он так думал... - Не знаю я, пап. А, вот. Подари мне зеркало!
Эзар озадаченно уставился в экран. Эт-то что ещё за новый каприз? А на следующий день рождения - шпильки, булавку и корзиночку для вышивания? Кронпринц, вроде, от девицы должен отличаться не только наличием большего интимного опыта с мужиками.
- Дитя моё, - осторожно поинтересовался Эзар, - а зачем тебе зеркало?
- Для убиения сибя ап, - проговорил Зерг, всё ещё размышляя о том, что с такой рожей об зеркало можно, однозначно, только убиться.
Эзар озадаченно посмотрел на наследника. Ну, если мальчик действительно этого хочет... Это хотя бы желание воина, а не девчонки!
- Я подумаю, что можно сделать, - пообещал император и отключился. Джексонианский каталог новинок бетанского оружия пришёл на днях, и, кажется, он там видел что-то подходящее...
СБ. СБ - это секс. А шеф СБ - это сексуальная ориентация.
Во всяком случае, те, кто подозревали Саймона в интересе к девочкам, мальчикам, овцам и так далее были неправы. За тридцать лет, конечно, и не такое может произойти, хотя и не с овцами. Но случаи - это одно, даже такие, которые длятся пять лет и заканчиваются по обоюдному согласию ввиду несовпадений рабочего расписания, а интересоваться - это другое.
Зато те, кто считали, что шеф СБ Иллиан трахает только мозги подчинённым, и то исключительно при помощи технологических приспособлений, в каком-то смысле немного ближе к истине. Если учитывать только сознательную деятельность, сопряженную с некоторой самоотдачей и худо-бедно целеполаганием.
Секс. Секс - это фантастика. Не в том смысле, что хорошо, а в том смысле, что как сказать... Не бывает. А секс между шефом СБ и главой государства - не бывает тем более. Перегорает. Сколько искр в своё время пробегало между Иллианом и Эйрелом - и где теперь эти искры? Всё фтопку. В смысле, в топку социального прогресса.
Если подумать, между Эзаром и Негри было так же. Иллиан застал их военно-полевой роман на излёте, и была та же топка, и те же искры. Хотя кто знает, может, это проекция. Прокрутить бы ещё разок, на предмет возможный уточнений. Вот обидно, время смотреть картинки есть, а картинок нет!
Фантастика. Фантастика - это память. Настоящая, неповреждённая. Хотя, если подумать, настоящее чудо - это обычная человеческая память, и ещё большее чудо - как люди с этим живут.
Мало того, что можно не вспомнить нужную вещь, когда она нужна. Это неудобство серьёзно, но оно компенсируется благословенной возможностью забывать. А вот почему иногда эта сволочь подкидывает те вещи, которые сейчас абсолютно не нужны и даже противопоказаны?
Ну да, ну да. Память - штука ассоциативная. Научись играть в ассоциации, и поймёшь, как она работает...
Саймон Иллиан сидит в кабинете императора Грегора и ожидает Его Величество, задержавшееся после какого-то совещания. При этом он не помнит, зачем он в таком виде (без драгоценного чипа) нужен Грегору лично и сообщали ли ему об этом вообще.
Зато помнит (дверь в спальню величества открыта), что случилось с четверть века назад, в бытность Грегора десятилеткой. Майлз, обитавший тогда во дворце, только-только начал ходить, и вовсю осваивал сопряжённые с этим новые игры. Так, он подговорил Грегора, и они на пару заманили Иллиана в спальню мальчика-императора, а потом умудрились повалить на кровать и начали щекотать.
Грегору тридцать пять. Он взрослый парень. Скоро женится. И его брак определённо пойдёт во благо Империи, ну почему...
Ну почему Саймону, усталому, немолодому, дезориентированному Саймону сейчас так щемяще хочется повторения ситуации, только Майлза - убрать, и щекотку - тоже?
- ...его отец, наш кронпринц, бла-бла-бла... - расслышал Анри и резко остановился.
"Так," - подумал Дув.
- ...иногда троих за раз, представляете? - донеслось от той же группы балбесов-первокурсников. - Ну не всех сразу, конечно. Поочерёдно.
- Ну, я думаю, яблочко от яблоньки... - обрывок фразы утонул в нарастающим хохоте.
- Стоять! - рявкнул Дув и ухватил Анри за плечо, да так цепко, что хочешь-не хочешь, а врасти в землю пришлось. - Сейчас разберёмся, - пообещал, и немедля двинулся ко всей честной компании, где с очаровательной провинциальной непосредственностью тут же принялся совать красивый орлиный нос в чужие дела. Для СБ он был, определённо, профессионально пригоден.
- Господа, о чём речь?
- А, привет, Галени... О, Форволк! Тебя-то нам и надо! - обрадовался Павел Фортугарин. - Слушай, как можно назвать жеребёнка, если отец у него - Кронпринц, а мать - Азалия? А то Бертран, сволочь, предложил Калькулятора, Руди - Карандаша, а от Даррена и вовсе толку нет.
Вышеназванные личности широко лыбились за его спиной, и Анри вспомнил, что, действительно, у Фортугариных прекрасные конюшни, и одного из их производителей и в самом деле зовут Кронпринц. Мда. Глупо как-то получилось. Хорошо, что хоть сразу морду бить не пошёл. Хотя он-то уже почти пошёл... хорошо, что на свете есть друзья, вот что!
- Отец жеребёнка - кронпринц? - ошарашенно переспросил Галени. - Скажите, это что, ещё одна барраярская традиция?
Фортугарин с приятелями фыркнули, сам Галени захохотал чуть погодя, но в полный голос, и тут уж грохнули все. "Да он же прикалывается!" - дошло до Анри. Нет, такого он от Дува совсем не ожидал. Так вот взять спародировать себя же в ипостаси любопытствующего провинциала... Да кто бы подумал, что у него вообще есть чувство юмора?
- Мда, кронпринц - отец жеребёнка... - простонал Рудольф Форсмит, утирая слёзы. - Говорили, между прочим, что его покойное высочество кронпринц Зерг... Но это только слухи, разумеется, - добавил он, покосившись на Форволка.
"Ну ещё бы!" - самодовольно подумал Анри. Именно этому раздолбаю он нос уже разбивал, и именно по этому поводу.
- У меня всё плохо, - сказал он, глядя в пустоту, и замолчал.
- Ага, - ответил второй, потягивая пиво. Не соглашаясь - скорее пробуждая продолжать.
читать дальше- У меня всё плохо. Во-первых, у меня не будет семьи. Никогда. Я вообще не знаю, как подходить к этому вопросу.
- Так, - второй загнул палец, отсекая тему.
- Во-вторых, и хорошо. Потому что я мудак и неудачник.
- Так.
- В-третьих. Ну посмотри на меня. Я понимаю, что мужчина должен быть немного красивей чёрта, но зачем же так буквально?
- А что? Не мутант вроде. А с лица воду не пить.
- Это ты женщинам скажи. Они ведь чувствительные натуры. В обморок упасть могут. Особо чувствительных, наверное, вообще вырвет. И ещё репутация.
- Репутация - это в-четвёртых.
- В-пятых, я до сих пор лейтенант. Жизнь не удалась. Карьера пошла к чертям.
- Ага.
- В-шестых, у меня никогда не будет детей.
- Говорили уже.
- Про детей не говорили. Там было про семью.
- А это не один ли хрен?
- В-седьмых, - продолжил первый, и второй, отставив бутылку, загнул большой палец на левой руке, нехотя признавая спорный пункт, - шансов на карьеру у меня и нет. Потому что меня окружают идиоты. Делаешь, не делаешь - всё едино. Результата нет. Всё как в песок уходит. Уж лучше забить и не делать ни хрена. Нет у меня желания что-то для них делать! Понимаешь?
- Понимаю. Не кипятись.
- В-восьмых, даже если я захочу сменить специальность, у меня ничего не выйдет, потому что... ну в какой институт меня примут? Мне, в-девятых, двадцать семь лет.
- Ужас, - вздохнул второй. Ему было тридцать два.
- И что мы имеем? Карьеры нет, семьи нет, детей нет, перспектив нет, жизни нет. Но хотя бы личную жизнь, для себя, я бы мог построить? И ничего. С тех пор, как... как отрезало. Что женщины, у меня с мужиком не получилось!
- С мужчиной, это типа проще, - прокомментировал второй.
- С мужчиной - это типа десять. Нет, вот ты мне скажи. Понимаешь, ну я же... было бы это просто так... но он мне другом был, другом, как я мог такое в друзья выбрать? Как я вообще теперь могу себе доверять?
- Эйрел, - сочувственно проговорил Ральф Форхалас. - Ты кончай хандрить. Или мне ботинки снимать?
- А что ботинки?
- На руках пальцы кончились.
- А, это. И погода сегодня хреновая! И загибай что хочешь.
- Хм.
Они помолчали.
- Ну, ладно, убедил, хреново всё, - согласился Ральф, просто чтобы не нарываться на повторение всего списка два раза. - Но кто сказал, что так будет всегда?
Саймон засмотрелся за окно.
Впрочем, мысли его были заняты совсем не красотами парка...
Молодой Форкосиган занимал все его помыслы последние... дни? месяцы? годы?
Саймон все чаще ловил себя на том, что хотя тело и разум его отданы служению Барраяру, душа его постоянно витает в глубинах космоса рядом с единственным сыном Эйрела.
Каждый раз Саймон чересчур поспешно читал депеши дендарийцев, ожидая увидеть там самое страшное. И каждый раз его наполняла нереальная радость, когда он понимал, что самого страшного не произошло.
Майлз... Майлз... Майлз... Его навязчивая идея. Его единственная надежда. Кому-то придется передавать дела, было бы неплохо передать их ему, родному, понятливому и... единственному.
Сколько раз Саймон ловил себя на мысли, что благодарен высшему разуму за то, что трепетные чувства, сравнимые разве что со взрывом, вызываемые в нем Майлзом, он больше никогда не ощущал. Иначе он бы попросту не смог работать, целые дни напролет думая о Нем. Впрочем, так он думал о Майлзе. Постоянно. Каждую секунду своего существования Саймон думал о нем.
*
Таймер сообщил, что перерыв закончен. Глава СБ тяжко вздохнул:
- Я таки любитель извращенного секса...
И он вернулся к прерванному делу.
Отчеты Майлза про расходы дендарийцев всегда были близки к книге ужасов, и Саймон вполне искренне считал, что второго такого, как Майлз, ему НЕ НАДО! А проклятого отчета было еще полмегабайта…
- А что теперь, Элен?
- Теперь картошка. Матушка, она уже остыла?
- Да, госпожа Фортиц, я ее уже успела почистить. И горошек – вот, держите.
- Бог мой, дорогая, Вы – настоящий клад! Если бы в этом доме не жили мои внучатые племянники, я бы Вас обязательно попробовала сманить. А так детям надо вкусно питаться, верно, Корделия?
- Верно, - госпожа Форкосиган подарила госпоже Фортиц улыбку капитана астроэкспедиционного корпуса, от которой у человека менее подготовленного мурашки непременно бы загалопировали по спине. «А тетушка Фортиц – молодец!» - подумал Майлз. – «Улыбнулась – и дальше режет картошку…»
- А что делать мне? – робко осведомился он. На кухне, да еще и в качестве подчиненного у двух бабушек, он чувствовал себя неуверенно.
- А ты, пожалуй, вымой руки и иди, встречай Катриону. Надо, чтоб она до поры до времени не заходила на кухню, а то сюрприз пропадет.
- Хорошо, - это его вполне устраивало. Его кулинарному таланту для удовлетворения вполне хватило сражения с огурцами, которые надо было нарезать кубиками нужного размера.
Уже уходя, он остановился и спросил:
- Тетушка Фортиц, а почему этого салата должно быть так много?
- Потому, – наставительно сказала госпожа Фортиц,– что Катя не представляет себе дня рожденья без тазика «оливье» на столе.
Гладкость шелка.
Ты лениво потягиваешься в постели, перекатываешься – ткань легко шелестит, собираясь в складки, и этот шелест ласкает слух лучше всякой музыки. Сквозь небрежно задернутую штору в комнату проникает свет лун и придает твоей коже молочно-белый оттенок. А волосы – пышной волной стекают по плечам. Как причудливо играют свет и тени на них! Изысканное зрелище.
Нежность хлопка.
Воспоминания о проведенных рядом с тобой часах – ярки и приятны. Как тут не зажмуриться сладко и не перебрать, как четки, особенно острые моменты? По твоим губам скользит легкая насмешка – иной раз мне недостает холодной сдержанности аутов, но возможно ли, что именно это тебя и привлекает во мне? Я задумываюсь об этом на мгновение, и ты заинтересовано щуришься – тебе хочется знать мои мысли. Но я оставлю их себе.
Тепло шерсти.
Когда ты склоняешься ко мне, твои черты – острые, ястребиные – смягчаются, а в светлых глазах я вижу свое отражение и не могу не улыбнуться в ответ. Я осмеливаюсь прикоснуться к тебе не сразу, я не знаю, когда окончится это сладкое наваждение. Но мы уже пригубили вина из этой чаши, и наши пальцы переплетаются, а губы встречаются для поцелуя. Иначе сейчас - просто невозможно. Дыхание перехватывает от счастья.
Простая надежность льна.
В двери негромко стучат – слуги деликатно напоминают о грядущем празднике. Ты отстраняешься с сожалением: мир – увы! – не замер, не оставил нас наедине, он снова требует, чтобы ты заботился о нем – не только о своем любовнике. Но ты проводишь ладонью по моей щеке, и я прижимаюсь к ней на мгновение. Это обещание того, что все еще будет. И я тебе верю. Это поможет мне пережить долгие церемониалы, тягучие, как застоявшийся мед.
Крепость джута.
Еще мгновение, и мы переступим порог этой спальни. Ты снова станешь недосягаемой мечтой, а я – всего лишь одним из тех, кто бережет покой и тишину Райского Сада. Как печально было бы идти около тебя и не знать, какие бездны скрываются в твоих глазах! И как странно, что этим неожиданным счастьем я обязан варвару, благодаря чьим действиям я предстал перед твоим внимательным взглядом. С тех пор мы узнали друг друга лучше, и я не устаю поражаться многообразию твоих обликов. Теперь один из них ты бережешь и для меня.
Переплетение судеб. Переплетение нитей.
- Пойдем, Даг, - говоришь ты, поправляя застежку на дворцовых одеждах. – И постарайся не нервничать так в моем присутствии: пусть остальные это и не слишком замечают, а мне всегда хочется погладить тебя по щеке и успокоить. Еле сдерживаюсь.
Ты улыбаешься, а я чувствую, как слегка краснеют мои скулы – приятно, что требуемая раскраска скрывает этот непрошенный румянец.
- Как угодно моему императору, - не отказываю себе и я в легкой насмешке. Ты киваешь довольно, оценив ее тонкость и многозначительность.
Нити снова готовы сложиться в узор нового дня.
Он точно знает, что все делает правильно. Хотя, возможно, не совсем удачно. Даже более чем неудачно. Левую половину тела жжет огнем. Но он может дышать и сердце бьется. Надо продержаться.
Он сжимает штурвал, тянет его на себя, выравнивая нос сопротивляющейся его усилиям машины. Надо приземлиться. Все его навыки, все умения сейчас работают на это «надо».
Маленький император всхлипывает на пассажирском кресле. Ему страшно, но он верит, что взрослый знает, что делает и ничего не боится. Это неправда - Негри тоже страшно. Он использует свой страх, чтоб действовать эффективнее. Он хорошо умеет это делать.
Осталось совсем немного. Но погибнуть он не имеет права. Это безответственно – погибать сейчас. Что он скажет Эзару, если не долетит?
Айвен мучался с этой проблемой уже третий десяток лет. Ну ладно, если быть честным, то меньше. Первые десять лет этим заведовала матушка, на втором десятке он как-то умудрялся обойтись традиционными вариантами, ещё лет на пять хватило фантазии. Но на этот раз пора было признать, что он иссяк.
А день рождения Майлза неумолимо приближался...
Что может подарить Имперскому Аудитору скромный капитан?
Бутылку коллекционного вина? Так в форкосигановских подвалах и своих достаточно. Плюс Майлз последнее время начал вести отвратительно правильный образ жизни...
Скоростной флаер? Айвен знал, что его манера вождения не самая безопасная, но Мартин его переплюнул, а самому Майлзу нельзя летать. И вообще, чем длиннее цепочка от Грегора до Айвена, тем лучше.
Притащить горшок с какой-нибудь растительной дрянью бурого цвета для его обожаемого сада? Там уже всё распланировано леди Форкосиган, давно и лет на дцать вперед...
Что-нибудь для детишек? Но это же день рожденья Майлза, а не Зимнепраздник...
Что же делать? Не идти же за советом к Марку! В редких случаях полетов на барраярских кораблях, Айвену всё ещё требовался включенный ночник в каюте...
Что вообще привлекает людей? Власть? Тут сложно переплюнуть Грегора, а маленького адмирала Майлз уже перерос. Деньги? Их дарить неприлично. Билет в бетанскую Сферу неактуален уже много лет, и вообще Майлз счастливо женат.
"И слоны", - вспомнил Айвен давнюю байку Иллиана. А что, по крайней мере, подарок будет оригинальным!
Озаренный идеей, он включил комм. Правда, после пары запросов энтузиазм заметно уменьшился. Животное, конечно, оказалось довольно экзотическим, но несколько смущали размеры. Айвен даже заулыбался, представив себе Майлза на спине этакой громадины - обязательно в огромном тюрбане форкосигановских цветов! Да и цена за транспортировку оказалась несколько... большей, чем он рассчитывал потратить на подарок.
Надо немного изменить параметры поиска - например, найти животинку помельче. В конце то концов, гигантомания Майлза больше относится к женщинам, а не зверям. Айвен вспомнил о Тауре, но решил, что оскорблять, пусть и мысленно, такую даму может оказаться... чревато.
Итак, мелкое. Желательно шустрое - дражайшему кузену будет куда применить свою неуёмную энергию. И вообще, у него пополнение в семействе намечается, вот пусть на животных тренируется. А то, если детишки пойдут в папочку, то Айвен ни на минуту не пожелал бы оказаться тем, кому поручат за ними присматривать...
Но подарок должен оказаться крупнее пресловутых жуков. И посимпатичнее тоже. Хотя катрионины летающие цветы выглядели очень и очень недурно, Айвен был уверен, что при слове "насекомое" Майлз первым делом вспомнит герб на надкрыльях.
А ещё хотелось, чтоб подарок был необычным. Оригинальным, как и сам именинник...
Так сформулированный запрос оказался слишком расплывчатым, и Айвену пришлось самому копаться во всех каталогах подряд. Но удача всё же ему улыбнулась. Всего-то на третий день разглядывания картинок, от которых пухла голова, а во сны приходили гибриды, которых даже на Цетаганде вряд ли бы кто придумать смог, не говоря уж о создать. Хотя, цеты загадочные существа...
Выбранный зверь показался Айвену идеальной кандидатурой. Мелкий - Майлзу по колено, наверно, будет. Редкий - в каталоге значилось, что это искусственно воссозданный вымерший вид ("торопитесь сделать заказ, число экземпляров ограниченно!") Неприхотлив - травоядное, предпочитает орехи. Ещё зверек был пушистым, значит, даже если Майлз пожелает избавиться от него, то Катриона воспротивится по извечной женской слабости к меховым игрушкам. Судя по обтекаемости формулировок - скучно с ним не будет. Да ещё и чем-то неуловимо похожий на самого Майлза - то ли фигурой, то ли ухмылкой, то ли общим впечатлением...
"Ну братец, может ты, наконец, увидишь себя со стороны!" - коварно улыбнулся Айвен, нажимая кнопку заказа.
С фотографии злорадно скалил два резца рыжий монстрик, сжимающий в лапах желудь.
-…Корделия, любовь моя, тебе не кажется, что наша сноха… она… эээ… ведет себя неподобающе по отношению к нашим гостям?
- Ты имеешь ввиду то, что она наставляет рога нашему сыну с Николь?
- Да! Именно это я и имею в виду! Не могла бы ты поговорить с ней, и…
- Милый, это было бы несправедливо по отношению ко всем четверым.
- Чет… четверым? …А, ты имеешь ввиду Майлза, Катриону, Николь и ее… мужа?
- Ну разумеется. В конце концов, больше это никого не касается. Эйрел, любовь моя, ну расслабься. Молодое поколение само разберется, кому, с кем, и как спать… Хотя должна сказать, что я, глядя на них, тоже начинаю чувствовать себя слегка... старомодной.
- Ты смотришь на это чересчур легко. Старомодной… В моем доме творится разврат, моему сыну наставляют рога, мать моих внуков спит с… с… генетическим мутантом, да еще и женского пола!…
- Твоим голосом говорят предрассудки твоего отца, любимый. Майлз уже большой мальчик, и в ненаблюдательности его сложно обвинить, ты же знаешь.
- Но… Милый капитан, это же противоестественно…
- Эйрел. Вспомни-ка, пожалуйста, себя лет сорок – сорок пять назад.
Вице-король Зергияра слегка покраснел и насупился. - То было совсем другое. И я тогда не был женат! …Кроме того, подумай о Майлзе. Подумай о внуках, какой для них это дурной пример!..
Корделия взлохматила короткие седые волосы мужа, и слегка надавила ему на макушку, заставляя присесть на диванчик поблизости.
-Эйрел, Эйрел, Эйрел… Во-первых, гомосексуализм – это врожденное, и дурной пример тут не влияет на формирование вкусов. Во-вторых, начинать надо было бы не с Катрионы, и даже не с Майлза. Если малыши и унаследуют от кого-то пристрастие к лицам своего пола, то, увы, это будешь ты, милый.
- Да при чем тут Майлз! Он стопроцентный натурал, если уж на то пошло! И подобное для него должно быть невыносимо - я это тебе говорю по собственному опыту.
Корделия смиренно подняла глаза к небу.
- Поверь мне, для Майлза это вполне приемлемо. Не сравнивай нашу сноху со своей первой женой. ...Видишь ли, ты рассматриваешь частные проявления ситуации, а всегда надо брать общий вид.
- Милый капитан, я боюсь, что твои бетанские понятия о морали тут… несколько… в конце концов, неужели тебе Майлза не жалко?
Леди Форкосиган присела рядом с мужем и обняла его за плечи.
- Эйрел, ты сам знаешь, что неправ. В конце концов, я всегда стояла за равноправие для женщин, и если уж речь зашла о рогах… Двойные стандарты, милый. Совсем не Катриона начала эту игру. Неужели ты не знал?
- Что значит?.. Нет, не говори. Я не хочу этого знать. Бетанцы… Вы… Вы!..
- Мы, милый, мы. И ты тоже. В конце концов, ты тоже на четверть бетанец, разве нет?
- Корделия… Я для таких размышлений стар. У меня в голове не укладывается, что наш сын… И наша сноха… Это… ужасно!
- Ты судишь по себе. Посмотри на ситуацию с другой стороны. Майлз действительно унаследовал от тебя некоторую бисексуальность, и рано или поздно это все равно бы всплыло. Что до семейства Торн, они оба были очарованы Форкосигановской решительностью, мужеством и проницательностью, так что их за это сложно винить, знаешь ли… я и сама в этом повинна, так что вполне понимаю эту пару. Просто Николь всегда предпочитала более женственных партнеров, вот и все. И когда дамы поняли, что остались на некоторое время без внимания со стороны своих мужей… А Катриона до сих пор… я бы сказала, несколько травмирована своим предыдущим браком. Конечно, бедной девочке было тяжело принять подобную форму отношений, но Майлз ее поддержал, и я горжусь этим его поступком.
- Этого я не знал. – Эйрел мрачно посмотрел в сторону гостевых апартаментов и вздохнул, - Но перед Белом ужасно неудобно. В конце концов, даму даже на дуэль не вызовешь!
Корделия тоже вздохнула, и поприветствовала как раз входившую в зимний сад молодежь. Иногда вице-королю Зергияра удавалось категорически не замечать ни намеков, ни очевидных фактов в отношениях между людьми. К примеру, фактов типа руки капитана Бела Торна вокруг талии лорда Майлза Форкосигана.
1. Ежедневник. Толстый, переплетенный в кожу, с позолоченными уголками, от лучших поставщиков.
2. Роскошный ежедневник прошит обычной суровой ниткой в канцелярии, а последняя страница украшена печатью и четкой надписью от руки «Прошнуровано и пронумеровано … листов».
3. В ежедневнике не делается ни одной записи, но каждый год он заменяется на новый. Такова традиция.
4. Массивный письменный стол пуст. Прежде чем открыть папку с документами, нужно убрать в сейф все остальные. Это тоже традиция.
5. Пуст и старинный письменный прибор. Уже почти сто лет никто не наливает чернила в бронзовый кувшинчик.
6. Блок аккуратных листочков *для записей* полон.
7. Ему не нужно ничего записывать. Вот, пожалуйста. На тарелочке с гербом в тот вечер было пять шоколадных квадратиков.
Роик смотрел на него как на Царапку.
Нечто опасное, когтистое и непредсказуемое. Потенциально способное нанести серьезные увечья. Если стать между ней и миской с завтраком, - то в особо тяжкой форме. Если просто в находиться в пределе видимости, то зависит от расположения духа.
Ему могло бы это польстить, если бы Марк точно не знал, с чем связана такая осторожность.
А ведь со времени того инцидента с эскобарскими властями прошло больше года! Но оруженосец все еще не забыл недоброкачественные пакеты для маслица и то, как он попал под перекрестный огонь.
Марк в этом даже не участвовал. Да, пакеты закупил он, и они были из переработанного сырья, но он-то их ни в кого кидал!
На сестер Куделок оруженосец так не смотрел. Сложно смотреть на красивых светловолосых валькирий с тем же выражением лица, что и на угрюмого недоростка-клона.
Марк сжал зубы.
Один из тостов, горка которых возвышалась на подносе, смачно свалился прямо в плошку с джемом.
Теперь Роик смотрел на него как на зашипевшую Царапку.
Марк попробовал улыбнуться. Дружелюбно. Как Майлз.
Роик инстинктивно сделал шаг назад.
Видимо получилось. Не то что надо, но тоже неплохо.
Удерживая поднос в руках, Марк со всем возможным спокойствием вышел из кухни. Его ждала Карин.
Пока их повар, матушка Кости, не вернется из отпуска, он решил не подходить близко к кухне.
- Паранойя, говоришь? – нехорошо поинтересовался Эйрел Форкосиган, выкладывая на стол утреннюю находку.
- Паранойя, - невозмутимо подтвердил Иллиан. – Ты сам подписал указ о включении устройств слежения в обязательный комплект по обеспечению безопасности всех высших должностных лиц государства.
- Если мне не изменяет память, речь шла только о размещении средств слежения в рабочих кабинетах, а это находилось в моей душевой кабине.
По бесстрастному лицу Иллиана пробежала легкая тень.
- Я лично разберусь в произошедшем. Виновные будут отстранены от службы и примерно наказаны.
Пожалуй, стоит воспользоваться нанотехнологиями, иначе, впрямь придется не только лишиться ежеутреннего зрелища Эйрела, омываемого прозрачными струями, но и выйти на пенсию по дряхлости лет.
Танец отражений завершился, и очередной кавалер повел мисс Нейсмит из круга танцующих к открытым дверям веранды. Дама кокетливо обмахивалась веером, постреливая глазками поверх него.
Майлз проводил их тяжелым взглядом. Кто бы мог подумать, а? Хотя он-то мог бы...
Но хотя в прошлом уже случались и женские духи, и завлекающие взгляды, а совсем недавно, в Ступице Хеджена, Майлз поддерживал под локоток hасфуфыренную красотку, шествуя с ней по трапу под взглядами, полными насмешек и презрения - как же, карлик-урод подцепил девицу, интересно, сколько она стоит? - так вот, ничто из этого не могло подготовить его к... такому.
Платье по "традиционной" барраярской моде. Пышная юбка, открытые гладкие плечи, и соблазнительное начало ложбинки между грудей в пене кружев. Таких уже давно не носят, его достали из гардероба леди Элис, и Майлз даже вспомнил его - леди Элис открывала в нем бал, а он, шестилетний, удрал из спальни и прятался за шторой, чтобы посмотреть на офицеров, великолепных в своей парадной форме. Барраярка выглядела бы в таком сегодня старомодной - бетанка кажется лишь эксцентричной, и vногие находят ее восторженный интерес к "старому" Барраяру совершенно очаровательным.
Пара останавливается у дверей на балкон, в тени колонны, и мисс Нейсмит склоняет голову - прыгает у щеки кокетливый локон. Кавалер шепчет что-то ей на ухо, и она смеется, розовеют щеки...
Майлз чувствует, как горячее колет под сердцем, и хмурится, не понимая, что это. Похоже на ревность - но откуда бы ей взяться? Ведь это Бел, и Майлз не имеет никаких прав на его эксклюзивное внимание...
Но так трудно помнить, что это Бел - а не Белла, его сколько-то-юродная то ли сестра, то ли тетя, они вконец запутались в родственных связях... Так трудно помнить, когда Бел-Белла бросает на него взгляд поверх плеча своего кавалера, и улыбается - без лишнего кокетства, открыто и мягко, и от этого на душе теплеет. И странно трогательными кажутся ее чересчур резкая для барраярских юбок походка, и разбегающиеся от уголков глаз морщинки - признак не столько возраста, сколько привычки всматриваться в бесчисленные огоньки мониторов. И...
От оркестра раздается вступление воздушного вальса, и Майлз решительно идет сквозь толпу.
- Позвольте ненадолго украсть у вас леди... Бел-ла, вы танцуете?
Ему было скучно.
- Эй!
- ...
Чертово заседание продлится ещё час, а в коридорах ни одного обьекта для развлечения.
- Юноша?
- ...
Курносый, лопоухий, но с Глазами Гора на воротнике. И взгляд такой же немигающий и в никуда.
- Император решил украсить коридоры статуями? Исполнение великолепно, но ребенок в форме? Лейтенант!!
Командным голосом и знакомым приказом можно добиться большего, чем просто приказом.
- Милорд?
- Что ты здесь делаешь?
- Стою, милорд.
Такой маленький и уже такой занудный! Ну откуда их в СБ берут? Неужели в инкубаторах выращивают?
- А что ты изображаешь в свободное от работы статуей время? Лягушку, как твой начальник?
О, моргает недоуменно, и можно пафосно процитировать:
- Если Эзар Форбарра скажет «ты – лягушка», капитан Негри начнет скакать и квакать.
Оттаяла скульптурка! Даже задохнулась от такого посягательства на святое!
- Его Величество может заставить изобразить лягушку любого. Разница лишь в том...
- В чем же?
- В том что мне приказывают прыгать и квакать, а вам – летать и кукарекать!
- Чувство юмора в СБ? Ваше имя, юноша? Я хочу запомнить такую редкость.
- Иллиан, милорд Форратьер. Саймон Иллиан.
Счастье кошки - за закрытой дверью.
Айвен не драная кошка, скорее уж кот, сытый, мускулистый, прыгучий. Домашний, в основном, но из той породы, для которой и в феврале - март.
За плотно прикрытой дверью - спальня Байерли Форратьера. Хозяин, наверное, уже скинул атласный халат и растянулся на простынях. Белоснежных или и черных, шелковых. Дверь в комнату для гостей приглашающе распахнута.
Счастье кошки - за закрытой дверью.
Вы умеете слушать дождь?
Капли стучат метрономом по крыше, бьются о ставни, шуршат о листву деревьев. В доме тихо, Саймон не любит много говорить, да и Куделку не назовешь болтуном. Болтун - находка для шпиона.
Капитан любит женщин вообще и свою жену в частности, майор Саймон Иллиан любит свою работу. И родину, но это уж ему по должности положено. Но иногда, когда стучит дождь...
Почему дождь? - спросите вы. Межгалактическая цивилизация давно не зависит от причуд погоды. Шеф СБ мог бы многое рассказать о влиянии помех на радиоэлектронику, но все гораздо банальнее.
Куделка не рискует летать в дождь, у него слишком болят суставы. И жена в эти дни не ждет его с работы. Можно забраться в этот маленький домик в середине нигде и слушать дождь. Дождь - и дыхание лежащего рядом.
А вы умеете слушать дождь?
Курсанты имперской военной академии живут в комнатах по трое. И вот в какой то момент соседи Генри Форволка задумываются - куда же он исчезает? Может, дела графства? все таки у кадета-графа жизнь нелегкая... но почему ночами то? И как-то подозрительно регулярно - как луна круглая, так Генри и нет.
Слово за слово, версия за гипотезой, вспомнили и байки, и астрономию, и мутантов Периода изоляции, и сторговались на том что... а вдруг он оборотень? Фамилия опять же говорящая...
Но как проверить подозренья? лезть в полнолуние волку в пасть - жить-то хочется. Зато "дальний кузен друга деда моей няньки" верный способ когда-то рассказывал: посадить человека у костра и сунуть в огонь волчью жилу. Огонь жилу жжет, волк в человеке это почует и завоет-забьется... ну а дальше по ситуации - или серебром в сердце, или топором по шее, или медовухи на брудершафт.
Попробовали - не реагирует Генри. То ли жила не волчья, то ли версия неправильная.
Но против луны-то вервольф не попрет! Главное, узнать где он прячется...
Маячок повесили или следы наутро прочитали - неважно, главное, что в следующую большую луну засели друзья в засаду в дальней сторожке. Ничего так домик - на отшибе, тихий, пустой, но печка да койка есть, и подпол немаленький, и замок крепкий... можно кровать поближе к окну подтащить чтоб лунный свет падал - там и зафиксировать испытуемого - не звери ж они: на жестком полу связанного на всю ночь оставлять...
Пришел, значит, Генри и попался как кур во щи - поймали, придушили, на постель затащили. попробуй тут подергайся - один сверху прижимает, другой руки привязывает, большая луна с неба сияет, маленькая подсвечивает...
И тут бац! Все очарование момента нарушает визг. Наши парни не орали, они сопят от усердия, Генри пыхтит, кто ж орал то?
Поворачиваются, а в дверях дамочка. Видит эту феерическую картину маргарином, упирает руки в боки и начинает высказывать все претензии бедному графу. Мол она к нему раз в месяц выбирается с такими трудами да из такой дали, потому как мерзавец врал, что любит, а стоило опоздать на полчасика - как он уже с двумя мужиками кувыркается!
В общем трясь, хрясь и полный пепелац. Вопрос про оборотня как-то уже неприлично поднимать, пора домой, мириться.
Историю замяли, за десять лет и забыли, но однажды личной почтой ЕИВ Грегору прислали чудную работу маслом: в лунном свете на кровати сплетаются три парня. И хорошо узнаваемы глаза Форбреттенов, нос Форволков и профиль Форбарры.
И ведь не прикажешь СБ наказать за визуализацию девичьих грез и мечтаний...
- Паааадьем!! - лучший командирский голос.
Недовольное бурчание из-под одеяла.
- Эйрел!
Одеяльный кокон утрамбовывается плотнее.
- Сколько спать можно? Сейчас из кровати выкину!
- Сволочь бессовестная, - подушка крепче прижимается к ушам.
- Кстааати, - добавить немного искушения в интонации, - у меня для тебя подарок есть...
- А вставать для получения обязательно? - голос хмурый, но любопытство сильнее сна.
- Можно и не вставать, но тогда будет другой подарок...
- Давай! - из-под одеяла высовывается квадратная требовательная ладонь.
- Нет уж, сплюшка, открывай глазки и полюбуйся что тебе принес добрый Джес.
Из постельного гнезда выныривает лохматая голова.
- Только посмотри, - Джес сюсюкает над корзинкой, старательно сдерживая смех при виде сонного и растрепанного друга, - что тут у нас такое беленькое, такое пушистенькое, такое драгоценненькое...
- Что это? - Эйрел по-детски протирает кулаком глаза.
- Величайшая ценность нашего рода! - торжественно провозглашает Джес. - Форратьерская совесть!
- А такое бывает? - Эйрел спросонку бывает сама непосредственность.
- Потому и драгоценность, - поучительно поднимает Джес палец к потолку. - Представляешь, сколько Форратьеров надо обыскать, чтоб её найти? Не хихикай, не школьница. Зато когда найдешь, точно будешь знать, что товар высший сорт! Не хихикай, кому говорю!!
- Джесси, - с трудом выдавливает Эйрел сквозь непослушные губы, которые так и норовят расползтись в улыбке, - и кого ограбил ты?
- Зачем ограбил? - притворно обижается Джес. - Специально для тебя от сердца оторвал, свое, родное! Смотри какая она чистенькая, совсем непользованная, зря ты что ли всё время меня бессовестным называешь?
- А мне она значит пригодится? - уточняет Эйрел. - Своей мне мало, теперь они споются и вдвоем меня грызть и мучать будут?
- А за что тебя мучать? Ты же у нас такой весь из себя правильный...
На этом моменте Эйрелу, видимо, надоело, он решил доказать, что не только Форратьеры бывают испорченными, и утащил Джеса под одеяло.
... Но белого котенка, названного Коншенс, все-таки оставил у себя.
- … Да, мой выбор. И тест подтвердил. В конце концов, все логично. Способности к П-В скачкам – это наследственное. Они были у прадедушки…
- Тебе-то откуда это знать?
- Тоже мне, тайна! Надо просто уметь читать архивы. Я умею.
- Что же ты с таким талантами не просишься сразу в аналитики СБ?
- Не смешно, папа. И вообще не отвлекайся. Дед командовал флотилией…
- Ты знаешь, чем это кончилось!
- Знаю. Стал национальным героем.
- Один национальный герой посмертно на пять поколений меня вполне устраивает.
- Сам-то ты воевал! Не припомнишь, кто мне рассказывал, что рубка крейсера - самое безопасное место в бою?
- Это была шутка. На войне нет безопасных мест.
- Что ж, опасность - самое форское дело. То, что мой отец - император…
- Рад, что ты это помнишь.
- ... означает только то, что я - фор из форов. И при этом не наследник и не достояние империи, как мой старший братец. И, заметь, мне хватает благоразумия не рассчитывать на торговый корабль. Тогда старик Аллегре точно сошел бы с ума в попытках обеспечить мою безопасность на другом конце галактики.
Император Грегор почувствовал, что его загнали в угол. Простое и без объяснений «нет, я запрещаю» не действовало на его детей и в пять лет, что уж говорить про теперь.
- Ну, папа, брось. Мне скоро двадцать, пора определиться с профессией… На «Императора Дорку» как раз через три года будут требоваться скачковые пилоты!
"Господи, и чем я думал, когда решил оставить близняшек?" - подумал император затравленно. Когда много лет назад ошарашенный техник пришёл к нему с сообщением, что эмбрион разделился, решение казалось очевидным. Теперь он уже сомневался в своей правоте... "Две дочери - две проблемы. Одновременно".
Позавчера вторая принцесса объявила отцу, что выходит замуж за собственного оруженосца.
«Пятница, тринадцатое февраля. До окончания процедуры 154/69б проверки допуска Катрионы Форсуассон-Форкосиган осталось трое суток. Заполнить регистрационную форму?» – с этой почти издевательской надписи на экране комма начался рабочий день генерала Аллегре. Плохо начался, ибо генерал забыл начисто об этом допуске, а бюрократия с автоматизацией таких ляпов не прощает даже начальнику. Аллегре вздохнул, достал толстый том с инструкциями и принялся искать процедуру 154/69б.
Через два часа в регистрационной форме были заполнены все поля, кроме одного-единственного «контроль поведения объекта в стрессовой ситуации». «Ну и где я им возьму стрессовую ситуацию?», - подумал Аллегре и вновь уткнулся в страницы инструкций, - «дерьмо, дерьмо, за это лорд Форкосиган убьет пожалуй, а вот это можно и попробовать». Перо, тушь, цветная бумага и конверты, чуть запыленные, но годные к использованию, нашлись в кабинете.
***
– Майлз, что это? – Катриона буквально влетела в столовую особняка Форкосиганов, размахивая голубым листом плотной бумаги.
- Понятия не имею, - отозвался Майлз, отрываясь от обсуждения политики Комарры, - а должен?
– На конверте было написано твое имя.
- А что написано в письме? – лорд Форкосиган был заинтригован. Ему редко присылали бумажные письма.
– Читаю, - сказала Катриона, нехорошо улыбаясь.
«Дорогой друг, возлюбленный лорд Форкосиган! Я с томлением в груди вспоминаю нашу давешнюю ночь страсти, и жду завтрашнего свидания. Вы – мой свет и моя любовь. Я пишу Вам эти строки в тиши моего пустого, холодного кабинета. Лишь Ваше появление способно скрасить мое тоскливое одиночество. И хоть свидания наши должны продолжаться втайне, любовь моя к Вам не нуждается в свидетелях.
Возлюбленный мой! Так тяжко мне прятать свои чувства под покрывалом долга и традиций, так постыло проводить дни в обществе унылых и скучных чинуш. Лишь надежда на скорую нашу встречу заставляет трепетать мое сердце и уноситься мыслию далеко от этого суетного мира».
– Давешняя ночь страсти? Завтрашнее свидание? – спросил Айвен и нехорошо сощурился.
– Можно взглянуть? – Саймон Иллиан забрал письмо из рук Катрионы, - и конверт принесите, пожалуйста.
Оруженосец дисциплинированно извлек конверт из стопки входящей корреспонденции и протянул Иллиану.
– Так, так, - пробурчал Саймон, чуть ли не обнюхивая вещественное доказательство, - конверт без марки. На рисунке изображено… - он запнулся и обернулся к леди Элис.
- Здание на центральной улице Форбарр-Султана. Его уж лет семь как снесли. Кажется, там была какая-то юридическая контора. – подсказала леди Форпатрил.
- Контора, говорите? Черт… и конверт, похоже, старый… Тогда еще Эйрел шутил, что контора останется лишь на конвертах СБ… Точно. Я их сам заказывал в типографии, шесть ящиков. Особая бумага, которая отпечатки пальцев хранит где-то с полгода без искажения.
– СБ? – удивился Айвен. – А они-то причем? Впрочем, - он отобрал у матери письмо, - эти замшелые обороты я, кажется, где-то уже читал. И, зуб даю, не в любовных письмах леди Донны. Майлз, посмотри, может, ты вспомнишь?
Лорд Форкосиган пробежал текст глазами и покачал головой.
- Не помню. Хотя такой кошмар я забыть просто не мог… «способно скрасить мое тоскливое одиночество», надо же!
При этих словах Айвен вдруг побледнел и покосился на Саймона:
– Помнится, на заре моей блистательной военной карьеры, меня заставили вызубрить пару сотен инструкций. Кажется, в одной из них было что-то очень похожее…
– Не могу вспомнить, но по-моему лорд Форпатрил не ошибается, - заметил Саймон.
– Майлз, с каких это пор ты назначаешь свидания… - тут Айвен запнулся, и закончил фразу одновременно с Иллианом, – генералу Аллегре?
- У тебя седины голова полная.
- А ты совсем не изменился.
- А ты научился врать.
Бутылка марочного коньяка кажет дно, запыленное, тусклое - бутылке скоро полвека.
- Коньяк - мой ровесник..
- Заметно: так же крепок, терпок, столь же чудесно согревает вечером и ужасно мучает утром.
- Ну, тебя-то согревать по вечерам мне не довелось..
- "Не довелось"? вот так номер, Майлз, ты научился сожалеть?
- Я научился просить прощения.
- У себя.
- Ты прав, Бел, у себя.
Бархатная тишина старомодной комнаты нарушается только коротким треском угольков в догорающем камине. Двое сидят в креслах, так близко и так далеко друг от друга, разделенные триллионом парсеков винного столика.
- Ты счастлив. Я счастлив. О чем сожалеть, адмирал? Возможно, тогда ты был слишком барраярец, несмотря на твой старательный бетанский акцент. Возможно, я был слишком солдат и слишком герм, чтобы не доставать тебя раз и навсегда. Возможно, ты пожалел меня меньше, чем Тауру, или я был не такой высокий и рыжий, как Куин...
Оба смеются. Волшебная штука этот коньяк, делает уютными и смешными даже самые горькие шутки. Хотя тут лучше бы подошел...
- Абсент, Бел?
- О да, не откажусь. Спасибо.
И пока в толстостенных стаканах горит кусочек сахара на зеленой, ароматной жидкости, барраярец Майлз Форкосиган поднимает на старого друга глаза.
- Я знал тебя достаточно хорошо, чтобы почувствовать момент, когда ты меня простил. Так немногие умеют прощать - сразу и до конца. Но я никак не могу извинить сам себя. За трусость.
У Бела все еще очень нежные и очень сильные ладони, и ногти на них все так же аккуратно подпилены и покрыты бесцветным лаком. Теплая ладонь ложится Майлзу на плечо и успокаивающе сжимает, без малейшей толики желания и страсти.
- Для барраярца это было скорее спасением чести, а не трусостью.
Форкосиган накрывает оба стакана блюдцами, гася пламя, и берет свой в руку, молча возвращается в кресло, осторожно освободившись от участливого прикосновения.
- Я тоже так думал Бел. Пусть невнятно, подсознательно, но именно так. Я только потом понял.. Ты поцеловал меня тогда, на "Ариэле"..
- Да?..
- Ты - это... Я хотел. И врал себе. Я только вылетев со службы и переломав себе полжизни, наверное, понял: Барраяр, Бета, СБ, Империя... Это все здорово. Важно. Но еще важнее не предавать самого себя. Ты был перчаткой, брошенной мне в лицо самим собою, Бел. И гордость моя победила...
- Тебя самого...
- Вот так.
Хрустальный стакан взлетает на миг в салюте, абсент дробит искорки камина, делая их золотыми и изумрудными.
А на вкус он горький. Как мудрость. Как время. Как победа.
И как полынь.
"Осенью на чертовом озере холодно, будто в криокамере", - мрачно размышлял Марк. Он бы сказал это вслух, и не один раз, - но рядом сидел Майлз, а шуточки о криокамере в его присутствии резко теряли свою шутливую привлекательность.
- Здесь нет рыбы, - вместо этого пробурчал Марк.
- Должна быть, - твердо ответил Майлз. - В прошлый раз мы с Иллианом наловили целую кучу.
- Наверное, вывели ее подчистую.
Марк до сих пор мысленно перебирал аргументы в молниеносно проигранном споре: нет, Майлз, я не хочу ехать на твое озеро, потому что... Марк подозревал, что Майлз просто использовал его как предлог. "Простите, сир, я не могу исполнять роль вашей комнатной собачки для Императорских Приемов, потому что мне нужно свозить Марка за город. Вы же понимаете..." Император Грегор был в отмазках куда больший специалист, чем Майлз - сколько ему скармливали каждый день? - но в этот раз решил явить свою милость радивому вассалу, к его, Марка, огорчению. Великая битва за выходные была проиграна по всем фронтам, еще даже не разгоревшись.
- Да и знаешь, Карин, наверное, захочет провести с семьей больше времени... - задумчиво протянул Майлз, увидев, что его предложение не вызывает отклика в душе Марка.
- Ты считаешь, я ей мешаю? Мне нужно быть менее настойчивым? - выпалил Марк до того (даже во время; неважно) как понял, что его просто водят за нос.
Майлз тогда глубокомысленно хмыкнул. Проклятый братец напустил на него Маленького Адмирала, точно напустил.
И вот теперь они сидят на берегу озера как два идиота, в компании удочек, майзлового охранника СБ и ящика пива. Пиво успешно заменяло темы для беседы, позволяя ей литься тихо, но благостно над водной гладью.
- Как ты думаешь, - вдруг задумчиво начал Майлз, прерывая невеселые мысли Марка, - Катриона скоро вернется?
- Признайся, ты боишься, что ее достал, братец, - тут же заметил Марк. "Как достал меня!". Черная команда была согласна.
- А думаешь, достал?
"Точно боишься, - удовлетворенно подумал Марк, пытаясь спрятать мстительную улыбку. - Так тебя!"
- Даже не знаю... меня бы точно достал.
- Ты - не Катриона!
- Крыть нечем, - ухмыльнулся Марк. - Мне кое-чего недостает.
Майлз посмотрел на него и вздохнул. Потом потянулся назад, достал очередную бутылку пива и ловко ее открыл о край ящика.
- А знаешь, я всегда хотел сестричку, - неожиданно заявил Майлз.
- Сестричку? Мда... никогда бы не подумал, - удивился Марк. Замолчал, глядя как Майлз делает большой глоток, и мстительно добавил: - Не думал, что ты педофил, братец.
"Есть!" - ликующе ухмыльнулся он, глядя, как Майлз пытается откашляться.
Нет, он все же ошибался. Доставать своего братца-клона - весьма забавное занятие. "Ты еще заплатишь за эти выходные!.."
- Жизнь как калейдоскоп. Только на что-то настроишься, как планы поменялись...
- Очень многие люди - и квадди - живут по-другому, - осторожно заметила Николь. - Ты точно хочешь снова окунуться в это... безумие?
- А какой у меня выбор? Майлзу нужно, чтобы я помог ему с расследованием. Я его единственный контакт здесь.
- И он без тебя никак не обойдётся?
- Почему? Обойдётся. Сделает всё то же самое, только медленнее. А нам сейчас нужно выиграть время.
- "Нам"?
- Николь...
- Разве ты не чувствуешь? Он как гравитационный колодец. Стоило ему появиться на орбите, и всё, люди, квадди, события, начинают крутиться вокруг него.
- Тогда кто я, чтобы сопротивляться?
Николь не поддалась на его попытку перевести всё в шутку.
- Это опасно.
- Да. И всегда было. Но это в последний раз. Обещаю.
«И будет тебе, милый, дальняя дорога и казённый дом,» - по-доброму усмехается бабушка Серафима, не успев ещё разложить карты. Саймон не просил ему погадать перед отъездом, ещё чего. Она сама.
Кто ему бабушка Фима, он и сам точно не помнит. В его семейном клане издавна заводили много детей и женились по нескольку раз, что ещё оставляло возможность знать в лицо всех, но сводило на нет попытки запомнить, кто кем кому приходится. Кажется, вторая жена двоюродного дедушки, а вот по какой линии? Память надо иметь феноменальную.
А вот что карты у бабушки Фимы не те, на которых предсказывают казённый дом и дальнюю дорогу, Саймон знает точно. Те – игральные, а «не те» - какие-то не такие, в них и играть-то нельзя… два вальта каждой масти ещё куда ни шло, но двадцать три джокера? Он, правда, как-то пытался раскладывать пасьянсы, но карты отняли и надавали по рукам. Уже потом он узнал, что все девочки лет примерно с двенадцати, если не десяти, бегают к «бабе Фиме» предсказывать судьбу.
Бредовость предположения, что можно предсказать судьбу с помощью случайно вытянутой комбинации карт, его поразила. Он долго недоумевал, что может побудить людей верить в подобные предсказания, и пришёл к следующим выводам. Во-первых, толкование карты имеет расплывчатое значение, которое может трактоваться гадающими диаметрально противоположным образом. Во-вторых, ряд карт предсказывал ситуации, которые рано или поздно происходят в жизни любого человека. Разобравшись таким образом, он утратил к этой бестолковой деятельности всякий интерес.
Посидеть тихо, пока она гадает, бабушка Фима попросила сама. Мол, самой интересно, а без того, чью судьбу хочешь узнать, смотреть не так-то просто. Ну, ему-то что. У пожилых людей бывают странности, пускай смотрит. Всё равно ему скоро отсюда уезжать, и терпеть это всё осталось уже недолго.
- Ну, Жрица, - говорит бабушка Фима. – Разумеется, Жрица. Правосудие. Равновесие. Отшельник. Так, это всё понятно. Хмммм… - и замолкает, задумавшись.
- Что-то не так? – наконец не выдерживает Саймон. Хотя глупости, что там могло быть не так?
- Я не могу понять, почему выражен седьмой дом. Да ещё так странно. Хотя… ладно, Старший Аркан в седьмом доме, но почему Император?
- Я буду служить в имперской СБ? – предполагает Саймон. Вообще, не хотелось бы. Ему бы на флагман, в космические силы…
- Император как карта не имеет отношения к роду Форбарр, точно так же как карта Смерть не означает физической смерти. Император – это «путь правильных поступков», причем зачастую правильных вопреки правилам. Я даже не удивилась, что эта карта проявилась в твоём раскладе, хотя, конечно, тебе ещё надо до неё дорасти, но… седьмой дом. Дом партнёрства, не служения.
Саймон пожимает плечами. «Правильный вопреки правилам» - это что, парадокс? Дома служения и партнёрства его интересуют как-то мало. Какой-нибудь дом иметь хорошо бы, но в принципе необязательно, ему и каюты на корабле хватит.
- Я не знаю, как это понимать, - говорит бабушка Фима, собирая колоду. – Старею.
Потом выкладывает наугад ещё одну карту - на ней вообще ничего нет - и, хмурясь, засовывает обратно.
Примечания по картам Таро: Жрица - холодное восприятие и обработка информации. Вероятно, базовая карта Иллиана. Правосудие и Равновесие - собственно, расшифровываются близко к названию. Отшельник - отстранённость от мира на момент принятия решения. Про Императора там всё расшифровано; правда, дословное толкование карты даме в голову не пришло. Последней выпала Белая карта, в контексте попыток получить уточнение к раскладу - отказ под предлогом "в раскладе и так всё яснее некуда".
- Его Высочество сегодня звезда вечера, - негромко сказал Веник Стасю.
- Что, загадочно мерцает в ночи?
- Нет, каждый раз, когда он падает, я загадываю желание.
- Не хочу знать, какое.
- Обижаешь! Каждый раз новое.
Однако развлекуха с желаниями подошла к концу. Через пять минут Джес Форратьер с реверансами и извинениями уводил Высочество от бетанской делегации, аккуратно придерживая от падения и гневно сверкая по сторонам выразительными карими глазами.
Когда ближе к полудню Зерг Форбарра продрал очи, Джес лежал на диване, воззрившись в книгу.
- А ты ещё и читаешь, сука.
- Отстань.
На обложке значилось: «Созависимость: проблемы преодоления.» Это Зергу ничего не сказало.
- А она с картинками? С неприличными?
- Нет.
- Тогда зачем ты её читаешь? - изумился кронпринц. Такие новости, да ещё с похмелья…
- Пытаюсь понять, почему меня вечно тянет на всяких алкоголиков, - с досадой проговорил Джес и запустил книгой в заранее намеченный малоценный предмет интерьера. Этот гребаный мир его достал. Ну хоть демонстрация недовольства ему удалась.
- Стась, а ты знаешь, что вчера сказал кронпринц бетанскому гермафродиту? – интригующе начал Форвейн.
- Предложил переспать.
- Ну, с тобой неинтересно… а знаешь, что ему герм ответил?
- Ну?
- «Прямо здесь? Снимай штаны, наклоняйся…»
***
- А вы, собственно, кто? – пробасил Руди, пока Хэнк соображал, что делать.
- Хозяева космопорта, - сказал один из мальчишек, по всему видно – главарь. – Платите за постой.
- А то что?
- А мы знаем, какие склады размывают весенние паводки, а какие – нет.
- Интересно, - сказал Хэнк. – Какую валюту принимаете?
Мальчишки переглянулись, но совещаться не стали – видимо, всё уже обсудили.
- Жевательной резинки, две пачки каждому, - озвучил главарь. – Покататься на грузовой платформе, всей бандой. И… расскажите нам о космосе! Вы правда со звёзд? Как там, на других планетах?
- Командир, - один из мальчишек ткнул главаря в бок, - опасность на горизонте.
Хозяев порта как ветром сдуло. К кораблю вольных торговцев приближалась элегантно одетая дама в сопровождении двоих мужчин в сине-красной форме. Где-то Хэнк уже таких видел.
- Добрый день, господа, - начала дама на несколько искаженном стандартном. – Я вдовствующая принцесса Миранда Форбарра. Вы не видели принца Эзара?
Хэнк сразу же что-то заподозрил, но Руди его опередил.
- Неет, госпожа принцесса. Я ни одного принца отродясь не видел, а очень хотелось бы повидать. Мы вообще, значится, первый день на Барраяре.
- Блять! - выдохнула принцесса.
Через пару секунд из-за угла послышалось: «Мама?! Ты какое слово сейчас сказала?»
***
- Интересно, - сказал Влад Форбарра, - а мне дадут медаль за спасение цетагандийского наследника?
- Обязательно, - подтвердил Фэриан. – Самую главную. Звезду Империи.
- Хм. Такая только у лорда Форкосигана есть. Мне нравится.
- Хотелось бы мне, чтобы мне тоже когда-нибудь дали медаль… - проговорил Фэриан.
- Ну, не в этот раз. Обычно тем, кто виновен в том, что мне пришлось проявлять героизм, дают не медаль, а п**ды, хотя я уверен, что тебя-то не тронут.
- Им трансплантируют женский половой орган? – изумился Фэриан. – А зачем? На Барраяре это считается унизительным?
Влад заржал, потом объяснил, потом втянулся в объяснения.
- Мне кажется, я понял основную идею, - неуверенно сказал Фэриан. – Можешь не продолжать.
- Но делать-то что-то надо? Пилотировать эту штуку нечем, маяк в неё уже встроен… искать нас могут дня три… чёрт. Жаль, что ты принц, а не принцесса.
- Мне тоже жаль, что я не принцесса, если твои пристрастия настолько однобоки, - шепнул Фэриан и, завладев рукой Влада, потёрся щекой о ладонь. Тот вздрогнул, отодвинулся и всмотрелся в лицо Фэриана при тусклом свете аварийной лампы.
- Тебя слишком хорошеньким сделали. Тебя там во дворце не обижают?
- Нет, конечно. Иногда другие императрицы пеняют Райан, что сделала меня слишком привлекательным, но все знают, что это не моя вина.
Влад вообще спрашивал не об этом, а о сексуальных домогательствах, но тут у него всё вышибло из головы:
- Ты называешь свою мать Райан?
- Конечно, а как ещё?
- Мама…
Фэриан нахмурился – опять культурные различия. Хорошо бы их как-нибудь сгладить, сказать что-то приятное для барраярца.
- Я видел твою мать на фото, она очень хороша собой для представительницы дикого генома, - Фэриан искренне так считал. – Особенно примечательны её волосы. Не понимаю, почему тебе такие не сделали. Ты потому так коротко стрижёшься? Тебе не нравится цвет?
Цетагандийский наследник заворожено провел пальцами по кончикам коротко отстриженных, почти выбритых волос…
- Слушай, не трогай меня, а! – взвился Влад.
Фэриан вздохнул и отодвинулся к противоположной стене спасательной капсулы. Несколько минут прошло в молчании.
- Знаешь, парень, может, тебе и дадут медаль, - заговорил наконец Влад Форбарра. – Мы будем дрейфовать долго, возможно, ты ещё успеешь меня спасти.
- Я думаю, да, - Фэриан приободрился, восприняв эту фразу как предложение к примирению.
- А если тебя там всё-таки будут обижать, приезжай, я как кронпринц вправе обеспечить дипломатическое убежище.
Фэриан подумал, что Влад явно переоценивает военную мощь Барраярской империи. Но какой же он всё-таки славный парень...
Майлз перевел дух. Кажется, удалось добиться хоть какой-то уступки. А значит, переговоры нужно продолжать. Предыдущая неделя прошла в боях за территорию, упорных и ожесточенных. Майлз доложил отцу, что ситуация под контролем, но это было не совсем правдой. Вернее, не так. Ситуация была под контролем, только вот контролировал ее противник – более опытный, более взрослый. Отступая, нападая в темноте из укрытия, не давая уснуть и оставляя послания в самых неожиданных местах. Противник метил территорию с какой-то непостижимой для Майлза логикой, слишком хищной, слишком животной. Эх, надо было спросить Ботари, он мог бы пояснить смысл таких атак...
Майлз тяжело вздохнул, представив, как именно Ботари попытался бы решить эту проблему. Нет, уж лучше он сам. Тогда есть хоть какой-то шанс на успешные переговоры. А не на уничтожение. Щека саднила – последний удар пришелся именно по ней, хорошо еще, зацепило лишь по касательной.
Ладно, со щекой он разберется позже, сейчас не до этого: противник осторожно выглянул из за укрытия, самое время предложить свои дары и постараться убедить его в своей правоте.
Майлз поставил на пол блюдце из любимого сервиза матери, налил в него молока и осторожно отступил в сторону. Кот строго посмотрел на семилетнего мальчишку и с независимым видом согласился принять участие в переговорах.
Итак, что мы имеем? На листке было всего четыре строчки.
«1. Война». Мичман решительно вычеркнул этот пункт. Барраяр ни с кем сейчас не воюет и не собирается, последняя цетагандийская недавно закончилась.
«2. Блат». Этот пункт повторил участь предыдущего. Блата у мичмана не наблюдалось, и появиться полезным знакомствам или деньгам на взятки было неоткуда.
«3. Постель». Здесь мичман ненадолго задумался, повертел в руках карандаш и наконец поставил на полях минус. Более реальный способ быстро сделать карьеру, но записным красавцем мичман не был, и рассчитывать на подобный вариант не приходилось.
«4. Подвиг». Последний пункт он подчеркнул жирной линией. Ну вот и определились. Другого выхода нет, иначе дослужишься от силы до капитана — и на том застрянешь.
Придвинув к себе новый лист писчего пластика, мичман Иллиан аккуратно вывел на нем:
«Рапорт
Прошу рассмотреть мою кандидатуру для участия в эксперименте…»
Эту картинку ослабевшая память держала удивительно крепко. Вместе с ней приходили разорванные клочья прошлого: полутемные дворцовые покои и широкая кровать под балдахином, склонившееся лицо старого императора, обрывки рапортов времён эскобарской кампании и мятежа Фордариана, встревоженные лица регента и леди-консорта, коридоры и переходы космических кораблей и военных баз.
«…по имплантации чипа эйдетической памяти», — мичман прищурился и усмехнулся своему отражению в темном окне, убрал рапорт в планшет. Вот так. Расчеты, планирование — и больше никаких неожиданностей.
- Это была твоя идея!
- А по-моему – твоя.
- Нет, твоя! И не спорь!
- Ну хорошо, допустим, моя, но, помнится, ты вполне её одобрил!
- Я? Одобрил?
- Да!
- Я был пьян!
- Нет, ради разнообразия. Ты был трезв, как стёклышко.
- Ты… ты применил ко мне непозволительные методы убеждения!
- Интересно, как у тебя, так они всегда позволительные, а стоит мне…
- Ну-ну, продолжай…
- Знаешь, Бай, иди к чёрту!
- Что, Форпатрил, сдаёшься?
- Форпатрилы не сдаются! И я не позволю тебе испортить мой отпуск!
- Наш отпуск!
- Тем более! Ну чем тебе здесь не нравится? Чистый воздух, прогулки! А дома провалялся бы на диване все две недели!..
- О, мой диван!.. – горестно.
- …море!..
- Меня укачивает.
- …Местные на руках носят!
- О да! – саркастически, - Позволь я вчера, тебя бы точно унесли.
- Да брось, они просто дружелюбные ребята! Коллеги, можно сказать.
- Взвод, Айвен. Их был целый взвод. И они хватали тебя за задницу.
- Мы просто форму обсуждали, чего ты взбеленился? А кто целый вечер проболтал с этим гидом… Терренсом, да? Терренс Си, ну и имечко, сто против одного, он его сам выдумал! Ворковали, как два голубка!
- Не говори ерунды! Терренс - семьянин, у них с партнёром уже трое детей, и они собираются завести четвёртого. Кстати, про их репродуктивные обычаи мы и говорили.
Молчание.
- Форпатрил! Нет!
…
- Я сказал – нет, понятно? Это был умозрительный интерес! Сбор данных!
…
- Я ненавижу младенцев… Чёрт, да не смотри на меня так!
…
- Хорошо, я их не ненавижу, но я не готов… говорить об этом, ясно?
- Не ори. Я понял. Я просто подумал…
- Подумал что?!
- Ну, раз святой отшельник нас поженил…
- Какой святой отшельник?
- Сафари в Других Землях, помнишь?
- Это был актёр!
- Не актёр, у них турфирма при монастыре, «Благая весть» называется.
- Айвен, всё равно это розыгрыш, аттракцион для туристов, чёрт побери!
- Но ты же сказал «да».
- А что, мне надо было сказать «нет»?!
…
- Этот брак недействителен нигде, кроме Афона!
- Ну вот чего ты всё время споришь, а?
- Я не спорю!
…
- Смотри лучше, какой закат красивый.
- Красивый. Уговорил.
- И море…
- И море, - с тяжким вздохом.
- Тебе здесь так ничего и не понравилось? – уныло спрашивает Айвен.
- Нет, почему же, - отвечает Бай, встрепенувшись, - Кое-что на Афоне мне безусловно нравится.
- Что?
- Вот что!
И Бай целует Айвена в губы прямо среди людной набережной.
Жарко. Жара растапливает мысли, растворяет страх перед последней чертой. Как растопила в неопрятные лужицы тела тех, с Джексона. Ба почти хвастался этим убийством. И радовался тому, куда заложил бомбу. Садист ублюдочный.
Николь. Николь заканчивает свою игру на арфе. Зал взрывается аплодисментами. Почти бесшумный взрыв. И через несколько часов от Николь остается лишь... И от других людей тоже.
Холодно. Но лучше уж в ознобе пялиться на стену капсулы. Чем видеть очередной кошмар. Это ведь еще не случилось. Правда? Майлз что-нибудь придумает. Глупо было пытаться сделать все самому. Но хотелось доказать, что на что-то способен. На Архипелаге он тоже хотел доказать. И чем все закончилось...
Куб. Ба взял видеокуб. Смотрит. И кидает на пол. Если куб сломался, то они с Николь не оставили после себя даже изображений.
Холодно. И мокро. Но глаз не отрыть. Если они еще есть – глаза, веки. В капсуле было сухо. И тонуть он может только в...
Адмирал Нейсмит. Ты тоже не любишь холод. Особенно после криозаморозки. Заморозка спасла тебе жизнь, но убила. Хотя роль Аудитора тебе тоже подходит. Но Адмирал – лучше. И ты ведь найдешь выход. Только бы ты узнал про бомбу.
Холодно. Но иллюзии влаги уже нет. Место, напоминающее медицинский отсек. Люди в защитных скафандрах. Галлюцинация? Или Нейсмит как-то додумался, где его искать? И сообразил насчет заразы? Рядом стоит емкость со льдом и водой. Значит, ледяная вода не мерещилась. Кто-то пытался остановить процесс. Майлз?
Холодно. Сказать о бомбе важнее, чем холод. Но губы не слушаются. Удается выдавить только отдельные слова. И те нечетко. А эти балбесы не понимают. Нейсмит бы понял.
Холодно. Люди в скафандрах пытаются очистить ему кровь. Но не слушают про балет. Про бомбу в концертном зале. Или это все один из тех кошмаров, где надо бежать, но тело не слушается? Когда в грудь летит заряд игольника, а сделать ничего не можешь. И хуже всего, что не в твою грудь...
Нейсмит. Слушает. И даже понимает. Адмирал, наконец-то ты пришел. Твое лицо расплывается, но... Это же не мерещится, правда? Ты все понимаешь. И знаешь, что это важно. Говоришь „Отличная работа, капитан Торн!“ Говоришь, что Николь в безопасности. И что куб в порядке. Значит, можно расслабиться. И закрыть глаза.
Тихо. Майлз отдает какие-то приказы. Это успокаивает. Ощущается почти расслабленной тишиной. Слов не разобрать – они ощущаются невнятным гулом. Но почему Майлз отдает приказы из медицинского отсека? Ему бы на мостик. Как положено Адмиралу Нейсмиту. Надо открыть глаза. Надо понять, в чем дело... Майлз! Нейсмит, ты же говорил со мной без шлема. И вряд ли это была твоя ошибка. Так ты не ошибаешься. Но кто-то же запихнул меня в ледяную воду до прибытия медиков. А сейчас ты был без скафандра.
Тихий гул на секунду рассеивается, и слух выхватывает твои слова: „Ненавижу холод!“ Вот и все. Я все поломал, как и на Архипелаге Джексона. Только сейчас ты говоришь „отличная работа“. Потому что знаешь, что твои барраярские медики нам уже не помогут? Потому что все это теперь не важно...
Уже не важно.
Пока Ниран писал отчет, Кьет квасился в лохани. В наглую так квасился, безо всякого зазрения совести, хлюпая водой на деревянный пол и пофыркивая пеной - от удовольствия. Ниран мог только зубами скрипеть в ответ и старательней заполнять все пункты согласно инструкции.
Дверь едва слышно скрипнула, в коридоре гулко затоптались и заохали. Создавалось впечатление, что в дом вошел по меньшей мере отряд егерей, но Бэйзил был один. Он умел ходить тихо, Ниран знал это совершенно точно, потому что пару раз имел возможность понаблюдать, как барраярец пытается рыскать у них по столу в поисках плохо лежащих вещей, пока Кьет спал. Но когда скрываться не было необходимости, мужик шумел, топал и сопел от души.
Вот и сейчас он шумно втащил металлическую посудину с кипятком, именуемую “самоваром”, водрузил её на стол (Ниран едва успел убрать свой портбук) и ухнул довольно:
- Шишек еловых натолкал. Понюхайте - какой запах-то!
Горелой хвоей, в самом деле, пахло знатно, Ниран даже чихнул.
- В баньке вам надо попариться, капитан, - недобро улыбаясь, сообщил Бэйзил. - Все хвори, как рукой снимет.
- Нет уж спасибо, - отмахнулся и снова застучал стилосом по экрану. - Вон в соседнем районе гем-майора попарили в вашей баньке. С него сошло десять потом сперва в ней, а потом - на ковре у Ширики.
- Ммм? - из лохани всплыл сперва нос Кьета, а затем и вся его голова с торчащим гребнем. “Уф, - тихо хмыкнул рядом Бэйзил, - ну чисто змей морской. Ночью такое привидится - околеешь с перепугу”. Ниран выразительно покосился на слугу: “Я все слышу”. - А к полковнику его за что?
- За пропажу всей внутренней корреспонденции.
- Сперли? - почти восхищенно уточнил Кьет, он же - гем-майор Виирой. Ниран поморщился укоризненно и покосился теперь на него:
- Украли. Вскрыли сейф и все вытащили. - Сам виноват. Бэйзил, а мне бы еще кипяточку сюда, - резюмировал гем-майор и погрузился обратно под воду, выставив на воздух голые колени.
- Сей же момент, - кивнул тот и, обернувшись к Нирану, еще раз добавил:
- И вам бы не помешало погреться.
- Точно! - Кьет опять всплыл. И нагло ухмыляясь, обратился к заму:
- Иди сюда? Я подвинусь.
- Иди в баню! - Ниран едва удержался от того, чтоб запустить чем-нибудь в непутевое начальство. Начальство спасло только то, что самовар был слишком тяжелым, а стилос с буком - слишком нужными.
Бэйзил вышел, бурча себе под нос что-то о “стыдобище”, а Кьет заржал.
- Барраяр тебя определенно портит, - вздохнул гем-капитан Майпе и отложил, наконец, незаконченный отчет. - И меня. Тебе заварить чаю?
- Спрашиваешь!
Чайная церемония, даже самая простая, Нирана всегда успокаивала и приводила дух в уравновешенное состояние. И Кьет из уважения к чаю всегда молчал в это время.
Зато получив в руки пиалу, он продолжил разговор.
- А все же, - спросил он, сделав глоток и довольно прижмурившись, - почему ты так отбиваешься, когда я делаю в твою сторону интимные намеки? Я тебе не нравлюсь?
- Я слишком ценю нашу дружбу.
- Так давай поссоримся? - глаза Кьета ехидно сверкнули.
- Это тем более не станет поводом.
- А волшебное слово “приказ”?
- А волшебная кляуза про “превышение служебных полномочий”?
- Ты на это не пойдешь.
- Почему же? Тебе влепят еще один выговор, снимут с должности, наконец, назначат меня...
- Вряд ли. Тебя вызовут к полковнику, чтоб проверить, так ли ты хорош, чтоб ради тебя кому-то стоило рисковать должностью. Ты не пройдешь испытания...
- Это почему еще не пройду?!
- Потому что Ширики - нудный старик.
- Это благородная старость!
- Благородная. Но нудная. И падкая на смазливые мордашки. Ты ему будешь рассказывать про волшебные кляузы?
- Я тебе сейчас пиалу с чаем на голову одену, - пригрозил Ниран.
- Это будет “покушение на жизнь и здоровье вышестоящего офицера”?
- Это будет “справедливая расплата”.
- Одно и то же. Практически. Трибунал оценит.
Тут в комнату опять вошел Бэйзил. И вылил “кипяточек” за спину майору, от чего тот ойкнул, подпрыгнул и отвлекся от скользкой (для Нирана) темы беседы.
Ниран мстительно улыбнулся, пытаясь смотреть за окно, покрытое морозными узорами. За окном мела метель и отсутствовала даже радиосвязь с внешним миром. И снег лежал почти до самого подоконника.
Зима - такое романтичное время! А Кьет со своей лоханью...
- Ты лечить меня будешь, изверг?
- А? - Ниран недоуменно обернулся. Ошпаренное начальство ругаясь шлепало мокрыми босыми ногами по полу, потому что опять забыло тапочки, полотенце и халат в спальне.
- Лечить, спрашиваю, будешь? Мою спину, пострадавшую от действий барраярского тайного сопротивления?
- Буду, - вздохнул Ниран и потянулся к аптечке. Зачем еще нужны друзья?
Негри поднял резную темную фигурку, задумчиво посмотрел на левую половину доски и решительно двинул коня вправо, как будто они с Форбонном играли в мяч и эта уловка могла обмануть соперника. Форбонн усмехнулся в усы.
— Ну что, армия разбита и враг бежит? — Петр подсел к их столику и глянул на доску. — А… да тут ещё и конь не валялся… — разочарованно протянул он.
— А вот сейчас и повалим, — Форбонн поднял слона, в воздухе мелькнули фигурки, руки обоих игроков — и противники снова уставились на доску.
— Размен, — непонятно для кого прокомментировал Негри. Король у него стоял нехорошо, никакой свободы маневра. А у Форбонна-то конь стоит опасно. Тут и до спертого мата недалеко.
— Надеешься отсидеться за стенкой? — поддел Петр. — А ну как кто в гости заглянет?
Негри недовольно фыркнул, что-то про себя обдумывая.
Резко хлопнула дверь кабачка, Форбонн вскинул голову и тут же встал, неловко задев доску и сметя половину фигур. Мундир на вошедшем был заляпан грязью и кровью.
— Нападение на дом принца Ксава, — он закашлялся, видно, горло совсем пересохло от быстрой езды, — охрана пока держится, но если Юрий пришлет подкрепление…
— Что случилось?! — Форбонн схватил его за плечи и тряхнул. — Что с Ксавом, ну?
— Резня, — коротко ответил вестник. — Все, у кого хоть какие-то права на трон.
Петр ещё успел заметить, как мгновенно побелело смуглое лицо Негри, услышал брошенное вполголоса: «Вот и отсиделись». А потом вестник тяжело оперся на руку Форбонна, пачкая её ржаво-бурым, и добавил:
— Женщины, дети… Все.
- Самая знаменитая традиция Зимнепраздника на Барраяре...
- Топить цетагандийцев в проруби?
(с) вольный пересказ ибо лень лезть смотреть автора
Война не знает каникул и перерывов на отмечания. Партизанская тем более. Да и откуда цетам знать местные праздники? Вот и попалась очередная группа крашеных дендарийским партизанам. Кого не пристрелили, тех оскальпировали, но один слишком громко кричал, что он - бетанец из миссии наблюдателей с гуманитарной помощью. Даже мешок жратвы указал, где спрятан. А вдруг отравленной?..
Солдаты сами решили не рисковать и притащили добычу командиру под елочку. Упаковали подарок как положено: закуску в сугроб, чтоб не пропала - а вдруг не отравлена? - мешок на голову и поздравительная открытка, заткнутая за ленточку. Патриотических красно-синих цветов, между прочим, верный оруженосец последним приличным мундиром пожертвовал...
И теперь бойцы караулили палатку и попутно делились опытом: что делать с пленным цетом и как быть если он всё-таки не цет.
- Это на пасху хорошо, - вспоминал кто-то из ветеранов. - Берешь пару крашанок и тюкаешь лбами, кто первый лопнет...
- Так сейчас же зима... а эти гады пока доползли до нас снегом-то умылись... Теперь фиг разберешь, отмытый цет-то ничем не отличается от замурзаного бетанца...
- Их надо на открытках проверять. Тех, которые Габовиц на досках вырезает. Если начнет вопить про перевод ценной древесины - значит с беты, у них дерева нет. А если будет восхищаться красотой резьбы - а Габовиц же красиво режет, зарраза - значит, точно цет!
- Да, зря мы поздравительную доску поверх мешка прицепили...
- А ещё можно в прорубь уронить... главное чтоб она не замерзла раньше, чем он вынырнет...
- А смысл топить?
- Ну так на Бете ж, говорят, пустыня, они плавать не умеют. Значит, раз потонет, то бетанец, и будет нам куча деликатесов на праздник... а если выплывет - значит цет. Ему порченую еду и скормим. а потом, может, добьем, чтоб не мучился. Всё-таки праздник...
- А вдруг барраярец?
- Эээ... если наш, то башкой любой лед пробьет, сам выпрыгнет и выпить потребует для сугреву!
...
Тем временем в палатке командир Петер распаковывал подарок и приговаривал:
- Ну Рау, ну поросенок, сколько раз тебе повторять? Если соскучился, то оставь записку и гуляй потом в одиночку. Я тебя сам аккуратно подберу и доставлю. А если так уж хочешь массовые гуляния, то нацепи что-нить красно синее. И нет, красный нос и синие губы не считаются. Не кашляй, а пей, это всего лишь медовуха, спирт на завтра бережем. Вот Эзар вернется, и что я ему скажу? Добрался, но больной до полусмерти? И он вместо праздника тебя лечить должен будет неделю? Пей, кому говорят, и бетанский акцент отрабатывай! а то и правда, притопят...
– Итак. Вы, молодой человек, составили план преступления. Привлекли сообщника. Вдвоем составили провокационное послание. Отвлекли сержанта Ботари. Заманили Майлза в ремонтируемое крыло дворца, где подсадили его на карниз, чтоб он мог добраться до картины, за которой был якобы спрятан потайной ход к сокровищам Влада Фордракулы, а потом оставили его на карнизе и ушли на полчаса, за которые он успел спуститься с карниза, оступиться на спуске и чудом не сломать себе шею...
– Дядя Саймон, – шмыгнул носом Айвен. – Я виноват, конечно, но… Это же он сам был моим сообщником!
В начале июля жарко, душно, дышать, и то устаёшь. У Джеса вечно волосы мокрые от пота, у Эйрела - воротник футболки. Пятым уроком стоит история Земли, солнце уже высоко, второго дыхания нет и взять его негде, мозги отрубаются совершенно, пытка математикой и английским закончилась, скорей бы на речку...
Английский! Кому нужны мёртвые языки? История Земли! Кому нужно всё то, что было до открытия Барраяра?
- По легенде, - нудит учитель, - эта династия происходит от Рюрика и его братьев - Синеуса и Трувора...
"True vor, - переводит на автомате Эйрел, - настоящий фор".
"Sinuous, - задумывается Джес. - Это от слова sin?"
Они переглядываются поверх тетрадей, и оба понимают, во что будут играть всю ближайшую неделю.
Дверь кают-компании отворилась и Элли Куинн гордо шагнула вовнутрь.
-А где Бел?- поинтересовалась Элен, не отвлекаясь, впрочем, от приготовления многослойного коктейля. Темный сок лениво стекал по опущенному в бокал ножу, не смешиваясь с прозрачным и густым алкоголем на дне.
-А, он сказал, что они с Майлзом хотели проверить кое-какое новое оборудование, образцы которого адмирал приволок вместе с последним заданием для дендарийцев. Элен, мне без этого жуткого перца!
-Как скажешь, - Ботари-Джезек передала Элли напиток.
-Вот я каждый раз думаю: что заставило Бела покинуть уютную и спокойную Бету, - задумчиво изрекла Таура, разглядывая каюту сквозь свой стакан. Комната казалась зловеще багровой через сок и зыбкой сквозь призму ликера.
Элен фыркнула
-Да небось, как и меня, именно это спокойное и размеренное существование болота и заставило. При его-то темпераменте.
-Нет! Здесь явно была замешана любовь! - не согласилась романтичная, как и положено в ее возрасте, суперсолдат. - Он влюбился в наемника, случайно попавшего на Бету, последовал за ним...ну или - за ней, сквозь п-в туннели...А потом смерть разлучила их и...
-Таура, тебе вредно читать дамские романы! - прыснула Куинн.- Я просто уверена -у него возникли проблемы с законом...Что, впрочем, неудивительно при его страсти к авантюрам...
...
Майлз с интересом посмотрел на Бела, оккупировавшего кресло пилота по соседству. Испытания нового жучка явно прошли успешно, а тема, затронутая расслабляющимися дамами порой занимала и его самого.
Бел, что любопытно, не призывал прекратить подслушивание, уповая на нормы приличий и долг дружбы.
-Ну и как все же было на самом деле? – в конце концов, не выдержав, поинтересовался Майлз, вопросительно подняв бровь.
Капитан Торн загадочно улыбнулся, подался вперед и заговорческим шепотом сообщил:
- Это секрет, адмирал НЕЙСМИТ!
На холме возвышался замок. Точнее, его обгорелые развалины, видневшиеся сквозь распахнутое окно.
- И "Крепость над водами" снимали тоже не здесь, - махнул рукой Майлз, не выпуская вилки. Его гость слушал внимательно, но сам предпочитал молчать и есть. - Я, когда был маленький, с ума сходил по историческим фильмам и как-то пристал с вопросом к деду, так тот мне с этакой гордостью заметил, что этой глупости в своих родовых владениях не допустил. Вот уж не знал, что ты любишь старое голо.
- Может, и любил. Не помню, - признался Саймон спокойно. - Кажется, я по ее службе ходил смотреть, вот только никак не могу понять - зачем? Скачал тут, посмотрел. Очаровательная старая чушь. И почему-то там не поют. А мне казалось, что пели. Давно это было, еще когда я капитанских кубиков не носил....
Майлз с сочувственным видом кивнул. Не помнит, еще бы. Что тут можно ответить, не ступив на минное поле?
- Целую вечность назад, - подытожил Иллиан, ткнув вилкой в форель. - Знаешь, а за тридцать лет я успел привыкнуть к этому званию. Была какая-то забавная ирония в том, что капитану подчиняются генералы. Может, поэтому я и считал, что с тебя для командования флотом хватит лейтенанта?
Капитан-уже-в-отставке Иллиан не боялся минных полей. И не избегал вспоминать о том, чего потерял. У него было чему поучиться.
- Какого черта? - выругался Форкосиган, расхаживая по клетке.
Айвен растеряно следил за хаотичными перемещениями кузена, стараясь отпихнуть от себя отшитого минуту назад братцем высокого мужчину в синем костюме, плаще и непонятной обуви, который наставил на него странного вида стек и что-то восхищенно бормотал себе под нос.
- Какой интересный уровень IQ, - размышлял Доктор, задумчиво постукивая отверткой по ладони и оглядываясь на миниатюрную фигурку, которая металась от одного ряда светящихся прутьев до другого. - А это ваш родственник, да? Судя по результатам генного анализа... Почему же такое различие?
В углу, захватив единственное кресло, миниатюрный мужчина в ладно сидящем костюме с отсвечивающей красным подкладкой (Айвен с завистью подумал, что уж теперь-то он знает, в чем пойдет на Зимнепраздник!) задумчиво сложил пальцы домиком и, улыбнувшись, сказал в сторону Майлза:
- Коллега, похоже, мы с Вами тут единственные нормальные люди, судя по результатам анализа Доктора. Что вы думаете насчет захвата Заповедника и установления мирового господства?
Лорд Аудитор остановился и заинтересованно склонил голову, обдумывая это предложение.
По его лицу медленно расплывалась широкая улыбка маньяка, до странности копирующая выражение лица его собеседника.
- Майлз, второй раз Совет Графов тебе этого не простит... - предостерегающе начал Айвен.
"Папа любит говорить, что мы, комаррцы, живём в тяжелое время, в эпоху перемен и от нас зависит, будем ли мы вновь свободны. Мне нравится, когда он рассказывает о Комарре.
И о Барраяре папа рассказывает, но в основном моему брату, он уже взрослый, и своим друзьям, по вечерам, в закрытой комнате. Обычно они собираются раз в неделю у нас дома.
Я никому не говорю, но я прокрутил дырочку в стене и когда они собираются и выгоняют меня из комнаты, я сразу иду к дырочке и их слушаю.
Папа говорит, что патриоты Комарры должны выгнать барраярцев с планеты, выгнать безжалостно и беспощадно.
А я не понимаю, зачем? Нет, конечно, я ещё маленький и мне не говорят всего, но я видел барраярцев. Пап говорит, что они самые настоящие чудовища, но какие же они чудовища? Две руки, две ноги, голова, всё как у нас. Ну, разве что одежда другая, так это ничего не значит. Может, папа имеет ввиду что-то другое? Я не спрашиваю, потому что при мне папа о барраярцах не говорит, а если я скажу, папа может догадаться.
Иногда мама с папой ругаются. Мама кричит на папу и говорит, что он совсем... как это... помешался, кажется, да, что он помешался на своём восстании, и что детям нужно хорошее образование и что всё равно барраярцев уже не прогнать, и тогда папа кричит на неё, и вспоминает тётю Ребекку. Её убили, когда я был совсем-совсем маленьким, и папа говорит что это сделали барраярцы.
Конечно, я слишком маленький, чтобы как-то помочь папе, и я боюсь барраярцев в их одинаковой одежде (брат говорит, что это военная форма, я глянул в словаре, что это, и теперь боюсь барраярцев ещё больше), но я тоже хочу чем-то помочь!
Когда я говорю это папе, он треплет меня по волосам, смеётся и говорит, что мне нужно ещё немножко подрасти, а маме говорит, что у нас в семье растёт настоящий патриот. Надо не забыть глянуть в словарь, что такое патриот, но наверное это что-то хорошее.
Иногда папа долго-долго не бывает дома, а потом в новостях показывают про очередной взрыв, и мама страшно переживает, а потом папа приходит и устраивает маленький праздник со своими друзьями. Они пьют ужасно горькие и противные напитки и постоянно говорят "За свободную Комарру!". Наверное, это обычай такой, я не знаю, а у мамы не спрашиваю, она в такие дни ужасно распереживавшаяся и не любит говорить о папе и его делах..."
Дэвид Гален, сын комаррского террориста Сьера Галена, закрыл свой старый детский дневник, достал из кармана зажигалку и поджег исписанную нетвёрдой детской рукой тетрадь.
"В конце концов, все мы были маленькими. Все мы верили в то, что говорили нам родители", жестко подумал Дэвид, бросил объятую пламенем тетрадь на землю и ушел с пустыря не оглядываясь.
Послезавтра он планировал сходить в отделение регистрации и сменить фамилию, да и имя тоже. Мать не одобрит, конечно, да и отцу бы не понравилось... но отец погиб. И брат погиб. И их дело закончилось ничем.
Дэвид вдруг подумал, что он всё делает правильно. Если у отца с братом не получилось освободиться силой, нужен другой путь. И плевать, как назовут его знакомые, но он будет учиться, будет искать хорошую работу и служить Комарре так, как надо, а не взрывать барраярцев. Может быть, его служба принесёт больше толку.
Грегор смотрит на себя в зеркало и хмурится. Чёрный траурный мундир с почти не различимыми на чёрном фоне гербами дома Форбарра придаёт ему по-настоящему властный вид, и в другое время он был бы этому рад. Но не сегодня. Не теперь.
Когда-то давно, ещё будучи мальчишкой, Грегор мечтал иногда о том, что Эйрел Форкосиган умер или просто куда-нибудь исчез, и тогда он, законный властитель Барраярской империи, сможет носить знаки отличия и чувствовать их по-настоящему своими.
Сегодня же, провожая своего наставника и ближайшего советника в последний путь, Грегор думает о том, что хотел бы быть здесь не в качестве императора и сюзерена, отдающего дань уважения самому преданному из своих вассалов.
Он предпочёл бы быть здесь как сын.
И когда он встаёт к гробу, принимая его на плечо, один из шестерых, равный среди равных, вопреки всем приличиям и правилам, и встречается взглядом с графом Майлзом Форкосиганом, эта мысль наконец окончательно формируется в его сознании.
«Брат», - одними губами произносит он, и Майлз, каким-то чудом угадав чувства императора, скупо кивает. Впрочем, о каком чуде может идти речь? Кому, как не Майлзу понять сейчас Грегора.
Ба-дирижер отложило палочку и уже совсем хотело было произнести «Неплохо, очень неплохо!», - как от двери раздались тихие вежливые аплодисменты: незаметно вошедшее высокое светловолосое ба, тонкая золотая кайма на одеждах которого изобличала принадлежность к Ведомству Внутренних Покоев Небесного Императора, тактично дало знать о своем присутствии. «Как не вовремя», подумало ба-дирижер, но с достоинством поклонилось.
- Вы ба Хокори, возглавляющее Второй Малый оркестр? Если я правильно помню, именно ваши музыканты играли на прошедшей церемонии Первых Осенних листьев?
Тогда на церемонии их музыка удостоилась высочайшей похвалы. Ба-дирижер почувствовало себя польщенным и почти простило непрошеного визитера.
- Вы ведь играли «Бездну звездного света?» - продолжило пришлое ба с улыбкой. Ба-дирижер снова заподозрило подвох, и не напрасно – дворцовое ба слегка отступило, и за ним обнаружились тщательно составленные друг на друга птичьи клетки.
- По поручению Ведомства Внутренних Покоев Небесного Владыки, я передаю вам на обучение этих птиц.
«Вот так всегда», подумал маленький барабанчик тайко.
«Мы генетически сконструированные музыканты», подумала арфа, «но, конечно, этим дворцовым нет до этого дела!»
«А кто будет кормить птичек?», подумал альт.
«А какие красивые брови у этого ба», подумала красавица флейта сякухати – молоденькое ба с копной темных волос.
«А я всегда говорило – от ба с волосами жди неприятностей», подумал губной органчик и покосился на сякухати.
«А сколько денег нам выдадут на их содержание?», подумал практичный большой барабан. Вслух же он сказал:
- Предлагаю поручить новеньким следить за птичками!
Два десятка благодарных взглядов засвидетельствовали – большой барабан спас этот вечер.
Новые ба появились в оркестре три года назад - когда выяснилось, что во всем Райском Саду не найти достойных саксофона и контрабаса, и ба-дирижер было вынуждено взять инструменты со стороны. Было ли дело в том неуловимом чувстве превосходства, которое всегда питают ба, заложенные и выросшие в Райском Саду, близ Звездных Яслей, к своим товарищам, созданным на других планетах, путь даже в самых лучших генных лабораториях столиц сатрапий, или просто в том, что оркестровые ба знали друг друга чуть не с репликатора и болезненно восприняли появление в своем кругу чужаков – но двое новых ба, прибывших с Ро Кита с кучей дипломов и наилучшими рекомендациями, так и не стали во Втором Малом оркестре своими.
- Так и решим. – Ба-дирижер благосклонно кивнуло и расцвело крокодильей улыбкой. Пусть-ка посмотрят за птичками… консерваторки.
«И какого черта мы кричали, что хотим разведчиками в Цетаганду», подумали саксофон и контрабас.
В темноте она излучает собственный свет, живое дыхание разгоняет шепот мертвых.
Эйрел возвращается к сводкам, борясь с искушением снова посмотреть на Корделию и одновременно опасаясь разбудить ее чересчур пристальным взглядом. Что бы ему сейчас понадобилось для портрета? Не графит и не уголь, нет, нет. Взять серебряный карандаш, обозначить линию скул и шеи, сочно прочертить сангиной завиток над ухом…
Ее присутствие заново дарит реальности яркие краски и смысл, делает вещи ясней и четче. Может быть, впервые Форкосигану посчастливилось встретить человека, который меняет всё вокруг к лучшему, а не наоборот. И теперь ему страстно хочется верить, что однажды они окажутся на одной стороне.
*
Очередная попытка вплести розу в узел прически заканчивается неудачей.
– Дай-ка. Сам сломал, сам и починю.
Его руки нежно водворяют цветок на место, и скользят ниже, обвивая талию.
– Это было слишком долго, – приглушенным шепотом жалуется Эйрел. – Элис так резко тебя выдернула, что из меня повсюду нитки торчат.
Корделия оборачивается и в свою очередь крепко обнимает мужа, соединяя порванные разлукой незримые чувствительные волоконца. От движения роза все-таки падает, украсив плечо графа белым эполетом. Корделия подбирает непокорный бутон и прикрепляет к парадному мундиру.
– Раз она хочет быть с тобой, кто я такая, чтобы мешать?
– С Днем рождения!
Айвен обошел вокруг подарка, стараясь держаться как можно дальше.
– Оно выглядит как сопли, – обвинительно заметил он, тыкая пальцем по направлению к плавающим в подкрашенной жидкости тягучим каплям.
Майлз предпринял безуспешную попытку выглядеть оскорбленным. Одарить тошнотворным сувениром Грегора он так и не рискнул, Марк (на его счастье) был слишком далеко, поэтому «настоящую лампу XX века» заполучил ближайший не успевший вовремя увернуться родственник.
– Ты просто варвар и не ценишь антиквариат.
– Я ценю вещи, в которые не сморкался целый полк джексонианских уродцев.
– Посмотри на это с другой стороны: теперь ты заполучил возможность отыграться на моих именинах и выбрать в качестве презента нечто невероятно омерзительное.
Лицо Айвена прояснилось.
– Отличная мысль, братец-аудитор!
*
– Вы уверены, что хотите именно эту вазу? Если угодно, у меня тут есть Тиффани и даже Лалик… не такая уж плохая подделка, смею вас заверить.
Айвен отмахнулся от комаррского продавца, с восторгом разглядывая каждое кричащее пятнышко на фарфоровой поверхности. Как там выразился Майлз, невероятно омерзительное?
– Я абсолютно уверен. На самом деле, нет ни единой вещи во Вселенной, в которой я был бы уверен больше.
Она больше не могла игнорировать факты. Это не было депрессией; всего лишь естественной агонией смертельно раненого. И она не сдалась – просто, как положено капитану, выработала план действий с учетом новых сведений. Хотя, новых ли?
«Ты знала, на что идешь. Ты знала еще сорок лет назад – с первым прикосновением, с первым поцелуем. Стоя в круге, знала, что назначаешь себе граничный срок, что никакие медицинские чудеса тут не помогут». Даже вице-королевские обязанности, даже мысли о семье.
«Я сдержала свою клятву. Поймут ли они, если кто-то исполнит её для меня?»
*
– Я могу попросить тебя кое о чем?
– Разумеется, все, что пожелаешь.
– Замечательно. Тогда я прошу убить меня.
Бежевый с серебром рукав взметнулся, перечеркивая саму возможность отказа.
– Не смотри так испуганно. У тебя масса профессионалов на службе, верно? Несчастный случай, авария… что-то в подобном роде. Только наверняка – дабы ни у кого из моих мальчиков не возникло фантазий на тему воскрешения.
Грегор вскочил с кресла, покружил по комнате, снова сел. Шок от услышанного не проходил.
– Ты хочешь…
– Знаю, знаю, читерство, – Корделия смущенно развела руками. – Надеюсь, Господь меня простит, раз уж «умерли в один день» на физическом уровне не работает.
Ее улыбка стала еще застенчивей.
– Кажется, в историях о заморивших себя голодом жёнах есть еще что-то, кроме глупых штук вроде репутации или политических манифестов.
Грегор прочистил горло:
– Хм, я... я, да, понятно. Но отчего бы сперва не попробовать помощь специалиста? Возможно, перемены в жизни…
– Не испытывай на мне мои же методы, дорогой. Я едва в силах дышать, о какой жизни идет речь? Мой свёкор пристрелил бы лошадь, которая настолько безнадежна.
Он попробовал зайти с другой стороны.
– Корделия, ты всегда казалась мне…
– Рассудительной? Посмотри на Майлза теперь, с графским титулом за плечами. О, ему приходится быть рассудительным до тошноты, вместо того, чтобы, как обычно, бросаться напрямик без правил и барьеров. А я свой барьер более удерживать не могу.
Корделия наклонилась и холодными пальцами стиснула ладонь императора.
– Грегор, я присягнула в верности, когда тебе было четыре года, и никогда ни о чем не просила. Пожалуйста, освободи меня от служения, сынок.
Сержант Ботари двигался по бетанскому торговому центру, как тяжеловооруженный крейсер, выполняющий посадку на захолустном космодроме какой-нибудь аграрной планетки. Подобно самонаводящейся торпеде, он отыскал в пестрой мешанине разнообразных лавчонок маленький магазин игрушек, а когда боком вдвинулся в дверь, несколько сугубо штатских посетительниц неосознанно прижались к стенам.
Сержант окинул взглядом магазинчик. Через пару дней им предстояло покинуть Бету, и кто знает, когда они снова вернутся к цивилизации. Этим утром Ботари пришло в голову использовать имеющуюся возможность и купить Елене подарок. Выстроившиеся на полках ряды плюшевых медведей, зайцев и не поддающихся зоологической классификации лохматых шариков с блестящими глазами были придирчиво осмотрены и признаны условно годными к строевой службе. Сержант уже присмотрел самого лихого на вид медведя, когда его поразила внезапная мысль: Елена уже не ребенок, она выросла и дарить ей, наверное, нужно что-то иное.
Мысленно скомандовав медведю «вольно», сержант Ботари обманчиво неторопливой походкой вышел из магазина и на минуту застыл в нерешительности. Поток покупателей обтекал его, словно скалу. Впрочем, задумчивость сержанта не продолжалась долго. Он вновь сдвинулся с места и скоро уже входил в другой, хорошо ему знакомый магазинчик, а вышел оттуда, бережно держа в руках идеальный подарок – штурмовой пистолет новейшей модели, с системой автоматической коррекции прицела и с возможностью веерной стрельбы осколочными гранатами.
Почти у самого выхода внимание Ботари привлек еще один киоск – там упаковывали подарки. Подарок для Елены, безусловно, заслуживал самого лучшего оформления.
Хорошенькая продавщица выполнила его пожелания, проявив истинно художественный вкус, и когда минут через пятнадцать сержант покинул торговый центр, в руках у него красовался штурмовой пистолет, перевязанный атласной розовой ленточкой с роскошным бантом.
- … Всю эту мерзкую породу под корень вырежу!
Глаза у Юрия страстные и выразительные, они тлеют, точно янтарные угли, опушенные золой мохнатых ресниц. Красиво. Но правильное лицо сейчас перекошено гримасой – уголок рта подрагивает, злой оскал обнажает крепкие зубы, словно тот так бы и загрыз живьем подлых врагов. Император в жгучей ярости, и его сердечный друг и наперсник не знает, как быть.
Не на Доно Форратьера направлена монаршая злость, но терпеть ее невыносимо. Она как буйное пламя, готовое без разбору жечь всякого, кто приблизится. Если бы сейчас с Юрия рисовали портрет, следовало бы изобразить его в багровом, огненном ореоле.
- Трусливые изменники только и ждут, чтобы прийти за моей жизнью! При дворе льстиво пресмыкаются, а ненависть копят, запершись по домам!
Умел же Доно прежде обращать эти вспышки в постельный жар? Но сейчас тело Юрия под осторожными прикосновениями любовника каменеет. Поведя плечом, император сбрасывает его ладонь. Им владеет иная страсть, духа, но не тела.
- Родня! Банка с пауками, и я передавлю их всех. Заставлю захлебнуться кровью каждого, кто посягает на мое место…
- Я тоже твоя родня, - неосторожно напоминает Доно и прикусывает язык, но уже поздно.
- Что, - ласковым змеиным шипением парирует император, и глаза у него внезапно делаются белые от бешенства, - и ты на мой трон заглядываешься, дружок?
Доно цепенеет под его взглядом. Он сам Форратьер, пряной капелькой безумия его не удивишь, но… То, что нынче плещется в глазах Юрия, не капелька – океанский прилив. Может, передаваемое шепотом из уст в уста прозвище «Безумный» - не просто клевета на молодого императора?
Пламя ярости или цунами сумасшествия – все равно итогом будет смерть.
– Ладно, хоть ты мне верен, – снисходит Юрий и, благословение всем богам, отводит глаза. – Иди ко мне. Ну!
Он целует Доно горячо и самозабвенно. Знакомый вкус губ и дыхание, родной трепет души и сбивчивые слова страсти, и телесное содрогание, такое привычное…
Юрий переводит дух после поцелуя и говорит негромко и буднично:
- Форбарры, наше ядовитое семя. Мои гвардейцы покончат с ними этой ночью. Со всеми до единого, не исключая баб и щенков. Выпей со мной за эту победу, мой милый.
Доно покорно глотает терпкую рубиновую жидкость, и в ней ему чудится привкус крови.
Он совсем не герой, но в эту секунду он понимает, что, едва Юрий захмелеет, он выскользнет из этой комнаты и бросится бежать подальше отсюда.
Это будет предательством. Но, может, он еще успеет кого-то предупредить.
Может, еще есть шанс превратить бойню просто в гражданскую войну.
Явившись по приказанию, мичман воздвигается у двери капитанской каюты во весь свой немалый рост и козыряет. Стойка у него одеревенело-безупречна, словно он офицерский стек проглотил.
Форкосиган поднимает на него глаза. Глаза красные, а резкое лицо выглядит сейчас настолько измотанным, что даже требуемая уставом при распекании младших офицеров свирепость на нем почти сгладилась.
- Что произошло, мичман? – скучно уточняет он. Вопрос, разумеется, чистая формальность: у мичмана на физиономии все и так, гм, написано.
- Неосторожность при проведении учебных спаррингов, сэр! – чеканит проштрафившийся, а сам обреченно думает: «Не поверит ведь, как пить дать, не поверит. Уж он не кто-нибудь, он подчиненных насквозь за три метра под землю видит». А распухшую челюсть только слепой идиот не заметит.
Идиотом сейчас себя чувствует он сам.
- У тебя в личном деле написано – чемпион курса по рукопашной. Ты все еще настаиваешь, что это была неосторожность?
Мичман добросовестно созерцает стену. Не дождавшись ответа, Форкосиган вздыхает.
- Я понимаю, что уклониться от ответа на вопрос начальства о драке – естественный рефлекс всякого свежеиспеченного офицера. Но подумай вот над чем. Во-первых, нас всех запихнули в такую чертову дыру, что даже списание с этого корабля может рассматриваться только как поощрение, но не наказание. А во-вторых, нам здесь вариться в собственном соку как минимум полгода до возвращения на базу. И что я буду делать с драками среди своих офицеров?
На этот вопрос ответить легко.
- Больше не повторится, сэр! Имел разъяснительную беседу со старшим помощником, осознал, исправлюсь.
Молодой старпом, с иголочки лощеный и вдобавок фор, явился уже к концу драки. Что-то ему, видно, успели шепнуть на ухо, потому что он дождался, пока они останутся одни, а там почти по-дружески посоветовал заткнуться и слушать. «Дураком не выставляй себя. Можешь сколько хочешь восхищаться Форкосиганом, мы все так делали, зеленые новички в особенности. Но про его историю с Форратьером в столице знали все, да и на флоте людям уши не заткнешь. Поэтому молчи на эту тему и не лезь в бутылку. Понял?»
Понял, чего тут не понять. Защищать честь командира кулаками… глупо, что ли. Даже – или тем более – такого, за которого жизнь отдать готов. Того самого Форкосигана, про которого ты еще в училище с горящими глазами выискивал каждую газетную заметку и не мечтал своими глазами увидеть, иначе как на параде в День Рождения. Покорителя Комарры. Кумира военных. И вот он, герой его фантазий, сидит сейчас перед ним, в совсем непарадном виде, небритый и, похоже, с похмелья. Но смотрит незло, и не насквозь, а прямо на него, видит по-настоящему, и, кажется, то, что капитан видит, ему по душе.
Может, не стоило ему лезть с кулаками, и прав был Тейфас со своим гнусным: «А что, ты - красавчик, парень. Форкосигану понравишься»?
Даже сейчас мичман Куделка не может признаться себе, чего эта идея вызывает в нем больше – радости или ужаса.
Густо-синий шелк юбки чуть слышно шуршит, стекая с кушетки. Разбросанные в художественном беспорядке складки создают видимость пенящегося водопада и дополняются якобы ненароком выбившейся прядью на виске.
– О, разумеется, леди Джиллиан сделала вид, будто произошла досадная оплошность, но меня этим не проведешь.
Разговор плавно – не хуже шелка – скользит к очередной досужей сплетне. Элис старается не затрагивать требующих сосредоточенного внимания тем и сложных вопросов. А еще с некоторых пор она пользуется более резкими духами, подбирает ткани ярче привычных – частично из-за восстановившегося восприятия Саймона, частично из-за того, что его внезапная отставка словно дала право и ей ненадолго отбросить лишнюю чопорность, подарила лазейку в череде светских обязанностей.
– Поскольку Лаиса изъявила желание совершить путешествие в глубинку, мне пришлось долго убеждать Грегора, что хор крестьян, распевающий любовные песни, выходит за границы допустимых неожиданностей и хорош разве что на сцене. Кстати, о сцене…
Элис не хочется сознаваться даже себе, но в ответ на очередную историю или шутку она порой боится встретить недоуменный взгляд и услышать смущенное: «Мы знакомы?» Боится заново пережить кошмар беспомощности, невозможности хоть как-то помочь; боится слишком уж сильно даже для многолетнего партнерства. Потому она, всегда стремившаяся к аккуратности и точности, словно заражается от Иллиана его рассеянностью. Оброненная под шкаф серьга, случайно забытая за подушкой кресла сумочка, перчатка на кофейном столике… Она повсюду оставляет небольшие маячки в надежде, что они напомнят хозяину комнат о ней. И заодно напомнят, что он не одинок.
– Замечательно! Итак, я вернусь в семь, и мы отправимся в Публичный концертный зал.
Возможно, с точки зрения приличий леди Форпатрил гостит в особняке неподобающе часто, но, в отличие от брошенных вещей, ей не хочется надолго покидать Саймона в тщетных попытках увязать порванные мнемонические нити. По чести говоря, Элис вообще не хочется его покидать.
День ото дня это нежелание крепнет, воплощаясь в затянувшихся до глубокой ночи визитах. Вот и сейчас она медлит на пороге бывшей гостиной графа Петра, до последнего оттягивая момент разлуки. Расшитая мелким узором шаль, выскользнув из её рук, падает на пол. Саймон подхватывает легкую ткань, набрасывает Элис на плечи и после минутного колебания обнимает поверх, шепча:
– Пожалуйста… останься сегодня со мной.
Она мягко высвобождается из объятий – только чтобы позволить шали вновь расплыться лужицей посреди паркета.
– Я уж думала, ты никогда не попросишь.
Быть рядом – разве это не лучшее напоминание из всех возможных?