"Тот, Кто Приходит"

Эйрел Форкосиган, успевший за девяносто с изрядным хвостом лет жизни побыть преследуемым и убийцей, бисексуальным и моногамным, адмиралом и регентом, премьер-министром и вице-королём Зергияра, ныне мирно дремал в кресле у камина. Сквозь плотную снежную пелену просачивалось совсем немного света, но зато уж отражался он от всего - земля укутана пушистым белым покровом, а в воздухе рассеяны лениво кружащиеся снежные хлопья. Снежное одеяло старый граф одобрял, но для себя предпочёл колючий шерстяной плед, а дальний потомок ныне покойной кошки Царапки предпочёл самого графа, весомо - и не сдвинешь! - расположившись на коленях. Впрочем, Уголёк, роскошный чёрный зверь со стервознейшим норовом, взял манеру предпочитать Эйрела уже давно, каковое действо выражалось в милостивом принятии корма из рук и претензиях на первоочерёдное внимание и ласку, ощутимом прихватывании зубами за подвернувшуюся конечность в случае отказа и влюблённом подрагивании хвоста во всех остальных. Про себя Эйрел уже давно шутливо звал кошака Форратьером, в результате чего с пару месяцев назад чуть ли не до смерти перепугал Корделию, проснувшись от приглушённого мяуканья и честно ответив "Форратьера" на вопрос, что он ищет в шкафу в полпервого ночи. Что уж там решила графиня, пусть остаётся на её совести, но до сих пор все Форкосиганы, чёрт побери, помирали в здравом уме и трезвой памяти, и десятый граф эту традицию нарушать не собирается, хотя и немало их, традиций, понарушал, было дело...

Эйрел зевнул и почесал Уголька за ушком, пока тот не решил, что пора оскорбиться. Кот - это не только милое, ласковое создание и, на худой конец, шкурка и несколько килограммов мяса, но и лучшая грелка для рук, так что нечего обижать хорошего зверя раньше времени. Хотя этот зверь и сам кого хочешь обидит. Ага, заурчал. Теперь надо почёсывать дальше, пока не надоест. Коту. Надоест - укусит, не прекращая мурлыкать, причём неважно, как крепко держишь, всё равно извернётся... Форратьер. Надо бы проверить, сколько он шариков сегодня с ёлки стащил, и куда их ещё закатил. Потом. Главное, об эти проклятые игрушки не споткнуться, хотя если в доме царит капризный, требующий поклонения и танцев вокруг себя кот, смотреть под ноги приучаешься автоматически... Эйрел сквозь сон усмехнулся, вспоминая, сколько раз Уголёк нахально разваливался в центре комнаты, и кто только на эту тварь с непривычки не наступал... А ведь он говорил - не носитесь вы так с ним потом, но все - все! - проникались комплексом вины, и скоро хвостатая бестия вила из верёвки из домочадцев и слуг. Форратьер и есть. Ну да ладно, уж коту-то позволительно. За ушком, теперь шейку... Если бы ещё суставы так не болели, а, зверь? Что делать, последствия солтоксинового отравления давали о себе знать чем дальше, тем больше, и посмотрим-ка ещё на вас в без малого сотню.

Под пальцы попалось что-то явно не относящееся к коту непосредственно. Любопытство пересилило дремоту, и Эйрел приподнял веки. Уголёк последовал его примеру, уставился на него жёлтыми-жёлтыми глазищами - ты, мол, чего, хозяин, я ж тебя даже не куснул, спи себе дальше, только гладить не забывай и почёсывать, - сладко и заразительно зевнул, а нечто вокруг шеи наконец поддалось идентификации - голубая ленточка. Да неужто ещё не содрал? Занятно. Майлзовых отпрысков кот не выносил, не считая Сандера, которого милосердно терпел, видимо, чуя в нём старшего хозяйского внука, а вот младшей девчонке Марка - Люсинде - все позволяет? И куда только мир катится. Вот ведь имён в дом натащил, тоже мне, гражданин мира нашёлся, нет бы хоть одну Корделией назвать, чего и ждать от джексонианского клона, хотя и Майлз не лучше, и что за молодёжь пошла, и куда мир катится... "И вовсе я не становлюсь похожим на отца, - пояснил Эйрел Форратьеру, - потому что вслух этого не говорю. Ну а ты, брат, не желаешь рассказать, как это ты позволил Люси себя бантом обвязать? Пижонишь, братец, пижонишь..." Уголёк согласно мявкнул и потёрся ухом о ладонь. Хороший зверь, хороший. Но всё-таки неправильно это. Семеро внучек и ни одной Корделии.

За окном что-то дрогнуло, зажужжало - сработали фотоэлементы, и фонари засветились. Что, уже так поздно? Подремать бы ещё и вставать, но вечер такой тяжёлый, так и давит на грудь мягкой, но ощутимой ношей, и двигаться-то как неохота. Ну разве что глаза ещё раз открыть, в них суставов вроде нет, так ведь открывал уже, и что? Ну безобразие, совсем разленился, уже и с котом скооперировался на этой почве. Офицер ведь, стыдно... Ладно, спим дальше, считая это военной хитростью. А то что-то в последнее время Корделия взяла моду припрягать мужа ко всяким общественно необходимым делам, где бы ни застала его в вертикальном положении вне спальни, причём пользы что с ним, что без него во всех этих мероприятиях было примерно поровну.

Где-то примерно на этой мысли у Эйрела и зачесался нос. Вытаскивать вторую ладонь из-под пледа, как назло, не хотелось, так что он почесал нос правой, отвлекая Форратьера разговором от прерванной ласки.

- Тебе, зверь, не кажется, что графиня в последние месяцы чересчур энергична? Или это я сдаю, а? - и вздрогнул, когда вместо мягкой чёрной шёрстки рука вернулась на жёсткие - чёрные? - кудри. Вот и вес на коленях как-то изменился... "Что ж такое, заснул я, что ли?"

- Да уж мне-то почём знать, дражайший кузен, - мурлыкнули откуда-то с его колен. С Эйрела даже сон слетел, насколько мог. Глаза распахнулись сами и воззрились на молодого мужчину, угнездившего голову у него на коленях. Тот улыбнулся. Нежно-нежно, сладко-сладко, так, что защемило в груди, и не сразу удалось сморгнуть с глаз застившую их пелену и разглядеть голубую ленточку, весьма комично смотрящуюся на шее юного, и впридачу корчащего нарочито-невинную мордочку Джеса. " Какая нелепая смерть!" - ворчливо подумал Эйрел. И почесал за ушком и этого Форратьера. Тот извернулся по-кошачьи - совсем Уголёк - и замер, когда Эйрел уже ожидал укуса. Коснулся языком запястья. Лизнул раз, другой.

- Ты, брат, уже хватит, - предупредил Эйрел. Прикосновения оказались... приятны, даже слишком.

- Не нравится? - прошептал Джес. - Я ведь могу и вправду прекратить, ты же знаешь.

- Знаю, - вздохнул Эйрел. Джес прекратил баловаться и повернулся к нему, желая пронаблюдать последствия своих... действий. Красив. Упоительно, бесстыдно красив, и в памяти-то не удержишь, не то что - нарисовать...

- Я уже умер? - предположил Эйрел, неловко пытаясь ухватить пальцами кончик банта. Когда мир встаёт с ног на голову, первое правило - ничему не удивляться и попытаться уточнить оперативную обстановку.

- Торопишься... - изумился Джес, - умереть? Или меня распаковать?

- Убрать неуместную деталь экипировки. Тебе, братец, когда-нибудь говорили, что ты не подарок? В любом смысле слова.

- Жестокий, - перехватил руку, прижался щекой...

- Не драматизируй. Ты куда зверя дел?

- Куда-нибудь, - махнул свободной рукой. - Места много... Да всё с ним в порядке, не бойся. Всегда печёшься о своих, Эй-рел...

- Нечто вроде. - "А ведь ты тоже был "своим". И сейчас был бы, если бы не вёл себя как самовлюблённый сукин сын, а вот как ты выстанывал это имя - по слогам, напевно, торжествующе... забыл. Забыл и не вспоминал, а ведь было. Джес? Джес, это ты? Ты настоящий?"

Он как-то запутался и пропустил момент, когда руки Форратьера начали поглаживать сцапанную ладонь, легко, осторожно, и осознал уже когда чужие пальцы стали настойчивее и жарче.

Прекратить бы это надо, но никак нельзя... А в плотских делах Джес силён, талант не пропьёшь. Гладит, пощипывает, разминает мышцы, ускоряет ток крови, и забываешь почти, что рука - больная... Пока он не дёргает за большой палец нагло, уверенно. И ещё раз, сильнее, слышится мерзкий хруст, а улыбка становится шире. "Нррравится?" - шепчет Эйрел. Он его сейчас и такими руками придушит, дай волю... Вот только не больно. Наоборот... А Джес уже трудится над распухшими суставами, и пробуждается задремавшая было боль, сухой жар разгорается всё сильнее - и сжигает сам себя. Боли не остаётся, только слепящее сияние, в котором блаженно тонет каждая клеточка, и так нежданно легко от возвращения подвижности. "Какого..."

Прекратить. Это. Сейчас же. А мешает любопытство. (Пусть любопытство?) Отвести взгляд и собраться? Ещё хуже. Указательный зажат в одной руке, средний в другой, и выражения глаз Джеса, когда он проходится языком по большому, просто не видно, а воображение с памятью как сговорились подбрасывать в голову разную ерунду. "Да, братец, с твоих фокусов настоящего массажиста бы инфаркт хватил." А ведь... приятно. Приятно, когда избавленный от боли клочок тела немедля начинают облизывать. Сейчас вот - в прямом смысле. Так, пора ему прямо сейчас объяснить, что покойник должен лежать где положено, то есть куда положен, а не вытворять вещи, которые живым-то... ох!

На кончиках пальцев немало нервных окончаний, и... да, братец, с тебя станется раздразнить их все. Допустим, к прикосновениям снаружи привыкнуть можно, даже вот к этим касаниям языка, но когда переплавляется один сустав за другим, напитываясь светом и чистой, ноющей радостью исцеления, когда Джес начинает работать над запястьем, одновременно обхватывая многострадальный большой палец губами и пока ещё нежно, осторожно посасывает, дразнит...

Это надо прекращать. Это не надо прекращать. Потому что это сон и в реальной жизни такого не бывает. Правда? Да вот он уже и сам закончил.

- Отблагодарить не желаешь? - иронично предложил Джес, нежно ("Боже!" - как говорит графиня) качая умиротворённую ладонь в своих.

- Э-э... ну, спасибо, - дыхание сбилось от этих чёртовых манипуляций, и получилось отнюдь не в тон. Почти сердечно. Почти адекватно... ощущениям.

- "Ну, спасибо"? - передразнивает Джес. Беззлобно, даже на себя-то не похож, а может, во сне так и надо. - Ну, пожалуйста, - укладывает ублажённую конечность к Эйрелу на колени и укрывает пледом. Утаскивает из тепла вторую, обмен неравноценный, не то чтобы кто-то против... А вот засыпать даже во сне совсем никуда не годится. "Сейчас проснусь. Сейчас."

- А разбуди-ка ты меня, будь ласков, - подразумевая: сам усыпил, сам и буди, если хочешь общаться, а рассудок отполз на задний план и ехидно комментирует: так, совсем спятил на старости лет, кого и о чём просишь? А главное, в каких выражениях?

- Кирпич в ухо, поцелуй в окно? - несмотря на нехорошее хихиканье и имеющиеся в наличии нестандартные варианты, поцелуй довольно канонический. Вот только уместность канона сомнительна - губы легко касаются тыльной стороны ладони. - Я достаточно ласков? - вкрадчиво.

Достаточно. В том смысле, что мог бы и чего похлеще отколоть - ох и не к добру это всё... Хорошо хоть графиня не узнает, что ему грезится Форратьер, стоящий на одном колене и лобызающий ручки. Ему только психоаналитика для полного счастья не хватает. Бетанского... Точно. Дурацкие сны снятся к бетанским психоаналитикам, примета верная...

- Ты, братец, позы не перепутал? - надо хоть как-то попытаться урезонить, а вдруг получится? - На прекрасную даму я не тянул даже в лучшие годы жизни. Которые, смею заверить, позади.

- Вижу, - Джес снова хихикнул. Поднял руку, провёл по его лицу... Ну, морщины, а чего он хочет. Да, и брови тоже седые... И разрослись впридачу, и не надо приглаживать. Ох. Джес, я же не могу таким тебе нравиться, верно? Ты ведь - так дразнишься?

- Хватит. Поздно уже.

- Какое "поздно"? Пол-шестого, - с точно такой же непосредственностью Джес смотрел на его часы, когда как-то раз посеял свои в походе. Пару дней коробит, потом привыкаешь... - Вторую ещё размять успею.

- Можно, - будем надеяться, дурного от этого не будет.

- А попросить? - вкрадчиво.

- Джес, пожалуйста.

- А вежливо попросить? - ещё вкрадчивее, почти опасно. - Слов не знаешь? Подсказать?

Дёрнул за палец, хруст... А вот так - больно, возмущённо сообщила нервная система. Принять к сведенью. Не демонстрировать. Хорошо, можно коротко мысленно взвыть. У!

- Какие мы брутальные, да, брат? Наслаждаешься?

- А ты? Нуждаешься в предварительных ласках? - обидный смешок. - Я и не знал, что ты девица, кузен.

Наслаждаешься, точно. Ничего, сейчас перестанешь. Твоё право - наносить оскорбления, моё - не обращать на них внимания. И тихонько вытащить руку.

- Ну давай, я подскажу: "Заклинаю тебя..."

- Вообще-то заклинают обычно змей. И джиннов. Спорим, ты не влезешь в бутылку?

- Во-первых, я знаю эту шутку, - недобрая улыбка, - во-вторых, лезть в бутылку - это у нас по твоей...

Да нет, не ударил. Зачем? Провёл большим пальцем от виска к губам и обратно, остальными касаясь чёрных кудрей и уха.
- Ты красивый. Как я мог забыть?

Всё. Замкнуло. Здоровое остолбенение. В другой раз не застать так врасплох, а жаль. Не ждал, братец? Ну, извини!

- Спасибо за руку, Джес. У тебя и впрямь талант.

- Какой талант? - жмурится. Ты ведь не играешь сейчас, думает Эйрел, не играешь и не рассчитываешь...

- Твоё чутьё. Ты всегда знал, как лучше.

Увы, только для тела. Нет, не стоит уточнять. Или говорить о том, что тело может ошибаться

- Какой ты покладистый, - самодовольно. Да-да, конечно, считай это своей заслугой... - Что ж раньше не понял?

- Идиот был, вот что. - Был. Когда думал, что мы с тобой уживёмся при твоей-то жажде... всегда знать лучше.

- Больше не будешь?

- Кто ж меня знает? Постараюсь...

Первый поцелуй в губы, горько-сладкий, в награду за подлые недомолвки... "Джес. Как с тобой просто и как сложно. Какие лёгкие правила и как трудно их принять. И сколько можно пробовать ещё раз?"

- Ещё раз? - шепчет Эйрел - хрипло, в губы. Джес смеётся.

- Как хочешь, братец... подожди, - отстраняется. Эйрел протягивает руку - снова запустить пальцы в волосы - и не то чтобы забывает о своём намерении, но... почти. Потому что это его рука. Молодая, сильная, здоровая. Только рука?

Эйрел подаётся вперёд из положения полулёжа. Спина. Шея. Ноги... На колени забирается Джес. Да пусть уж сидит, так его... Обнять? Можно и обнять.
- Не кусайся пока, не люблю, - напомнить.

- Любишь, - напоминает.

- Не люблю, - с ума сойти, обсуждение принципиального вопроса. - Так, в постели возбуждает иногда.

"И ничего смешного я не сказал," - подумал Эйрел, пытаясь найти для своих рук удобное расположение на спине Джеса. Может, вот так, вжимаясь ладонями, а может, пониже... Чёрт! Удобное положение рук на спине Джеса – это когда они движутся по этой самой спине. Когда он вот так выгибается - особенно... Между прочим, действительно не смешно.

- Эйрел, - шепчет Джес. - Эйрел, Эйрел. Счастье моё. Радость моя. Солнце моё беспощадное. Идём со мной. Я уведу тебя отсюда... Ты всегда будешь молодым... Идём со мной. Идём со мной. Эйрел, идём со мной. Прошу тебя.

Он закрывает глаза и вспоминает самый первый раз. Полёт на флаере сквозь бурю он помнил. Помнил голос в передатчике, тогда показавшийся пьяным бредом. Как выпиливали совершенно целое, здоровое тело из вдрызг раздолбанной машины… не помнил…

Как и тогда, он говорит: «Да».

- Нет, - говорит Джес. – Нет. С какой стати? Разве ты приходил, когда был мне нужен?

Второй раз. Знакомое лицо, вырвавшее его из сна за несколько секунд до того, как поздно было бы просыпаться. Он сказал «Да». В отчаянии, думая только о том, что может сработать то, что сработало однажды, только о том, что рано ещё умирать. Если не ему, то женщине рядом. Сказал и ужаснулся – вдруг в этот раз… Но нет.

Третий раз, о котором Корделии даже не доложили. После четвёртого Эйрелу стало страшно. Это не человек к нему приходит. Человек бы понял, догадался, скорректировал своё поведение…

Когда Джес пришёл в пятый раз, Эйрел не мог его ненавидеть.

- Нет, - говорит Джес. – Будешь жить.

Эйрел открывает глаза, чтобы впечатать жестокое юное лицо в память. Только тёмная комната. И кот на коленях.

Ну, будем считать, на сегодня со смертью договорились. Не то чтобы он действительно в это верил. Это, конечно, полный бред. Не бывает посмертных слепков личности, обладающих властью отводить беду. Не бывает личностей, считающих «будешь жить» самым жестоким наказанием, раз уж на то пошло.
Зачем же тогда он лгал?
А затем, что это работает!

Форратьер спрыгнул с коленей и подошёл к двери, высказывая признаки нетерпения. Ну? Чего ещё? Эйрел зевнул и поднялся на ноги. Неожиданно легко. Нет, суставы, конечно, хрустнули. Но всё же…

- Всё, всё. Хватит, брат. Иду, - Эйрел распахнул дверь. Чёрный зверь прижался спиной к ноге, и, мрявкнув, побежал на кухню. Остановился. Неуверенно обернулся.
Ясно. Это будет здесь. Значит, надо идти по делам, кормить кота, искать графиню, и вообще…

Форратьер Форратьером, живые живыми, но Тому, Кто Приходит, лгать стыдно. Как ребёнку. Как душевнобольному. Но Корделию нельзя оставлять здесь одну. Только не так. Только не на Барраяре, который она ненавидит. Она здесь из-за него. А он здесь ради неё. Так было, и так будет. Потому что Форкосиганы, чёрт побери, никогда не бросают своих. Потому что Эйрел нашёл свою женщину и никогда её не оставит. А если бетанки живут сто двадцать лет, ну что ж, придётся ему жить до ста тридцати. Даже если ради этого договариваться со смертью придётся десять тысяч раз.

Не то чтобы он во всё это верил, конечно...

Взрыв застал его на кухне. Взрыв, наверняка разворотивший комнату с камином. Жаль, плед был хороший. Он потянулся к комму: «Милая, я в порядке». Об остальном было кому позаботиться.

И потом, однажды он сказал Джесу правду. До того, как она вернулась. Очень давно. Многие годы назад.
Но это не считается.