Переводные драбблы
Перевод с английского: Жоржетта
|
*
- Император желает...
Негромкий смешок, скорее горький, чем радостный. - Эзар никогда не стеснялся использовать меня для достижения своих собственных целей, и к черту мою репутацию.
И поцелуй, последовавший за этими словами был по-своему столь же горек, как этот смешок.
Саймон потряс головой, отгоняя воспоминание прочь - если это было настоящее воспоминание. Множество обрывочных и бессмысленных картинок представало в последнее время перед его глазами, и если это не была, как ее называли медтехники, ятрогенная шизофрения, то просто... полная путаница.
За дыры в его нынешней картине мира в равной мере несли отественность как хирург, некогда установивший чип, так и император Эзар, приказавший это сделать. Саймон был игрушкой и орудием в их руках, и чем больше сейчас приходило к нему картинок из прошлого, тем страннее выглядело настоящее.
Элис, лежащая рядом с ним в постели, нахмурилась: морщинка не шла ее прекрасному лицу, и Саймон об этом немедля пожалел. - О чем ты вспомнил? - поинтересовалась она.
Голос, ответивший ему в памяти, он знал не хуже, чем собственный; даже лучше, потому что множество дней подряд он записывал в чип произнесенные им слова. И хотя поцелуй не сочетался с прочими его воспоминаниями об Эйреле Форкосигане, но, если учесть временные рамки - "Эзар" прозвучало в настоящем времени - невозможно было сказать, что здесь правда, а что нет.
- По-моему, это был просто сон, - ответил он, и Элис погладила его по плечу.
- "Коммодор Форкосиган", - повторила Элис. - Мне понадобился бы учебник истории, чтобы точно определить месяц, но с годом я не ошибусь. - Она поцеловала Саймона в щеку. - Ну хоть из-за Майлза ты сейчас не дергаешься.
- А-а. - Саймон улыбнулся. глядя на нее в неярком свете. - Вот что я сказал, да?
- Да. Плохой сон?
Прикосновение его губ... Саймон помнил и большее, и гораздо ярче. Это был совсем не сон.
- Нет, - ответил он. - Напротив, один из наиболее светлых моментов того года, если можно так выразиться.
Элис улыбнулась в ответ. - Тогда тебе не составит труда снова уснуть?
Сны чаще всего ускользали из его сознания после пробуждения, и по большей части он был за это благодарен. Но сейчас он почуствовал сожаление.
- Нет, конечно, - ответил Саймон Иллиан и закрыл глаза.
*
Марк уселся с дальнего конца большого стола первым, не дожидаясь приглашения; секунду спустя Иллиан и Майлз тоже заняли свои места. Иллиан смотрел, прищурясь. Майлз прятал улыбку.
- Лорд Марк. Вы сказали, что хотели бы обсудить одно дело?
Марк, кивнув, полез в карман. Иллиан автоматически напрягся. Майлз чуть подался вперед, внимательно наблюдая. Марк выложил на стол узкий листок бумаги.
Майлз не поглядел на листок - вместо этого он не сводил глаз с лица Иллиана, который этот листок разглядывал. Как бы он хотел сейчас быть обладателем собственного чипа памяти, чтобы запечатлеть и навсегда сохранить в памяти это выражение лица. Один-единственный раз он видел, как Иллиан потерял дар речи. Растерянность, понимание, гнев, потрясение - эти выражения промелькнули на его лице одно за другим: определенно, его обычная вежливая бесстрастность не могла бы вместить весь этот спектр эмоций. Как только он открыл рот, чтобы задать вопрос, Марк заговорил первым.
- У вас на руках сорок девять клонов, заботу о которых я вам поручил. Это на их содержание и в благодарность за услуги, которые вы оказали мне.
Иллиан сглотнул. - Лорд Марк, у вас нет необходимости беспокоиться об этом подобным образом. Имперская СБ вполне в состоянии...
- Я в курсе, что именно она в состоянии, - с легким полупоклоном подытожил Марк. Майлз уловил всю двусмысленность этого заявления, и губы у него невольно дрогнули в улыбке. - Тем не менее, я чувствую за них личную ответственность. Это ведь так по-форски. Как вы полагаете, этого будет достаточно?
Майлз чуть было не улыбнулся уже открыто, но призвал себя к порядку. Им с Иллианом еще долго работать вместе, а этой милой сцены шеф СБ точно не забудет.
- Это... щедрая сумма, - выдавил Иллиан. Он поморщился и вернул на физиономию свое обычное невозмутимое выражение, но увы, смотрелся он сейчас скорее оцепеневшим, чем хладнокровным.
- Разумеется, я хотел бы, чтобы клоны получили всю заботу и поддержку, какая им потребуется в начале их новой жизни.
Иллиан открыл рот и с почти видимым Майлзу усилием произнес вместо короткого "будет исполнено, лорд Марк":
- Я в курсе относительно того, что им требуется.
Марк слегка улыбнулся. - Да, припоминаю: мать уже говорила вам об этом. Благодарю вас за помощь, капитан.
Он встал, Майлз вслед за ним. Иллиан вперился в своего подчиненного недовольным взором, но Майлз, подбадриваемый свежим и ярким воспоминанием о недавнем шоке шефа СБ, храбро его выдержал.
Наконец Иллиан выговорил: - Вы весьма напоминаете мне обоих ваших родителей, милорд Марк.
*
- Сотня миров и даже больше, - тихо проговорила принцесса Карин, откинувшись на спинку садовой скамейки и покачивая в пальцах бокал с вином. Там, позади, оставался императорский прием, с его шумом и огнями, но живые изгороди и, что более вероятно, скрытые системы звукопоглощения, приглушали звук бала, казавшиеся сейчас Корделии такими далекими. Впрочем, мягкий голос Карин и шелест ее дыхания были столь же тихи, но к ним Корделия прислушивалась со всех сил.
Она напомнила себе, что прием проходит совсем рядом, и рано или поздно кто-нибудь заметит отсутствие принцессы. И вообще, это вино крепковато. Корделия поставила бокал на скамейку и склонилась к Карин поближе. - Много больше, - ответила она, показывая на звезды. - Видите вон ту, желтоватую, градусов на десять ниже к северу?
- Это Солнце Беты? - спросила Карин, глядя на звезды широко открытыми, словно у юной девочки, глазами, но взгляд ее был печален.
Корделия рассмеялась, громче и дольше, чем стоило бы, и ее дыхание колыхнуло локон в прическе Карин прежде, чем она остановилась. Ну очень крепкое вино. - Вообще-то нет. С Барраяра наше солнце не увидишь, но оно как раз за той звездой, заслонено ею. И все же, когда я гляжу на эту звезду, я вспоминаю, что за нею - Бета.
- Хотелось бы мне увидеть Бету, - протянула Карин и тут же пожала плечами. - Но вряд ли кто-нибудь из императорской семьи Барраяра найдет там теперь теплый прием.
Корделии захотелась предложить какой-нибудь сумасшедший контр-план, но у нее хватило здравого смысла этого не делать. - А вот я не думала, что здесь тепло примут меня, бетанского офицера, но вы с леди Элис позволили мне ощутить себя на Барраяре желанной гостьей.
Карин улыбнулась и накрыла руку Корделии своей узкой кистью. - Вы - желанная гостья. Желанная не менее, чем глоток свежего воздуха. - Радушная улыбка только начала сменяться грустной, когда Корделия вдруг наклонилась к принцессе и поцеловала.
Ох, какое крепкое вино...
*
В стаканах были маленькие зонтики. Элис уставилась на смесь кленовой медовухи, сока тропических фруктов и газировки. - Знаешь, дорогой, это скорее похоже на компот. Ты уверен, что это не едят на десерт, и, возможно, ложечкой?
Саймон, растянувшийся на соседнем шезлонге, улыбнулся и продемонстрировал, как это правильно пьется: технология требовала соломинки, словно это был детский пунш. - Вообще-то это просто.
Она наморщила лоб, но выбора не было, и выпить ей действительно хотелось. Коктейль оказался более сладким, чем она привыкла, но под сладостью в нем была крепость пунша, а зонтик так просто оказался забавен. Допив стакан (напиток оказался вправду отличным и освежающим), она поставила его рядом с изголовьем. А зонтик пригодился, чтобы убрать седые и черные пряди волос с лица. Саймон убедил ее носить волосы распущенными ("Саймон, это неприлично. Я не юная девушка". - "Для меня - да, миледи". И тогда он вытащил из ее прически все гребешки и заколки и поцеловал ее. Она еще чувствовала этот поцелуй на своих губах).
Вокруг них на берегу толпились те, кого Айвен назвал бы "простолюдинами" - мужчины и женщины в недорогих курортных нарядах, по большей части - по-барраярские высокие и худощавые, порождающие настоящую какофонию языков и ведущие себя так, как люди из ее светского окружения никогда себе не позволяли. Ни одна форесса не стала бы печь прямо на открытом гриле пирожки с мясом и подозрительно ярко-красные колбаски, пока ее толстенький ребенок лепечет под зонтиком. А Айвен не стал бы играть в волейбол вместе с кучей детишек или демонстрировать намечающееся брюшко над поясом шорт.
Но здесь, вплоть до той большой скалы, всюду были парочки. Целующиеся, и не только, причем на людях. Совершенно непристойно. Все еще.
Однако здесь был Саймон, загорелый, отдохнувший и удобно устроившийся рядом с нею. Таким она его не видела ни разу за все время знакомства, но смотрелся он еще красивей, чем обычно. И никто их здесь не знал - они были просто еще одной пожилой парой на отдыхе. Она повернулась, улыбнулась ему и протянула руку.
Он с улыбкой помог ей подняться из шезлонга, и они поспешили к океану, пробираясь между множества людей, на уме у которых, похоже, было нечто, достойное улыбки. А когда вокруг них заплескались волны, Саймон поцеловал ее самым нелепо романтичным образом.
И она ответила на поцелуй.
*
- Боже, - проговорил Саймон, - и так все хреново, мне только галлюцинаций не хватает? Он уставился на Майлза, потер глаза.
- Э-э, - протянул Майлз, не до конца уверенный, в какое время Саймон сейчас погружен, - в общем, так и есть. Твой чип сломался.
- Не вижу, как это могло бы улучшить дело, - огрызнулся Саймон. - Не могу поверить - ты сидишь тут и говоришь со мной. А у нас даже тела нет для гребаных похорон.
Начинает проясняться. - Я не умер, - объяснил Майлз.
- Не умер, - ровно повторил Саймон. - Ну да. Я видел записи с камер твоего отряда. Видел, как содержимое твоей грудной клетки разлетелось на три метра вокруг. А затем мне еще пришлось описывать это Эйрелу с Корделией.
Майлз поморщился.
- Нет. Твой чип памяти неисправен. Это случилось год назад. Меня запихнули в криокамеру и собрали обратно, и сейчас я в полном порядке. - Он не стал говорить про припадки. Но, повинуясь наитию, добавил: - Смотри. Вот шрамы.
Он расстегнул ворот мундира, показывая рубцы от криозаморозки по обе стороны шеи, над самыми артериями. Саймон уставился на него, неуверенно протянул руку и провел по шраму пальцем. Рука была холодная и чуть дрожала. Внезапно он обнял Майлза, так крепко, что чуть кости не хрустнули.
Майлз сглотнул. Саймон не проявлял ничего подобного, когда они увиделись впервые после его оживления и возвращения на Барраяр, и до сих пор Майлз мог лишь догадываться, какие чувства тот испытывал по этому поводу. Он вдруг разобрал, что Саймон, стискивающий его за плечи, тихо ругается.
- Ты хоть представляешь, так тебя и разэтак, через что мы прошли? Ты исчез в своей очередной необдуманной авантюре - и оставил только самый бесполезный на свете рапорт - а потом вообще, мать твою, погиб, и даже тела нет. Бог мой, парень, учитывая все остальное... - Он осекся, застыл в ледяном ужасе. Майлз моргнул, спрашивая себя, не очередной ли это скачок иллиановой памяти, но тут Саймон переспросил смертельно ровным голосом, который один выдавал, насколько тот взволнован: - А твой отец?..
Майлз наконец-то понял.
- Отец здоров. И наконец-то вышел в отставку. Мать на седьмом небе от счастья.
Саймон чуть обмяк, и Майлз вспомнил, зачем он здесь. - Сэр, вам надо сесть - вот, выпейте... - он вложил ее в руки Саймону оставленную медтехником чашку. - Все в порядке. Врачи запланировали операцию, чтобы разобраться с вашим чипом. Скоро. - Но недостаточно скоро. Майлз не был уверен, сколько он сумеет выдержать.
Саймон послушался, но успел лишь наполовину донести чашку до рта, когда на него накатила новая волна воспоминаний. Он швырнул кружку в стену, прожег Майлза непонимающим и злым взглядом, и все началось заново.
*
Иллиан выяснял, что для всякого, кто шпионит за Эйрелом Форкосиганом, есть Правило номер Один: "никогда не позволяй ему напиваться".
Правило Два проистекало из первого: "если он напился, уведи его куда-нибудь в укромное место. быстро"
Правило Три было вывертом логики после второго: "если ты не смог его увести, заткни его любой ценой". Работа Иллиана состояла в том, чтобы не дать Форкосигану себя скомпрометировать вплоть до обвинения. Он получил на этот счет императорский приказ и свободу в выборе средств. Так он и сказал Негри, когда шеф спросил его, какой дьявол в него вселился, когда он вздумал поцеловать Эйрела Форкосигана.
- Выбор был таков: либо поцелуй, либо его казнят за измену, - объяснил Иллиан. - Я выбрал первое.
- Форкосиган ведет мятежные речи за бутылкой с тех самых пор, как впервые попробовал спиртное, - ответил Негри. - Это ожидаемо, к этому все уже привыкли. Но никто от него не ждал, что он займется сексом с офицером СБ на столе какой-то подвальной забегаловки в караван-сарае.
Иллиан даже плечами не пожал.
- На этот счет меня не проинструктировали, сэр. Я сохраню это в памяти на будущее.
Это будет Правилом Четыре.
*
Эйрел спрыгнул в люк, растолкав плечами заботливых СБшников; вода с него лилась ручьем. Иллиан спустился в каюту вслед за ним, по дороге перехватив у кого-то из ординарцев стопку полотенец.
- Ты сказал мне, что это будет просто! - выпалил Эйрел, закрыв за ними обоими дверь. -- Даже очень просто.
- И должно было быть, - парировал Иллиан, передавая ему полотенце. Эйрел принялся было насухо вытирать волосы, но бросил эту затею, поглядев на свой мундир. - Твой оруженосец уже отправился за сменой одежды, - добавил Иллиан.
- "Просто разбить бутылку о борт нового патрульного катера", вот что ты говорил! - продолжал возмущаться Эйрел. - "Займет всего пять минут"! "Тебе приятно будеть отвлечься от комитетских заседаний, а люди оценят, что регент явился на церемонию лично"!
- Они оценили, - ответил Иллиан. - И мы точно знаем теперь, что от катера есть польза.
- Я думал, его задача - патрулировать реку вокруг замка Форхартунг, а не вылавливать из воды утопающих. - Эйрел содрал с себя куртку и с брызгами выжал ее на пол, затем сделал то же с кителем.
- И то, и другое.
- "Спуститься на понтон, произнести короткую речь, разбить о борт бутылку, и все"! И вот что со мною стало. - Эйрел расстегнул рубашку, снял, взял у Иллиана второе полотенце и накинул себе на плечи. Затем он стащил сапоги, с гримасой вылив из каждого по целой пинте воды.
Иллиан не мог удержаться, чтобы еще раз не проиграть всю сцену у себя перед глазами: Эйрел шагает слишком далеко, понтон кренится, регент теряет равновесие и с плеском падает в реку. Ужас самого Иллиана в эту секунду отразился, точно в зеркале, на лицах патрульных-СБшников; правда, даже полная паника не помешала им - что немного утешило шефа СБ - действовать компетентно и выловить Лорда Регента из реки.
Поскольку Эйрел здесь и сейчас был один и точно без оружия, Иллиан позволил себе продемонстрировать ту, вторую эмоцию, которую вызвало у него это падение. Он захихикал:
- Я сказал, что это будет легко, но "защиту от дурака" не обещал. В следующий раз надо будет сперва привязать тебя покрепче.
- В следующий раз, - возразил Эйрел, - я эту бутылку разобью об твою башку.
Он попытался прожечь Иллиана гневным взглядом, но суровая маска тут же пошла трещинами. Вытряхнув из сапог последние капли воды, Эйрел с хлюпаньем рухнул в кресло, откинул голову и захохотал.
- А самое худшее то, что это все равно оказалось забавнее, чем комитетские заседания! Возможно, нам стоит попробовать это еще раз?
*
- Прошу прощения, не напомните мне ваше имя, гем-генерал? Боюсь, этим вечером мне было представлено слишком много народу - ведь на императорскую свадьбу собрались самые выдающиеся персоны со всей галактики. - В улыбке капитана Иллиана чувствовался оттенок самоуничижения.
- Гем-генерал Даг Бенин, к вашим услугам, сэр, - отозвался тот. Под полным официальным гем-гримом ему было не сложно хранить бесстрастность. Ни один барраярец не прочел бы его смятение по движениям глаз или губ; только аут-лорд заметил бы, как он поморщился.
- О, да, конечно же. Мои извинения, гем-генерал Бенин. Вы служили на Земле, не так ли?
Бенин снова незаметно поморщился.
- Нет, сэр. Вероятно, вы имели в виду одного их моих тамошних, э, коллег.
На лице Иллиана промелькнула растерянность, хотя ему удавалось скрывать эмоции почти так же хорошо, как это умеют гемы. Особенно, если учесть, что его лицо не покрывал имперский грим. Тут он, похоже, замялся с поиском подходящего ответа, и Бенин почувствовал легкое сочувствие к нему.
- Несколько лет назад, на похоронах нашей возлюбленной вдовствующей императрицы, я познакомился с вашим, гм, протеже - лейтенантом лордом Майлзом Форкосиганом, - подсказал он.
Никакого узнавания во взгляде Иллиана не промелькнуло, хотя он ответил:
- Правда? О, сочувствую, э... гем-генерал. - По тону, каким Иллиан назвал его звание, Бенин с уверенностью понял, что тот снова позабыл его имя. - Вынужден признать, у него есть склонность вести себя несколько импульсивно.
- Это были весьма занимательные пара недель, - заверил его Бенин. - А теперь, похоже, Форкосиган получил повышение, соответствующее масштабам его фигуры... в обществе?
Если Иллиан и уловил издевку в этой фразе, то не показал этого.
- О, да, мы все крайне им гордимся, - согласился он, затем поглядел в другой конец комнаты и добавил: - Прошу прощения, гем-генерал, кажется, мне машет леди Элис. Позвольте откланяться.
Бенин глядел уходящему Иллиану в спину и чувствовал странную печаль. Они с этим человеком сыграли не одну партию в межзвездной шахматной игре, и на счету Бенина побед было меньше, чем поражений. Казалось почти непристойно видеть своего давнего противника таким - с трудом способным даже поддерживать простую беседу. Бенин сделал мысленную пометку: включить это обстоятельство в свой доклад. Едва выйдя в отставку, в списке потенциальных целей из числа барраярцев капитан Иллиан сразу сместился на несколько ступенек вниз. Однако теперь Бенин решил, что его переместили недостаточно низко: если это все, на что бывший шеф СБ теперь способен. Его ценность как фигуры проистекала лишь из дружбы с кланом Форкосиганов и самим императором. В конце концов, даже самый опытный следователь не способен добыть из чьей-то головы информацию, которой там просто больше нет.
Леди Элис продела руку под локоть Иллиана и улыбнулась ему. Какая странная пара! Подобная женщина - и это Бенин был вынужден признать - могла бы сделать честь и ауту. Что она нашла в этих руинах? На долю секунды Бенин задумался, вдруг он ошибся в своей оценке Иллиана? Хотя все свидетельства говорили в пользу его умственной деградации. Тут капитан Иллиан обернулся к Бенину, очевидно, пересказывая леди Элис их беседу. Лицо его сейчас, как и на протяжении всего вечера, выражало лишь рассеянную вежливость. Нет. Настало время вычеркнуть этого человека из списков.
*
"Вон там, выше, сэр!"
Ноздри Эйрела затрепетали, когда он, подходя, уловил знакомый неприятный запах. Паленая кожа и экскременты. Мичман Куделка лежал навзничь под каким-то увядшим кустом. Эйрел выломал ветки и склонился над неподвижным телом, кипя от горя и гнева. И тут Ку открыл глаза.
- Сэр, - просипел он. Дышал он неглубоко, но ровно. Он отчаянно уставился на Эйрела, словно пытаясь удержать его взглядом.
- Все в порядке, мичман. С тобой все будет хорошо, - произнес Эйрел самым твердым и успокаивающим тоном, каким только мог. Ку не пошевелился.
- Нет, - прошептал он. - Не могу... он выстрелил мне в спину, сэр. Из нейробластера. Я не могу... - Он замолк, распахнув глаза в страхе. - Не могу пошевелиться. Двигается только голова. - Он сглотнул, и внезапно его голос сделался словно старым. - Боевой нож у меня на поясе, сэр.
Эйрел невольно перевел взгляд на нож. Он вспомнил, как совсем недавно помогал Корделии заботиться о ее подстреленном из нейробластера мичмане. Дюбауэр мог двигаться, ходить, воспринимать окружающее - все, только не говорить, и Эйрел то и дело спрашивал себя - каково это. С Ку, похоже, случилось все наоборот: ему остался неповрежденный разум, но не тело.
Всего неделю назад он точно знал бы, как ему поступить. Но теперь все выглядело по-другому. Ку смотрел на него с полным доверием, конечно, он вел себя так, как и должен правильный барраярский солдат. Это доверие не давало Эйрелу покоя.
- Мы их схватили, - сказал он наконец. - Рэднова и его приспешников. Тейфас даже ухитрился искупить свою вину. Мы победили, мичман. И я не хочу громоздить еще выше пирамиду из мертвых тел. - Он положил руку Куделке на плечо и тут подумал, а может ли Ку хотя бы почувствовать это прикосновение? - У тебя остались твой разум, твой голос, твое дыхание. Тебе еще рано сдаваться. Давай посмотрим, что для тебя смогут сделать врачи.
Казалось, перспектива жить пугала Ку сильнее, нежели умереть.
- Сэр, пожалуйста... я не... все хорошо, сэр. Я хочу, чтобы вы это сделали.
Эйрел нагнулся и снял с пояса Ку боевой нож. Мгновение он глядел на оружие, а затем отшвырнул прочь.
- Нет, мичман. Я твой командир, а ты повинуешься моим приказам. - Он махнул солдатам с носилками подойти.
- Сэр! - запротестовал Ку, в его голосе послышался неприкрытый ужас. - Сэр, я не хочу жить таким. Если вам меня жаль, так сделайте это!
- Мне не жаль тебя, - ответил Эйрел. Он опустился на колени и положил ладонь ему на щеку, еще сохраняющую чувствительность. Ку мотнул головой при прикосновении. - Ты все еще здесь. Пока что для тебя ничего не кончено. - Он помолчал. - Я уже водил тебя в бой, Ку, и ты шел за мною. Сделай это снова.
Ку уставился на него.
- Я не бросаю своих людей. Что бы ни случилось. Тебе не придется сражаться в одиночку.
Ку прикрыл веки, и Эйрел почувствовал на своих пальцах влагу. Мальчик в ужасе, понял он. Я прошу у него слишком много. Если это битва, то вести своего солдата сражаться ему надо так, как это бывает всегда: секунда, минута, час за один раз. Но не вся война за один единый вздох.
- Мы доставим тебя к медикам, - пообещал он. - Посмотрим, что они скажут. По одному шагу за раз, Ку. И помни, безнадежных сражений не бывает.
- Во всяком случае, не там, где есть вы, сэр, - открыв глаза, произнес Ку, и в его голосе скользнула тень прежнего юмора. Он чуть повернул голову. - Хорошо. Я снова последую за вами, сэр.
Эйрел помог медикам переложить Ку на антигравные носилки и пошел бок о бок с ними. Все это время он спрашивал себя, верно ли он поступил? Ку не отводил от него взгляда, он смотрел даже с большим доверием, чем прежде, и Эйрелу было от этого еще неуютнее. Еще никогда ему не приходилось водить своих людей в такую битву. Но, несмотря на все сомнения, он понимал, что иначе поступить не мог. Что бы дальше ни случится с Ку, он пройдет с ним этот путь с начала и до конца.
*
С кораблем-курьером изначально случилась путаница. В нем имелась и одна крошечная пассажирская каюта, и спальные места для экипажа, но в этой каюте была установлена только одна койка. Поскольку ни Форкосиган, ни Иллиан не собирались требовать у занятых делом пилотов уступить койку пассажиру, Иллиан только философски пожал плечами и растянулся на полу.
В обычных условиях он мог заснуть где угодно, но этим вечером на твердом полу у него разнылись плечи и поясница, а холод просачивался в кости, даже несмотря на то, что Форкосиган щедро отдал ему половину одеял. Он никак не мог устроиться достаточно удобно, чтобы уснуть. Сперва он лежал совершенно неподвижно, как от него требовала выучка, и прислушивался к дыханию Форкосигана, становившемуся все ровней и медленнее. Уверившись, что тот заснул, Иллиан принялся ворочаться, устраиваясь поудобнее. Но как бы он ни повернулся, мышцы все равно болели. Синяки и ссадины, которыми он обзавелся накануне, отнюдь не улучшали ситуацию.
Он сдался и вытянулся на полу, а потом попытался подложить под себя для удобства сложенное одеяло. Бесполезно, к тому же теперь он начал мерзнуть, поскольку терморегулятор стоял на минимуме. Он попытался свернуться клубком так, чтобы как можно меньше соприкасаться с металлическим полом, но ничего не помогало
- Твою мать, - произнес Форкосиган из темноты. - Вы имперский офицер или чертова принцесса?
Вспугнутый Иллиан от досады залился краской. Он и думать забыл про Форкосигана. Он быстро пролистал чип и понял, что все последние десять минут тот не спал и слушал, как он возится.
- Мои извинения, сэр, - натянуто произнес он.
Тишина, пока он лежал совершенно неподвижно, длилась бесконечно долгие трилдцать секунд – ведь не может быть, чтобы часы в чипе перестали показывать точное время? Затем Форкосиган предложил:
- Да не будьте идиотом. Идите сюда, лейтенант, здесь хватит места.
Иллиан сглотнул:
- Я в порядке, сэр.
- Ни в каком вы не порядке, определенно, и я сегодня добрый час от души выбивал вами пыль из ковра в спортзале. Идите сюда и одеяло захватите; похоже, на этом корабле не слишком топят.
Подделываясь под легкий тон Форкосигана, Иллиан возразил:
- Я припоминаю, что не только вы меня валяли, но и я вам немало отплатил той же монетой, сэр.
- Ха. Верно. Но ни один из нас не заснет, пока вы там скачете, как блоха. - Форкосиган сделал секундную паузу. - Не знаю, что вы вычитали в моем досье, но приставать к вам спящему я не собираюсь, если вы об этом беспокоитесь. - За определенно легкомысленным тоном Иллиан расслышал нотку привычного дискомфорта: этот человек давно знал, что по своим склонностям отличен от прочих и что поэтому люди по-иному к нему относятся.
Отрицать "нет-нет, я ни о чем таком не беспокоюсь" – хотя это было чистой правдой – означало сделать только хуже. Иллиан поднялся с пола, морщась, подобрал одеяло и шагнул к койке.
- Тогда двигайтесь.
Напряжение, царившее в каюте, точно ушло куда-то. Форкосиган сдвинулся вбок, и Иллиан лег, напоминая себе ни в коем случае не избегать прикосновений. Не то, чтобы ему это легко удалось - койка не была слишком широкой. Однако ее размеров хватало на двоих, не возражавших против того, чтобы прижаться друг к другу. Постель была мягкой, восхитительно мягкой, и нагретой телом Форкосигана - и Иллиан не стал даже стараться сдержать довольный вздох. Форкосиган ответил едва слышным смешком.
- Давайте спать, - распорядился Форкосиган, и почему-то его слова прозвучали приказом, даже когда он тихонько пихнул Иллиана локтем со словами: - И держите свои холодные ноги от меня подальше.
Форкосиган был теплым. Странно понимать такую подробность про человека, за которым шпионишь. Хотя он был горячим во всех смыслах. И Иллиан знал, что про себя самого такого сказать отнюдь не может. Ему это было недоступно. Его призванием был холодный анализ, прохладные отношения на дистанции и ледяные нервы.
Но сейчас, испытывая такое удобство, какого он не мог себе даже вообразить на борту курьера, Иллиан позволил себе расслабиться и соскользнуть в сон, впитывая чужое тепло.
*
Корделии все с большим трудом удавалось хранить бесстрастное лицо. Она наблюдала за ними обоими, отчаянно стараясь не рассмеяться. Они считали, что им так хорошо удается сохранить верность своим барраярским клятвам, оберегая свою барраярскую честь и подавляя влечение друг к другу, но язык тела выдавал обоих на каждом шаге. Как все барраярцы, Эйрел не избегал тактильного контакта со своими друзьями-мужчинами: то и дело хлопал их по спине, брал под руку, когда они куда-то шли вместе, обнимал, а с близкими друзьями обменивался при встрече поцелуем в щеку, как здесь было принято. Но с Саймоном он держался совершенно по-иному: протягивал руку, чтобы коснуться - и тут же виновато одергивал, точно мальчишка, который пытался стащить с кухни печенье, сразу специально отступал на шаг и держал дистанцию. А потом, увлекшись рассказом, унесенный прочь потоком мыслей, он все равно касался Саймона: руки, плеча, спины - и всякий раз задерживал пальцы на лишнюю секунду. А Саймон всегда смотрел на Эйрела и только на него с того момента, как входил в помещение, и бессознательно зеркалил его жесты, даже когда между ними была целая комната народу. Это было совершенно очаровательно.
Корделия начала уже думать, что ей придется заговорить с ними и сказать хоть что-то, даже если это будет откровенное "Бога ради, хватит друг друга мучать, идите в постель". И в конце концов так она и сделала, только гораздо более многословно. Это того стоило - хотя бы затем, чтобы полюбоваться выражением на физиономии Эйрела.
Эйрелу с Саймоном потребовалось несколько дней, чтобы разобраться в своих делах, но в конце концов они сделали именно то, что порекомендовала Корделия. И она подумала, что их проблема решена.
Однако на следующий день они вели себя еще хуже, чем обычно - только при этом поменялись ролями. Теперь Саймон не мог держать рук подальше от Эйрела, а Эйрел отслеживал его взглядом по всей комнате. И Корделия уже не смогла удержаться от улыбки.
*
Война казалась вечностью. Такими были обе войны, каждая на свой манер, но прежде, думая о войне, Ксав испытывал такое ощущение, как будто опускает ноющие пальцы в ведро с ледяной водой. Слабая боль оставалась еще на много дней, а вместе с ней - неизменный горький привкус притупленной ярости, не стихавшей ни на минуту. И вот теперь война окончена, а боль осталась.
Сегодня Юрий умрет.
- Скорый полевой трибунал, - предложил Эзар, но Ксав отказался поддержать эту идею, хотя Юрий когда-то и носил генеральское звание. Любые предложения Петра придать этому видимость законности звучали немногим лучше, и Ксав отверг их все.
Ничто не отменяло того факта, что двадцать убийц намерены отплатить за смерть двадцати человек. Вот как это должно быть.
Ксав стоял у парапета, глядел в небо, думал об очевидном - что скоро будет гроза, и вспоминал один день во дворце, совсем незадолго перед цетагандийским вторжением: тогда старший брат загнал его во внутренний дворик, сбил с ног, и они покатились по грязи, а когда Юрий устал от этой игры, Ксав ухитрился хорошенько двинуть ему кулаком и разбить нос. Не очень приятное было ощущение. Он помнил его сейчас сильнее, чем ответный удар Юрия.
Не стоит ли постараться и вспомнить, что у них было хорошего? Разве не таким должно быть милосердие? Призыв к эмоциям, обращение к прошлому. "Некогда, дорогой мой брат, мы были братьями. Ты разве не помнишь?"
- И где было твое милосердие, - спросил Ксав у призрака своего еще живого брата, - когда ты убил их всех?
Но, возможно, это в порядке вещей. Не милосердие, нет. Не понимание. Просто... принятие. Ксав выбирал это прежде и выбрал теперь, но и Юрий тоже сделал свой выбор. Если Ксав хочет скорбеть о своем брате, это скорбь о памяти того, кого уже давно нет на свете.
А, может, это просто скорбь о собственных заблуждениях и о том, что Ксав их лишился. И какой ценой.
Такова цена за мир на Барраяре, настаивал Ксав на военном совете, решавшем судьбу свернутого императора. Это надо сделать публично. Кроваво. Это должно быть страшнее, чем то, что сделали с узурпатором, хуже четвертования Форгоржерина, хуже, чем все, что считает приемлемым Петр. Нужно, чтобы это запомнили.
Чтобы запомнили Ксава, Эзара и Петра, и прочих, и детей. Чтобы запомнили, какую жертву Юрий принес на алтарь своей паранойи и какую цену за это заплатил. Это будут помнить. Ксав устроит им такой великий ужас, какой не забудут никогда.
Если есть урок, который Ксав выучил у своего брата, то вот он. Обдуманно выбирай свой ужас. Тебя будут помнить по нему.
А что до цены, которую за него придется заплатить?
Ксаву придется с этим жить.
*
Ты знаешь, что видит Петр Форкосиган: ублюдка и шлюхиного выродка, которого сделало тощим и сильным суровое детство. Неутешительное знание, зато ему стоит верить. Ты меряешься с ним взглядом равнодушно и хладнокровно.
Когда на тебя смотрит Эйрел, он видит солдата, выучку и долг, переплетшиеся с возможностями. Сложно. Ты стараешься не сталкиваться с ним взглядом, когда у тебя в руках нет оружия. Тебе нужен якорь.
Когда на тебя смотрит Майлз, он видит героя. Его детские глаза не могут различить твои грехи. Он улыбается, а ты носишь его на руках и не солжешь ответной улыбкой.
Ты не встречаешься взглядом с НЕЙ.
*
Сергей Фортакис обозрел полупустой бар.
Да. Вон, на том конце. Отлично. Высокий, хорошо сложенный. Темные вьющиеся волосы. Загорелая кожа. Большие темные невинные глаза. Невинность – это именно то, что нужно. Всё пройдет гладко.
Фортакис пристроился на соседний стул и радостно улыбнулся:
– Лорд Айвен? Это ведь вы, да? Лорд Айвен Форпатил? Мы встречались на празднике летнего солнцестояния.
«Объект», казалось, на секунду смутился, потом мило улыбнулся:
– Конечно, прекрасно помню.
И это восхитительно, потому что раньше они ни разу не пересекались. Данные оказались верны, этот идиот подходит как никто.
– Мы тогда отлично поговорили. О твоем кузене, императоре. Должно быть, сложно находиться так близко к трону, – сказал Сергей, незаметно переходя на «ты».
– Ну, не настолько близко, на самом деле. Он был на другом конце комнаты...
– Давай я куплю ещё выпить.
Это будет долгий вечер. К счастью, здоровяк будет говорить или хотя бы слушать, пока не иссякнет алкоголь. Пришла пора посеять семена.
– Это, наверное, кажется нечестным, что случайность возвела на трон его, а тебя…
– Не случайность, мои родители планировали меня завести.
Сергей и подумать не мог, что кто-то будет «планировать» такого идиота. Он, должно быть, был очень неприятным сюрпризом для родителей.
– Полагаю, у тебя было много времени, чтобы понаблюдать, как он выполняет свою работу. В смысле, Император. Ты, наверное, знаешь достаточно, чтобы самостоятельно с ней справиться.
– Я знаю достаточно, чтобы вообще не хотеть её выполнять.
– Да, конечно. Даже сама мысль об этом является преступлением. Но… как человек, стоящий близко к трону, ты – я уверен – задавался вопросом, что бы ты сделал, если бы вся эта власть попала к тебе в руки. То есть, если бы произошел какой-нибудь несчастный случай – не приведи господи.
– Я знаю, что бы я сделал. Спрятался бы под кроватью. Вся эта власть может обойти меня стороной и перейти следующему наследнику.
– Тебе, конечно, нужны будут люди, которые тебе помогут. Хорошие друзья и советчики.
Этот идиот совершенно не восприимчив к намёкам. Обычно Сергей начинал издалека, наводя на нужные мысли, и развивал эти идеи в течение нескольких недель, месяцев или даже лет. Но этого дурака надо стукнуть кузнечным молотом по голове, чтобы произвести хоть какое-нибудь впечатление. С другой стороны, объект настолько доверчив, что через неделю или около того Сергей станет его лучшим другом. Его лучшим другом, готовым всегда помочь. Они смогут начать реализовывать свои планы гораздо раньше, чем он опасался.
– Нельзя иметь слишком много друзей.
Уровень алкоголя в бокале стремительно уменьшался. Сергей заказал ещё бутылку.
– На охоту? Обожаю охоту. Давай охотиться за следующей бутылкой.
Через час намеков и вина Сергей загрузил милорда в кэб и отправил домой с уверениями в вечной дружбе. Миссия завершена успешно. Контакт состоялся.
В кэбе Айвен застонал, полез в карман за антипохмельными таблетками и начал наговаривать информацию на наручный комм. Тот самый, данные с которого идут напрямую в СБ.
Второй раз за месяц. Должно быть, начался сезон государственных измен. Он вздохнул и задумался, почему все желающие сместить Грегора и сделать Айвена императором всегда покупают такое дешевое вино. Возможно, серьезность заговора можно оценить по качеству используемой выпивки.
Он все ещё размышлял над этой теорией, когда заснул в кэбе. Тяжелая это работа, быть наживкой для изменников.
*
- Так какая она? – в пятый раз за время завтрака поинтересовалась София.
– Тебе стоит узнать это у братьев, дорогая, – ласково ответил отец. – Мое знакомство с леди было очень кратким, а у них с ней был продолжительный разговор на галерее. Они сидели прямо перед ней.
София завистливо покосилась на братьев, чьи встревоженные лица приобрели зеленоватый оттенок. Она откинулась назад, скрестила руки и потребовала:
– Детали.
– Мм... – Карл запаниковал. – М-м, ну, это был не слишком длинный разговор. В самом деле.
Ивон кивнул:
– Мы просто обменялись любезностями. Ничего особенного. Кажется, она довольно мила. Она… э, предпочитает высказываться без обиняков.
– Лорд-регент сказал не совсем так, – заметил граф. – Он отметил, что у вас трех был довольно продолжительный и оживленный разговор. Кажется, о …геологии? Или о зоологии?
– Вы сидели рядом с консортом регента и не придумали ничего лучше, чем беседовать с ней о геологии? Чего ради? Карл ни черта не смыслит в геологии!
– Да и в остальном, если уж на то пошло, - пробормотал Ивон вполголоса.
– Я все слышал!
– Лучше бы ты раньше держал уши открытыми, а рот на замке, ты, маленький…
– Ивон. – Сидящая напротив графиня Форхалас поглядела на сыновей с большим подозрением. – Что. Случилось?
– Ничего, мама, – ответил коммандер Форхалас с полным самообладанием.
– Я не виноват! – вставил Карл.
Ивон выглядел так, будто собирался задушить младшего брата на месте. Граф Форхалас безропотно вздохнул.
– Хорошо, мальчики. Что вы натворили на этот раз?
– Э. Сэр... – Ивон бросил отчаянный взгляд на Карла.
Все внимание Карла обратилось к овсянке.
– Сам объясняй.
– Ты начал, ты и объясняй.
У Карла от негодования глаза на лоб полезли:
– О, мне это нравится... Значит, это я начал! То, что ты старше, не дает тебе права перекладывать вину на меня, милый братец. Признайся. Именно ты назвал ее бетанской бабой.
– По крайней мере я не назвал ее трехметровым монстром, которая ест крейсера на завтрак. И уродиной.
– Зато я не называл ее мужа хладнокровным подонком. И кривоногим. И уродливым.
Пока его дочь неудержимо смеялась, а жена замерла от ужаса, граф Форхалас, закрыв лицо руками, пытался угадать, что его сыновья, его удивительные, несносные, непредсказуемые сыновья сделают в следующий раз.
*
Леонид был прекрасным человеком. Так все говорили. Прекрасным человеком, хорошим мужем и отцом, умелым работником на бутылочной фабрике. Она была с этим согласна, а он превосходно управлялся с их четырьмя детьми. Он был добрым, заботливым и прекрасным во многих отношениях мужем. Не во всех, конечно, но нельзя же получить все сразу. Он был простым и неприхотливым человеком, как он сам часто говорил. У него не было никаких причуд. В целом, у них был прекрасный брак.
Когда к ней пришли и рассказали о грузовике и об аварии, она была сломлена. Она осталась с четырьмя детьми, самому старшему из которых не было десяти лет и пенсией от фабрики, которой им даже близко не хватало.
Все ожидали, что после положенного года траура, она вновь выйдет замуж. Но она была так занята детьми и подработкой в ресторане своего кузена, пробавляясь на фабричной пенсии, что никто не привлек ее внимание. Или интерес.
Наконец, все дети выросли, разлетелись из гнезда, сыновья в армию, дочери – замуж (и, поскольку они крепко усвоили урок матери, то завели еще цветочный магазинчик). Она осталась одна, ненужная, невостребованная. Впереди были пустые, длинные, одинокие годы.
А потом появился ОН.
Он подарил ей мир, о котором она даже не мечтала. Он дал ей возможность расправить крылья и попробовать вещи, о которых она только читала и даже те, которых и вообразить не могла.
Его богатство было одной из причин – теперь у нее был доступ к самому лучшему. Но именно его неприкрытое, ревностное восхищение – вот что привлекало ее сильнее всего. В его титул свел ее с людьми, которые раньше были для нее лицами из новостей, теперь она была на короткой ноге с высшими форами. И они восторгались ею, хотели ее, признавали ее истинную ценность.
Это пьянило, вызывало головокружение.
И всем этим она была обязана Ему. И она любила его, чистой, светлой, платонической любовью. Она так многим была ему обязана. Одним махом он изменил ее судьбу и из одинокой стареющей женщины сделал ее знаменитой и модной в высших кругах.
Матушка Кости любит лорда Форкосигана и будет предана ему до конца своих дней. За то, что он ценит ее работу. За то, что предоставляет ей лучшие ингредиенты, за возможность воплотить самые смелые кулинарные идеи, какие она могла вообразить. За то, что теперь у нее есть масса людей, для которых надо готовить каждый день и огромная, прекрасная кухня. За шанс готовить для высшего из высших форов – для самого императора. За инвестиции лорда Марка, которые однажды сделают ее богатой. За работу, которая никогда не была скучной. Но больше всего – за то, что распознал в ней художника, уважал ее мастерство и дал ей целую новую жизнь в качестве самого известного повара Форбарр-Султаны.
Она любила двух мужчин в своей жизни. Леонида, хорошего отца и мужа, простого человека, любившего еду без изысков. И лорда Форкосигана, который не был простым ни в каком смысле этого слова и который с гордостью приветствовал самые сумасбродные и изобретательные ее изделия. Как раз тогда, когда она решила, что ее существование сведется к безрадостным и бесцельным годам увядания, ее ожидала новая карьера и новая жизнь. Жизнь можно начать заново, когда этого уже не ждешь.
И этому тоже она научилась у лорда Форкосигана.
Визит Имперского Аудитора: версия 1, Барраярская Империя.
«Боже, здесь Аудитор». - Да, милорд, чем мы можем вам служить?
«Файлы, сейчас он захочет файлы, о боги, нам всем конец».
- Я хочу сделать чистосердечное признание.
Визит Лорда-Аудитора: версия 2, где-то в галактике
Барраярцы прислали... кого? Аудитора? И как это поможет ситуации? А, он не имеет отношения к финансам? Тогда что – очередной дипломат? Чудно, как раз то, что нам сейчас нужно – еще один политик, пытающийся спрятать концы в воду.
ЭТО он? Я думал, барраярцы высокие, а этот какой-то гном. И не похоже, что он в хорошей форме, помилуйте, он ходит с тростью! Он сможет работать в стрессовой ситуации?
Как он сказал, его зовут? Интересно, он имеет какое-то отношение к… как бы узнать, не оскорбив?
Определенно задает много вопросов.
Ну, похоже, что он знает, что делает.
Где он? Что он там делает? Как он туда попал? Приставьте к нему охрану.
Черт побери, и где этот пронырливый мелкий маньяк?
Что он о себе возомнил, говорит нам, что де… а хотя, это неплохая идея…
Ради всего святого, может кто-нибудь отследить его перемещения? И держите его подальше от меня – он везде!
И насколько именно все плохо? И как он узнал об этом за пару дней, когда мы сами были не в курсе?
Нам всем конец!
Он сделал что? А это законно? И вообще возможно? Бог мой, этот человек гений. Совершенно чокнутый, но все же…
Я просто не верю, что он смог с этим справиться. О, да-да, конечно же, дайте ему все, что он хочет. И заверьте его в нашей искренней благодарности. И удостоверьтесь, что он уехал.
Сколько, вы говорите, законов он нарушил?
*
- Отлично, - провозгласил Грегор. – Вот теперь можешь смотреть.
Лаиса открыла глаза и немедленно расхохоталась.
Грегор рассмеялся вслед за ней, не разжимая объятий. Они шагнули к двуспальной кровати, застеленной ярким домотканым покрывалом – в этой крохотной комнатке сесть больше было просто некуда - и вместе рухнули на нее, смеясь и цепляясь друг за друга. Лаиса никак не могла справиться со смехом. Всякий раз, когда ей казалось, вот-вот она придет в себя, нелепость ситуации снова брала свое. Она только что вышла замуж не за кого-нибудь, а за повелителя Барраярской Империи. Но долгожданное тайное убежище, о котором они мечтали все эти месяцы положенного по ритуалу воздержания, оказалось крошечным каменным домиком, куда с трудом помещалась кровать и который, похоже, отапливался железной дровяной печкой. Интересно, ощущает ли Грегор всю абсурдность этой ситуации наравне с ней или смеется просто потому, что смеется она? Да и не важно, в конце концов.
Но вдруг ей в голову пришел один вопрос, важный и очевидный. То, что она стала женой императора, не просто дало ей титул императрицы, но превратило в человека, который больше не может не думать о вещах такого рода. Эта мысль заставила ее смех стихнуть. Лаиса подняла голову и огляделась. От флайера и до самых дверей хижины она не открывала глаз, но перед приземлением все же успела кинуть взгляд вниз и заметила, что белизну ровного снежного покрова нарушает лишь единственное темное пятно крыши. Когда Грегор вел ее внутрь, она слышала тихие звуки, говорящие о присутствии других людей. Теперь все было тихо.
- Грегор… - начала она, улыбаясь – эту улыбку она была просто не в состоянии стереть со своего лица, и муж улыбнулся ей в ответ. - А где будут спать оруженосцы?
- А! - Грегор посмотрел на хроно. - Ну...
Лаиса вопросительно подняла брови.
Грегор поднялся и протянул ей руку, и Лаиса приняла ее. Не разжимая пальцев, он подвел ее к крошечному окошечку в двери, откуда открывался вид на снежное поле - и там не было никакого флайера.
- Они встанут внешним оцеплением в километре отсюда, - объяснил Грегор, глядя в окошечко. Тут он резко обернулся и договорил, глядя Лаисе в глаза и чуть улыбаясь, однако она ни на мгновение не приняла сказанное за шутку: - Если ты на самом деле глубоко замаскированная комаррская убийца-террористка, лучшего случая совершить свое дело тебе не представится.
Лаиса усмехнулась, на самом деле изо всех сил сдерживая слезы. Вовсе не в те ночи, что они проводили во дворце, но сейчас, в эту самую минуту, когда Служба Безопасности находилась в целом километре отсюда, муж оказался перед нею настолько открыт и беззащитен, насколько он вообще мог. Хотя даже сейчас он не был абсолютно в ней уверен. Просто не мог, это бы противоречило самой его сущности. И все равно он отдавал себя ей, сознательно и добровольно.
Лаиса прижала их сплетенные руки к его груди, напротив сердца, и поцеловала сперва костяшки его пальцев, а потом коснулась губами губ.
- Тогда пойдем в кровать. Мне будет проще совершить свое черное дело, если я подожду, пока ты заснешь.