|
– Они требуют оплатить ремонт монорельса! Почему я должен платить за доступ к цивилизации?
– Кар! – орала под окнами ворона.
Хельга Формюир агрессивно втирала в лицо крем.
– Две трети эмигрантов регулярно навещают родственников, пусть они платят за дорогу!
Хельга разделась. Формюир скользнул по жене взглядом, в котором эмоций было меньше, чем в вороньем грае – консерваторского образования.
– А их космофлот? А терраформирование?
Хельга с грустью подумала о тех временах, когда муж в постели думал совершенно не о деньгах.
– Кар!
– Управляющий говорит, что мы должны сделать налоговую политику более благоприятной. А на что чинить монорельс?!
– Кар!
На карканье Формюир отреагировал, на жену – нет.
– Все хотят денег! Эта чертова ворона нынче украла новенькую марку у меня из кошелька! Но как заставить людей платить налоги? Увеличить число налогоплательщиков? самому родить, что ли?!
– Кар!!!
Холодный пол под ногами. Приятная тяжесть оружия в руках.
Хельга с грохотом распахнула окно и прошлась из плазмотрона по засевшим в кустах каркающим диверсантам.
Искры костра приятно осветили ночной сумрак.
– Теперь ты доволен, Томас?
– В-вполне…
– Можно возвращаться в постель, или тебя еще что-то беспокоит?
Формюир икнул.
– Дд-да… я тебе уже говорил, что в белом шелке ты очень кар… красива?
Начиналось всегда одинаково: с тихого стука Иллиана. Эйрел вскакивал, одевался, и слушал краткий отчет: попытка похитить Грегора, попытка переворота, попытка убить Майлза, попытка навредить Корделии – все вместе, или в различных сочетаниях. Чаще всего Иллиан вел его в камеры, где содержались уже пойманные преступники. Но иногда дорога лежала в кабинет, где к моменту их прихода разворачивались масштабные боевые действия. Чтобы вернуть Грегора. Спасти Майлза. Ну, или спасти похитителей от Корделии. Все это повторялось постоянно, и временами Эйрелу хотелось разнообразия. Например, голых цетагандийцев, танцующих хороводы под окном. Он бы с удовольствием посмотрел, как Иллиан докладывает об этом недоразумении.
Разнообразие наступило позже, с подростковым периодом Майлза, первой влюбленностью Грегора, и усилением левого крыла собрания графов. До сих пор Эйрел не мог ответить на вопрос, что было страшнее: разговоры с влюбленным венценосным мальчиком, бдения у кровати сына, вновь лежащего со страшными переломами из-за очередной сомнительной авантюры, или реакция графов на проводимые реформы.
А теперь оба его ребенка стояли на перепутье, и сердце замирало, стоило подумать о том, какое будущее их ждет.
Корделия вошла незаметно. Ладонью провела по его спине, снимая напряжение, и обняла.
– Ты уже можешь отдохнуть. Позволь теперь им набить собственные шишки.
– А что же делать нам?
– Нам? Вполне можно возвращаться в постель.
Он обнимает Корделию за талию, полусонно рассказывая о прошедшей экспедиции. Корделия сдерживает короткий укол зависти – Джей говорит о командовании кораблем так естественно... "Ничего, – мысленно успокаивает она себя, – ты выбрала семью вместо карьеры. А Джей – прекрасный капитан". Она поворачивается под одеялом, прижимаясь к нему ближе.
– ...через несколько месяцев, скорее всего, улетим в экспедицию на год.
Корделия замирает.
– А как же наши планы завести ребенка? Мы хотели сделать это еще полгода назад, – она не узнает своего голоса.
– Что? – Джейкоб потягивается, забрасывая руку ей на грудь. – Ну... подождем еще... Пока не время... Корделия!
Он выкрикивает ее имя раздраженно и почти зло, когда она встает с постели и молча идет на кухню. Пол под ногами очень холодный. Корделия обхватывает себя руками, невидяще глядя в стену.
– Послушай, – он все же приходит следом. – Ты что, хочешь все испортить? Мне только недавно дали должность капитана. Предстоит много работы, – он осторожно обнимает ее, заглядывая в лицо. – Ты ведь не хочешь, чтобы это было зря, правда?
Корделия отрицательно качает головой.
"Я вообще уже ничего не хочу".
– Вот и прекрасно, – облегченно выдыхает рядом чужой человек. – Вполне можно возвращаться в постель, я думаю?
“Нет”.
– Тревога! Всем вооружиться и занять боевые посты!
Она снова бежит по длинному коридору орбитальной станции, ухитряясь отдавать распоряжения по комму. Работают аварийные мигалки, окрашивая пространство в неестественные багровые тона. Нейробластер привычно оттягивает руку, сервоусилители брони превращают стремительный бег в подобие полета. Деловитый речитатив рапортов в заушнике довершает картину.
Её ждут за поворотом. Группа тяжеловооруженных противников, плазменная пушка… Рядом с пушкой двое – ненавистный коротышка и убийственно спокойный император в костюме рейнджера.
– Они тут! Боевая группа, ко мне!
Сверкают вспышки нейробластера, но никто из врагов не спешит падать. Они смотрят на нее, с сочувствием и какой-то особо раздражающей грустью.
Отряд рейнджеров прибывает через считанные секунды. На них парадная форма, только вот стрелять солдаты не собираются. Это не подмога – это конвой для неё.
– За верванскую операцию нам заплатили трижды, – издевательским тоном сообщает коротышка.
Пытка становится невыносимой. В отчаянной попытке она бросается на своего противника с голыми руками. Задушить, разорвать! Но короткий полет заканчивается падением и пробуждением на полу.
Вокруг дешевый гостиничный номер, даже не поймешь на какой станции. Дико стучит сердце…
Снова тот же кошмар. Дрожащими руками Кавилло наливает себе выпить, осушает стакан, с трудом удерживаясь от желания расколотить его. Это только сны, напоминает она, вполне можно возвращаться в постель.
Карин зависла над голографическим меню с электронным пером в руке и решимостью в глазах.
– Ну, что закажем на сегодня?
В ее глазах горел такой откровенный энтузиазм, что Марку сразу стало жарко. Карин – она такая: если за что берется, это получается по-настоящему классно. Сейчас, твердо намереваясь соблюсти все предписания терапевта, она была непреклонна. А вот Марк мялся, ел ее взглядом, и на лбу у него потихоньку собиралась озадаченная складка.
– Карин, – осторожно начал он, – Шар – это здорово. Но в прошлый раз, помнишь, когда мы заказали «буколическую идиллию», меня укусил муравей… м-м, пониже спины.
– Там нет муравьев, – улыбнулась Карин. – Это была твоя проявленная психотравма, сам знаешь.
– Гм, может, ты и права. Зато в позапрошлый, по сценарию «ромовая баба», я чуть не объелся сладким, пока тебя облизывал.
– «Чуть» не считается.
– И эта, как ее, одадетка – ну, две недели назад …
– Одалиска?
– Да, точно. Короче, из тебя она получилась куда лучше, чем из меня султан. Может, ну их, эти ролевые игры? Мы с тобой вполне можем вернуться в постель…
– Ладно, – согласилась она моментально, захлопывая голограмму. – Только все равно поиграем. В шикарную игру – в тебя и меня. Чур, я буду тобой!
– Негри, какого черта? Я тебе кто? Император или хрен моржовый? Что за штуковина торчит в моей спальне? И пошто она воняет как солдатские портянки?
– Виноват, сэр. Не уследил-с. Готов быть разжалован в мичманы.
– Я не в мичманы, я тебя в сержанты разжалую!! Неужто проглядел? Или это опять Зерг резвится?
– Никак нет, государь. Эту, как вы изволили выразиться, "штуковину" доставили в ваши покои еще позавчерась. Но вы ее не возжелали заметить, бес вас знает почему. Сдается, что ваше императорское величество, малость подслеповаты стали. Я ее в спальню переставил.
– Дерзишь, Негри, ой, дерзишь... Зрение у меня ослабло, думаешь? Или рука? Приложу – мало не покажется. И хватит меня дураком выставлять!
– Виноват, сир. Не выставляю, ни боже мой. И не рычите зверем-то! Стало быть, это не хрень, а макет сада с лужайками, что вы на заседании министров рисовали для забавы. И собственный вензель внизу витиевато отобразили. Бумажек с вашими подписями я выбрасывать не имею права. Отнес в императорскую академию, где на художников учатся. Там эту хрень изготовили, макет этот долбанный. А пахнет он обычным клеем, никак не выветрится, есть такое. Не надобно снова взрыкивать, я уже пошел убирать. И вполне можно возвращаться в постель, ваше грозное величество. И предаваться там размы... О, черт, больно же!
Жуткий визг буквально подкинул Этана на кровати. Он озирался, ожидая увидеть Миллисора, Рау, воскресшего Окиту, да хоть самого дьявола. Впрочем, учитывая, что рядом с ним взлетела на ноги женщина, своё количество ужасов доктор уже получил. Элли Куин тоже оглядывалась и тоже выглядела... испуганной, если считать, что они могут испытывать те же эмоции, что и мужчины.
Когда звук повторился, стало ясно, что визжал не кто-то, а что-то – станционная сирена.
– Собирайтесь! – бросила через плечо Куин, – При третьем сигнале надо выйти в коридор.
– Эвакуация? – после гем-полковника Миллисора, суперпентотала и избавления от тела неудавшегося убийцы он бы не удивился даже взрыву станции.
Однако третьего сигнала не последовало. В коридоре шла какая-то возня, но не было похоже, что по нему бежит топпа эвакуирующихся.
– Будь оно всё проклято, – зевнула Элли, – это от наших соседей требовали открыть каюту для досмотра. А благодаря замечательной звукоизоляции мы это прослушали. Отбой тревоги, вполне можно возвращаться в постель.
– Нет, спасибо. Я ещё посижу, – несмотря на усталость, он выждал несколько минут, и только потом лёг. Конечно, судя по тому, как быстро Куин заснула, в её словах не было какого-нибудь странного подтекста, но когда имеешь дело с женщиной, осторожность не помешает.
