На главную

Драбблы с декабрьского и январского фикатона

Примечание: С @дневников (www.diary.ru).

*январь 2008*

"Танец с волками" от Тени полуночи

*

Склонить голову, улыбнуться, бросить пару слов…

Бал длится уже несколько часов, и Корделия безумно устала от бесконечных улыбок, приветствий, кивков, невинных разговоров, где под внешне беспечным слоем скрываются два-три-четыре смысла, но ей ничего не остается, как продолжать улыбаться, приветствовать и кивать.

Склонить голову, улыбнуться, бросить пару слов…

Корделия отмечает мешки у Эйрела под глазами и те маленькие признаки, которые не может заметить никто другой и которые неуклонно сообщают ей, что он устал не меньше ее самой. Он переходит от одной группы к другой, ненадолго задерживаясь то там, то тут, и насквозь фальшивые улыбки старших форов внезапно кажутся Корделии волчьими оскалами. Словно стоит Форкосиганам допустить малейшую ошибку, и в них вцепятся со всех сторон в буквальном смысле…

Склонить голову, улыбнуться, бросить пару слов…

Нужно неожиданное мгновение мира и одиночества, как глоток свежего воздуха после затхлости подземелий вымученных улыбок. Маленький антракт в бесконечном танце, который закружил ее и Эйрела. Она вздыхает и смотрит на мужа, в очередной раз спрашивая себя – стоило ли оно того? И в очередной раз без тени сомнения отвечает себе – да.

Корделия улыбается и салютует Эйрелу в другом конце зала, он в ответ приподымает бокал и маленькая знающая улыбка мимолетно изгибает его губы. Никто из них не хотел этого, и они с удовольствием переложили бы бремя регентства на другие плечи, но выбора нет и они уже увязли в этом намертво. Леди Форкосиган на мгновение закрывает глаза, и в памяти всплывает ее маленький девиз: «То, что нас не убивает, делает нас сильнее». Она кивает сама себе – если нельзя назад, то, значит, нужно вперед до самой вершины.

Корделия уверенно пересекает зал и берет Эйрела под руку, широко улыбаясь оторопевшим форам. Беседа с лордом Форкосиганом идет о политике, и присутствие женщины при чисто «мужском», по их мнению, разговоре нелепо и ненужно, но… Но слишком свежо воспоминание о голове Фордариана, и никто не осмеливается спровадить сумасшедшую бетанку.

Эйрел накрывает ладонь супруги своею и чувствует, как груз ответственности, терзающий его непрестанно с момента принятия должности регента, становится немного легче…


"Пес" от Тени полуночи

*

Ботари стоит, прислонившись к ограде, и наблюдает за Майлзом, который со счастливым лицом и восторженным взглядом учится выездке.

Старый граф каждый раз лично обучает своего внука. Вот и теперь он держит корду и контролирует посадку Майлза, комментируя холодным и сухим голосом ошибки мальчика.

Ботари цепко следит за каждым движением, пытаясь разорвать внимание между своим маленьким подопечным и графом Петером, которому не доверяет леди Корделия, а, значит, и он сам. Но, несмотря на всю сосредоточенность, он упускает момент, когда маленькая фигурка соскальзывает с покатого лошадиного бока и падает. Почти не осознавая как, он уже рядом с Майлзом. Нога мальчика изогнута под неестественным углом, тонкая кожа голени прорвана сломанными костями, и кровь струйками стекает на песок.

Алая жидкость пачкает протянутую руку Ботари, и это внезапно привлекает все его внимание. Кровь, как катализатор, возрождает к жизни его темное прошлое. Сержант чувствует, как внутри зарождается рычание, словно дикий зверь пытается выбраться наружу... и неожиданное тепле касание почти пугает его, но неуклонно возвращает в настоящее. Маленькая ладошка, прижатая к его щеке, загоняет сумбурные кровавые воспоминания внутрь, и вместо картин прошлого он видит огромные серые глаза на заостренном лице, в них слезы боли - и в то же время забота. Рык умирает в горле, так и не успев вырваться наружу.

Ботари слегка поворачивает голову и утыкается носом в пальцы, пахнущие кровью, кожей, лошадьми и чем-то неуловимым, присущим только Майлзу и леди Корделии. Одним из немногих, кто не видит в нем кровожадное животное, и единственным, ради которых он готов быть им, не задумываясь.

Опомнившись спустя мгновение, сержант накладывает временную шину под строгим взглядом подоспевшего графа Петера и, подхватив невесомое по его меркам тело Майлза на руки, несет его в дом, уже заранее представляя будущую суматоху над сломанной ногой мальчика…

Когда страсти уже улеглись, и чета Форкосиганов, старый граф и доктора, наконец, покидают спальню Майлза, у Ботари тоже нет причины, чтобы оставаться. Он отворачивается и делает шаг прочь от постели, чтобы быть остановленным осторожным рывком.

- Сержант, - пальцы цепко держат рукав Ботари, - я… - Майлз кусает губу. Он с младенчества ненавидит показывать кому-то собственную слабость, однако ему так не хочется оставаться одному. Хорошо, что Ботари не нужны слова, чтобы понять мальчика, и он послушно садится на кровать. Они молчат, но это уютная тишина, и скоро у Майлза начинают слипаться глаза.

- Я посплю, - он зевает. – Только ты не уходи…

Ботари кивает и неуклюже сворачивается, устраивая свое большое тело в ногах кровати, благо сам мальчик так мал, что места ему нужно совсем немного. Младший Форкосиган сонно бормочет:
- Спасибо…

Ботари чувствует себя старым сторожевым псом… Он не знает, что такое быть счастливым, но подозревает, что в такие минуты почти близок к этому.


Дув и Делия от Silent Guest

*

- Делия, дорогая… - высокий темноволосый мужчина в зеленом мундире службы безопасности нервно мерил шагами гостиную. - Ты же понимаешь, это моя работа.

- Твоя работа! Я контракт с Иллиа…, - Делия Галени, в девичестве Куделка, оборвала возмущенную тираду на полуслове и закончила уже тише, - не работаю я на СБ. И не желаю позволять каждой кумушке в радиусе пятисот километров от Форбарр-Султана перемывать мне кости. Придумал тоже… я и Байерли Форратьер?! Этот развращенный тип!

- Милая, но это же лишь прикрытие. И, больше двух месяцев это не займет: либо леди Форпатрил вернется с курорта, либо генерал найдет Баю другого куратора.

- Муж мой, - притворно-ласково начала Делия, - и эти два месяца я должна изображать из себя форратьеровскую шлюху? Ты о моей репутации подумал? О моих сестрах? - Госпожа Галени теснила незадачливого супруга к окну. Наконец, резким движением плеча загнав его в угол, добила. - Если у тебя не хватает фантазии придумать благопристойный предлог для встреч со своим драгоценным агентом, то можешь сам имитировать бурную страсть. В конце концов, Байерли спит с мужчинами ничуть не реже, чем с женщинами. Так что вперед, дорогой! А я уж как-нибудь примирюсь с ролью обманутой супруги.

Делия медленно погладила мужа по небритой щеке, расстегнула верхнюю пуговицу его зеленого мундира, повернулась и вышла из комнаты почти строевым шагом.

Галени же плюхнулся в ближайшее кресло и мысленно поблагодарил Доно. Ведь главное - убедить женщину, что это была именно ее идея.


«Цветы страсти» от Эйде

*

Заперев дверь каюты, забравшись на койку и с комфортом устроившись под покрывалами, Айвен, наконец, открыл книгу, которую прятал в багаже более тщательно, чем несколько недель назад – цетагандийский вибратор. То есть, ключ от Ясель. Но это не важно.

В любом случае, подобное чтиво было не из тех, что свидетельствуют об изысканном вкусе и высоком культурном уровне. Но Айвен покупал в цетагандийском порту что-нибудь легкое, не требующего умственного напряжения, так что ярко-розовый увесистый том с аловолосым красавцем в обрамлении каких-то героических молний и вихрей на обложке оказался весьма кстати. Да и называлась книга заманчиво «Цветы страсти средь терниев бытия».

Лейтенант Форпатрил с удовольствием зарылся в подушки, приготовившись к приятному времяпровождению.

Книжка не разочаровала. Главный герой, обольстительный цетагандиец Ренн Хау путешествовал по городам, планетам, попадал в невероятные, смертельно опасные ситуации, из которых с блеском выходил благодаря своей находчивости, уму, остроумию, умению хорошо драться и не лезть за словом в карман. И, конечно же, главному своему достоинству – потрясающей любвеобильности. Первая история из цикла повествовала о пленении героя дикарями неведомого горного племени, соблазнив юного вождя которого Ренн Хау бежал и начал свое бесконечное «романтическое путешествие». На своем пути он разбивал сердца женщин, мужчин, гермафродитов, русалок, неведомых гуманоидов и прочих, и прочих. На пять страниц текста приходились три страницы подробных, хоть и несколько завуалированных, описаний любовных утех. К середине книги у Айвена в глазах рябило от метафор, коими изобретательный автор расцвечивал каждую сцену полового акта. К сожалению, на пятой истории («Месть двуликих богов», в которой рассказывалось о захвате главного героя тремя жестокими гермафродитами) воображение весьма распаленного к этому времени Форпатрила окончательно забуксовало.

- «… мой стебель налился весенним соком, стремясь к сердцевине его (или ее, в эти мгновения прекрасный, несмотря на воинственность, любовник казался мне воплощением самой прекрасной из женщин) раскрывшегося бутона, который блестел каплями любовной росы и, как терзаемая лихорадкой желания девственница, робко манил смять его, покорить…», «… губы коснулись его воздетого меча, исторгнув из моей груди стон побежденного, покорно павшего к ногам победителя, я чувствовал благодарный трепет древнего воина, посвященного в рыцари…», «… его пылающее естество пронзило сосредоточение моего желания…», «… створки их губ, будто раковины устриц, скрывающие драгоценные жемчужины»…

На устрицах Айвен спекся. К тому же от его тщетных, но настойчивых попыток соединить все эти описания в одну картину, собственный «стебель», «налившийся соком» грозил «пробиться к свету» сквозь покрывало. Так что, отшвырнув книжку, Айвен обхватил его рукой, закрыл глаза, и, ликвидировав гермафродитов, замучивших не только героя, но и читателя, сам в воображении принялся доказывать прекрасному цетагандийцу все преимущества здорового мужского секса перед всякого рода извращенной ботаникой.


"Ветер" от Жоржетты

*

Гимнастерку расправить, рукава крест-накрест, правый на левом, пуговица на пуговице...

- Живей, ты, урод!

Он машинально сутулит плечи, ожидая удара, но не прекращает складывать снятую одежду на стуле точно по уставу. Правый рукав поверх левого, складка от плеча, никак иначе. Демоны завывают на тысячу голосов зимнего ветра, они только и ждут его оплошности, чтобы ворваться в щель окна. Если он не будет осторожен, сорвется в бездонную пропасть, на дне которой пахнет кровью.

Что бы он только ни отдал, чтобы оказаться подальше отсюда: в драке, на войне, среди пристойной радости законного убийства. Убивать - приятнее, чем с женщиной, а убивать в бою - еще и честнее. Но кто его спрашивает?

- Давай, трахни мне ее, сержант.

Поможет ли магия военной формы, когда к кровати его толкает прямой приказ?

Молодая шлюха сжалась и застыла на постели, неуверенно поворачивает голову, огонек керосиновой лампы отражается в испуганно косящих, сверкающих белками глазах. Все бабы дуры. Торгуешься со Зверем - всегда будешь в накладе, не знала?

Он бы на такую не польстился - слишком мелкая, слишком слабая - только ветер воет уже под самым окном. Девчонка, слабо пискнув, извивается под ним, пытаясь сперва на все свои десять марок изображать страсть. Он выполняет свою работу, без желания и по приказу, как шлюха выполняет свою, и алым зрачком подмигивает перстень с руки довольно ухмыляющегося господина.

Демоны подступают к самой кровати, ветер свистит, девка поскуливает, ржаво скрипит сетка, и он знает, что долго ему не сохранить рассудок.

*декабрь 2007*

Иллиан от Мауa Tollie

*

- В кресло садись. Негри, всех выгнал?
- Да, - раздалось из динамика.
- Отлично. Иллиан, готов?
- Так точно, сэр.
- Смотри у меня, - Эзар Форбарра вставил карту в транслятор. - Я полтора часа разбирался, что такое якорь, ключ и маяк, и как это работает. Изволь оправдать затраты. Да оставь визор в покое. В глаза смотри.
Государь подошел, навис над лейтенантом, нажал кнопку. Мир сделался ярче и четче, словно кто-то подкрутил объектив. - Смотри в глаза, говори правду и только правду.
Император щелкнул пальцами и выключил прибор.
- Голова болит? Шоколад бери. Да сиди, у тебя шок. Наверное. Здесь так написано.
Саймон кивнул, осознавая, что за образ стал ключом от хранилища его памяти.
- Ничего, недолго осталось. Вот помру я - никто до тебя не докопается, - Эзар усмехнулся.
- Разрешите напомнить...
- Валяй.
- Можно использовать запись. Ваше изображение и запись голоса.
- Верно, - хмыкнул монарх. - Негри, сотри этот файл, как закончим.
"Как закончим". Почему не сразу? Высказана возможность изменить ситуацию?
- Если вы не против, сэр, я предпочёл бы иметь копию этой записи. На всякий случай.
Император смерил его взглядом.
- А ты ничего, серьёзный парень. Учту.
И так учёл, что мало не показалось.


Форратьеры в ассортименте от Мауa Tollie

*

В прихожей висело пальто и стояли ботинки. Чужие. От двери просматривался сидящий на кушетке Джес. Чья-то ступня покоилась на его бедре, вторую он искусно разминал.
- Привет, Эйрел.
Только гостей сегодня и не хватало. Разговор-то планировался серьёзный.
Эйрел стянул сапоги и прошел в комнату. В куртке.
- Привет, Джес, привет, Арман.
- Привет. А мы тут болтаем… - Арман состроил Эйрелу блядские глазки и одновременно погладил Джеса по бедру свободной ногой. Что-то он на людях и вполовину не такой смелый.
«Действуем по плану.»
- Джес, надо поговорить.
- Эйрел, ты всё не так понял! У нас с братом нежные отношения, он всегда был ласковым мальчиком, но между нами ничего не было, клянусь!
«Ласковым мальчиком, ага.»
- Э-э, - наконец выговорил Эйрел. – Я и не думал, что что-то было, проклятье, Джес, он же твой брат!
Теперь заклинило Джеса. Секунды на две. Но нашелся он быстро:
- Да кто ж тебя знает, радость моя! Ты же у нас к каждому столбу ревнуешь…
«Так, прекрасно. Теперь я во всём виноват! Всё, не действуем по плану, вообще никак не действуем… Пока.»
- Так, я буду на кухне.
- Посуду помоешь? – донеслось следом. Через полминуты из гостиной послышался дружный смех, и кто-то упал с дивана.


Айвен и Иллиан от Eide

*

Часть 1. Воспоминание

Саймон, не торопясь, шел по тропинке, что сбегала по холму от особняка Форкосиганов. Охранник сообщил, что лорд и леди изволят пить чай на природе - неудивительно, при такой жаре - так что ищите их в беседке, сэр.
Вот Иллиан и пошел. Прогулка обещала быть удивительно приятной - когда еще найдется время хоть на пару минут выбраться на воздух, пропахший травами, солнцем и не видным отсюда озером?
Саймон как раз огибал ствол какого-то раскидистого дерева, как навстречу, яростно пыхтя, вылетели юные наследники двух великих фамилий. Дико вращая глазами, размахивая руками в разные стороны и никого не видя перед собой, они с разбегу врезались в несчастного Иллиана, как тот ни пытался уйти с дороги. Точнее, врезался преимущественно Айвен, который бежал первым. Майлз же, хорошенько боднув Саймона в живот, продолжил улепетывать. Но его толчок заставил и без того шаткую конструкцию из одного Форпатрила и одного Иллиана покачнуться и скатиться с холма.
- Ботари хочет нас убить, - пробубнил Айвен куда-то в жесткий воротник капитанской формы Иллиана. - Мы с мелким учили Елену целоваться. Только не выдавайте!
Саймон беззвучно смеялся, глядя в небо. Они лежали в высокой траве и пытались отдышаться после такого сокрушительного падения. При этом юный фор прижимал его к земле и крепко стискивал плечи - видимо, от шока.
Айвен тяжело вздохнул, поднял голову из травы и завертел ею в разные стороны - точь-в-точь суслик. И тут же пригнулся, вновь прижимаясь щекой к груди Саймона.
- Он там, высматривает! - прошептал он панически, цепляясь за рукава форменной куртки.
Нет, Иллиан, конечно, признавал, что лежать под сильным, горячим телом, чувствовать прерывистое дыхание над ухом и иметь возможность насладиться видом гладкой шеи с прилипшими к ней влажными от пота завитками волос - весьма приятный и необычный опыт. Если бы только это тело не принадлежало пятнадцатилетнему племяннику Эйрела Форкосигана.
А племянник этот уже минуты две распинался о прелестях Елены, послуживших причиной дерзновенного покушения на честь дочери грозного телохранителя.
- ... она красивая, и высокая! И такая грудь! И так приятно ее обнимать, - вдохновенно делился Айвен, не замечая, что рефлекторно напрягает бедра, прижимаясь к Саймону все крепче.
- Если ты не заметил, то сейчас держишь с объятиях вовсе не прекрасную Елену, - наконец, очнулся Иллиан. - А офицера в форме, которая теперь измята ниже всякой критики.
Он решительно спихнул с себя Айвена и поднялся - Ботари нигде не было видно.
- Вам с Майлзом следует делать гадости по отдельности, - посоветовал Саймон, отряхиваясь. - Вместе вы сеете разрушение и хаос.
Тут до Айвена, видимо, тоже дошло, что он валялся на офицере в форме, да не просто офицере, а Самом Иллиане. Глаза его приобрели озабоченно-опасливое выражение и, произнеся скороговоркой "Спасибо-что-не-выдали-сэр!", он начал споро карабкаться по холму обратно, беспокойно оглядываясь по сторонам. Саймон невольно проводил его взглядом - вид снизу был не менее прелестен…
"Чур меня", содрогнулся Иллиан, наконец, и вытер со лба испарину. Жаль, в чипе нет функции выборочной записи. Это воспоминание точно надо сдать в архив.

*

Часть 2. "Здравствуйте, я ваш сынок!"

- Здравствуй, дорогой папа!
Саймон и без чипа мог с уверенностью сказать - пьяный, расхристанный Айвен, с порога расписывающийся в своей сыновней почтительности, - явление из ряда вон выходящее. Форпатрила же этот факт не смутил - он ввалился в квартиру, оттерев хозяина плечом, и устроился за столом, со стуком водрузив на него бутылку, в которой булькало подозрительно мало жидкости.
- Я считаю, следует выпить за семейное…, - тут он на мгновение смолк, борясь с икотой, - … вос… соединение!
Саймон покачал головой и, заперев дверь, встал над Айвеном, сложив руки на груди и всем своим видом олицетворяя Порицание. Юный… нет, уже не юный, олух запрокинул голову, медленно оглядел его с головы до пят и страдальчески поморщился.
- Ну еще скажи, что мне должно быть стыдно! - он ткнул Иллиана в плечо. - Уже и позу ее перенял!
- Я испытываю непреодолимое желание тебя по-отечески выпороть, - заметил на это Саймон, подняв бровь.
- Ха! Всегда знал, что ты мечтаешь о моей заднице! - Айвен закручинился, подперев ладонью щеку. - Но лучше б о моей заднице, чем о моей матери...
Тут, видимо, его совсем сморило, так что последние слова он пробормотал уже в столешницу, на которой и прикорнул, по-детски приоткрыв рот. Саймон почесал нос - и что прикажете с этим делать? Не звонить же Элис, право слово.
Тащить пьяную тушку мужчины в самом расцвете сил было делом не из легких, так что, свалив мирно посапывающего Айвена на узкую кушетку, Иллиан опустился рядом, передохнуть. И тут, бросив взгляд на томно разметавшегося по койке Форпатрила, на его широкую шею и ухо, трогательно торчащее из взлохмаченных волос, вспомнил…
Мальчишка, чье юное бесстыдство сбивало с ног эффективнее самого сильного толчка. Летний зной. Эйрел и еще рыжая Корделия, со смехом пересказывающие подробности злополучного ухаживания. Майлз с пунцовыми от стыда ушами. Элис, чьи губы сжимались от недовольства отпрыском, а глаза лучились весельем...
Подумать только, а ведь тогда он сумел отложить эти воспоминания, и не возвращаться к ним более. Иллиан, поддавшись хулиганскому порыву, наклонился и сдул с влажного лба остолопа прядь волос, на что спящий недовольно дернул бровями. Потом, помедлив, пошел за синергином. Айвен, сам того не подозревая, подарил ему целый день из прошлого. Да и какие могут быть счеты между родственниками?...


Даг Бенин и император Грегор для Эйде от Silent Guest

*

Симпатия
Ворох фиолетовых армерий был разъят службой безопасности на молекулы. Не так уж часто Императору Барраяра дарят цветы гем-генералы Цетагандийской империи. Даже на мирных переговорах. Даже на нейтральной планете.
Желание и страсть
Красная роза в хрустале. Карточка с подписью "Даг Бенин". Аналитики сбились с ног, пытаясь сорвать непонятную операцию цетагандийской разведки.
Дружба
Цветок ириса на парадном мундире Айвена. Недовольный свидетель первой встречи. Лорд Форпатрил умеет смотреть, но не видеть.
Красота и долголетие
Цветущие сливовые деревья на стенных панно. Молодость и опыт. Легкие, как лепестки, прикосновения зрелости. Пылкость и нетерпение юности.
Достоинство
Артемизия. Алфавитный каталог цветущих растений - ответный подарок. Прямая спина, невыразительное лицо. Переговоры: Барраяр не уступит.
Правда
Белые хризантемы на столе. Отлет завтра. Вы вряд ли еще увидитесь. Айвен ломает цветы и кидает в корзину. У него аллергия на этот запах
Исцеление
Прощальный дар - живая фруктовая корзина. Цветущая груша. После Кавилло сблизиться с кем-то было слишком сложно, слишком больно. "Я приближаюсь к тебе, чтобы собрать информацию, но сплю с тобой, потому что ты мне нравишься и я хочу получить удовольствие", - сказал гем-генерал как-то походя.
Я помню
Чайная роза в руках первой леди на их единственной совместной голографии. Вместе с дюжиной других чиновников, разумеется.

Только Даг мог подарить на свадьбу Императору кактус, на котором цвела добрая дюжина различных бутонов. Котят, благо, не было.
- Айвен, помоги мне. Надо утащить это чудовище в оранжерею, пока твоя мать не начала задавать ненужные вопросы…
- А орхидея очень даже ничего. Может, Лаисе понравится? Как вы думаете, сир?
- Вряд ли. Не отлынивай. Взяли - подняли - понесли.


Цетагандиец от Ольхи

*

Синяя краска выравнивает лицо, стирая с него все цвета и выражения. Она ложится ровными широкими мазками, становясь практически неощутимой маской. Это еще одно цетское чудо: грим врастает в кожу, становясь ее продолжением.
Две белых полосы на левой скуле, маленькая темная черточка у правой брови.
Знаки, которые могут спрятать тебя или обнажить. Кисть дрогнет, и знак обладания станет знаком подчинения. Откроется сущность, распустится как цветок, спрятанный в колючках.
Иллуми смотрит внимательно на то, как танцует кисть. Ее движения уверенны и точны. Эрик быстро учится.
Жалко, что его нельзя раскрасить в эти небесные цвета. Они будут неуместны на остром, жестком лице, оттененные глазами цвета сухой травы. Краски Эрика должны быть горькими, как полынь: зелеными, охряными, но не коричневыми. Страшно представить его в боевом гриме.
Песок скроет все шрамы и морщины. Добавить черного, и солнце станет тигром. Две полосы на правой скуле, маленькая черта у левого уха. Подчиняющийся или обладающий? Эрик чувствует себя открытым и беззащитным.
Сегодня особенный день: Иллуми показывает Эрику его сущность.
Два лица склоняются над зеркалом. Небо и земля. Друг напротив друга. Гневные и открытые. Две распахнутые сердцевины, отражающие друг друга. Одно без другого не существует.


Молодая Корделия от Тень полуночи

*

Корделия захлопнула дверь и принялась расстегивать сандалии. Ей натерпелось пойти к себе и снять нежно-голубой саронг, выбранный ее матерью для сегодняшнего, очередного в ее жизни, свидания вслепую.
- Корделия, дорогая, - мать улыбнулась ей, появляясь из гостиной. – Как прошла твоя встреча с Миком?
- Нормально, мама, - выдавила ответную улыбку Корделия, старательно игнорируя довольный взгляд матери.
- Он пригласил тебя увидеться снова?
- Да.
- И ты?
- Отказалась.
- Но почему? – довольное выражение лица сменилось огорченным. – Он такой хороший молодой человек…
- Мама, - Корделия позволила показаться своему недовольству, - он низкий, тощий и говорил только о своей работе.
- Ну а Дерек? – не сдавалась Элизабет.
- У него весь ум ушел в мускулы.
- А Айзек?
- Он весь вечер рассказывал о своих родственниках… к концу ужина мне казалось, что я знаю о его семье все.
- А…
- Мама, ты совершенно не понимаешь, какой парень мне нужен! – недовольно воскликнула девушка.
- Ну, хорошо, - Элизабет вздохнула, признавая поражение. – И какой?
- Он будет… - Корделия мечтательно вздохнула, - высокий, стройный, умный и не будет иметь никаких проблем в семье…
- Ну-ну, - задумчиво покачала головой Элизабет. Она знала, с какой легкостью жизнь вносит коррективы в планы людей…


Грегор/Майлз от Тень полуночи

*

Фейерверки шумно взрываются в небе, раскрашивая его в разные цвета. Сад освещен яркими огнями. До пары на балконе доносятся восклицания и смех. Бал определенно удался.
Грегор наклоняется и целует Майлза с опытностью привычки. Тяжелые занавеси скрывают их фигуры от нежеланных наблюдателей, а СБ и оруженосцы ничего никому не скажут.
Лаиса и Екатерина с детьми веселятся где-то в саду, за эти годы они стали хорошими подругами. Иногда Грегор подозревает, что они все знают и это сближает женщин еще больше, но он предпочитает много об этом не задумываться. Возможно, это глупо с его стороны, скорее всего глупо, так как может привести к значительным неприятностям и не только в личной жизни… Но Грегор старательно игнорирует эти мысли, надеясь, что ему никогда не придется с этим столкнуться.
Нельзя сказать, что он не любит свою жену, скорее наоборот, но Майлз… Майлз это константа в жизни Грегора, которая сформировалась задолго до того, как он вступил на престол. Элен, Таура, Элли, Кавилло… Женщины появлялись и исчезали, и они так или иначе всегда возвращались друг к другу. Если бы Лаиса или Екатерина появились в их жизнях раньше, возможно это что-то бы изменило… но это случилось слишком поздно.
Грегор берет Майлза за руку, переплетая пальцы, и смотрит на фейерверки…


Айвен от ivor-segers

*

- Это зачем? – девочка поворошила носком ботинка зеленый лапник.
- Розы надо накрыть, пока снег не выпал, - ответил Форпатрил, заканчивая обрезать кусты.
Донна в 13 лет наверняка выглядела так же – рано вытянувшийся, застенчивый подросток.
- Смотри, последняя! – Рашель уткнулась носом в пышную розу. – Ой... – пунцовые лепестки рассыпались по земле.
- Теперь уж точно всё. До следующей весны, - Айвен щелкнул секатором.
- Папа! – воскликнула девочка.
Айвен поднял голову, только сейчас заметив неслышно севший флайер. Доно Форратьер аккуратно спрыгнул на землю и махнул рукой, отпуская личное транспортное средство. Председателю парламентского комитета по массовой информации полагался личный водитель.
Голенастая, как жеребенок, Рашель бросилась к отцу на шею и немедленно запуталась буйными кудрями в шитье на воротнике его мундира. Когда-то лейтенантский мундир Форпатрила устроил Донне такую же западню.
Доно обнял дочь за плечи, повернулся к Айвену и с улыбкой протянул ему руку.
- Опять в саду возишься? Мне совестно. Похоже, никто в этом доме не умеет программировать киберсадовника, а мне, сам понимаешь, недосуг разбираться. - Это мне совестно, – вежливо ответил Айвен. - Приехал, называется, погостить на лето.
- Главное, что тебя больше не ужасает перспектива ночевать в закрытом помещении. ГостИ сколько хочешь, места много, - граф Форратьер широким жестом обвел окрестности.
На пологом склоне холма расстилался уже по-зимнему пустой сад – только тополя вдоль главной аллеи тускло зеленели. Вдалеке высились любовно отремонтированные башни фамильного замка. Серое небо словно придвинулось ближе. Пошел снег.


Марк и Грегор от ivor-segers

*

Став примерным семьянином, Марк Форкосиган продолжал вести ту же разнузданную и насыщенную половую жизнь, что и до брака. Иногда его интересовали женщины, иногда мужчины. То, что события разворачивались исключительно в воображении, его вполне устраивало. Марк не докладывался жене и не жаловался психоаналитику – на что, собственно, жаловаться?
На императора Барраяра были устремлены бесчисленные взгляды, но никто не наблюдал за ним так пристально и незаметно, как Марк. Причиной тому была не любовь низкорослого толстячка к высоким шатенам и не фетишистская страсть к регалиям.
Марка завораживало в императоре полное отсутствие индивидуальности. Грегор был правильным, как букварь, пресным, как манная каша, обтекаемым – не зацепишься. Даже его мягкая извиняющаяся улыбка была всегда одинаковой, словно скопированной с официального портрета, украшающего госучреждения. Абсолютная пустота притягивала Марка, как черная дыра.
Марк пытался раздеть Грегора мысленно, но тело под безукоризненно сидящим мундиром представлялось целлулоидным. Даже после своей пышной свадьбы Форбарра оставался непроницаемым для греховных помыслов: Марк так и не смог представить себе, как и с кем он мог бы заниматься сексом. Возможно, император понимал, что у него не может быть тайн от СБ, и после первого неудачного опыта зарекся их заводить. Но все же Марк склонялся к мысли, что тайны стали лишь глубже и темнее. Кто знает, что у черной дыры на дне? Кто знает - возможно, у императора Барраяра и пятифутового клона больше общего, чем кажется на первый взгляд.


Первое знакомство Эзара с Негри от jetta-e

*

Молодцеватый полковник шагал вдоль недлинного ряда флаеров. "Вот оно, наше будущее, а не коняги Петера," мысленно усмехался он, заслоняясь перчаткой от мелкой измороси, которую бросал ему в лицо осенний ветер. Уже не новенькие, посеченные ветром и столкновениями с противником, машины оставались его страстью, тем более искренней, что самому ему подниматься в воздух приходилось редко.
Тем досаднее было сегодняшнее происшествие.
- ... Не допущу к вылету, сэр, - непоколебимо повторял офицер охраны старшему механику. - Только полный осмотр. Посторонние возле восемнадцать-восемьдесят...
"18-80" было номером командирской машины. Вот почему полковник месил сейчас грязь на летном поле, намереваясь лично обуздать упрямца.
Рядом с флаером виднелось еще двое: вытянулся в струнку пилот-стажер и дрожала на холоде - или в испуге - щуплая фигурка. Женщина? Нет, подросток. С грамотно завернутой в захвате рукой, как будто это был не мальчишка, а матерый диверсант.
- Доложите обстановку, - бросил командир, подходя.
- Старший караула, сэр, - доложил охранник, моментально бросая свободную руку к виску, но не выпуская нарушителя. - На объекте задержаны посторонние.
- Что за посторонние, откуда?
- Не знаю, откуда мичман его взял и зачем, - буднично доложил охранник, чуть скривившись и кивнув на мальчишку, а молодой пилот в расстегнутом шлеме отвел глаза, - но колпак кабины открыт, и без осмотра я вашу машину поднять не разрешу.
- Паранойя, лейтенант, э-э…? - ядовито осведомился полковник, меряя взглядом упрямую коренастую фигуру.
- Негри, сэр. Так точно, - покладисто согласился тот. - Разрешите считать взыскание наложенным и продолжать исполнять обязанности?
Что-то в этой бдительности было заразительное. Полковник Эзар Форбарра усмехнулся и отступил. - Ладно. Осматривайте машину. А вечером мне сам доложишься.


Элли и Таура от Salome

*

Почему адмирал флота наемников предпочитает пить в обществе сержанта, по этому самому флоту ходят разные версии, в том числе крайне непристойные. Хотя вообще-то Элли пьет много с кем, и только напивается — наедине с Таурой.
Собственно, самая трезвая, если в данном контексте можно так выразиться, из версий и утверждает: всё дело в том, что лишь могучая мутантка с ускоренным метаболизмом способна справиться с адмиралом во хмелю — а что Куин может пробивать корабельную броню голыми руками, метать молнии из глаз и дышать вакуумом, в этом рядовой состав не сомневается, особенно те, кто самого адмирала Нейсмита уже не застал.

— ...И он не понимает, что такое прайвеси, ну то есть совсем, — разглагольствует Элли, полулежа на широкой койке и размахивая бокалом в такт словам. — Если твоих личных писем он не читал без спросу, так это только потому, что тебе тогда никто не писал.
Таура сочувственно кивает и наливает мимо бокала.
— А еще он совершенно не умеет говорить «нет».
— Ага, а желающих хватает. Так бы ручонки их загребущие и обрывала.
— Впрочем, не нам жаловаться.
— Это точно.
И они ухмыляются друг другу, стороны заключенного когда-то пакта — не о перемирии, они и так не враги друг другу, а о приятном времяпрепровождении — потому что раз начав припоминать недостатки Майлза, невозможно остановиться.

А потом они неверной рукой нащупывают стаканы, чокаются и говорят:
— Ну, за прекрасных дам.
И, хохоча, падают вповалку на кушетку.


Хороший МПВшник от Salome

*

— Еще раз напоминаю вам, энсин: рукоприкладство в армии высочайшим указом запрещено, — тусклым голосом говорит Бертрам. Но ненадолго ему хватает невозмутимости, слишком уж нагло смотрит юный поганец. — Постыдился бы! Он тебе в отцы годится... он цетов резал, пока ты в пеленки ссался! — И, после зловещей паузы, тихо: — Еще раз повторится — сгною. В пустыню, в джунгли, на остров Кайрил, до седых волос при сортирной команде... — Между прочим, ужасно трудно говорить зловеще, когда сам ты напоминаешь шарик на ножках и при малейшем волнении начинаешь пыхтеть, как самовар.
Но, кажется, в этот раз удалось произвести впечатление: энсин стоит молча и растерянно хлопает глазами. Неизвестно, правда, надолго ли хватит вложенного заряда, и, что страшнее, надолго ли хватит бертрамова блефа: в кармане слегка похрустывает свеженькая объяснительная от капрала Орци, что он сам упал, споткнувшись в темноте. И случайно выбил себе зуб, ага. Орци, видите ли, сам происходит из графства Форратьер и считает получение зуботычин (и передачу их дальше по командной цепочке) своим неотъемлемым правом.
— Я не считаю это оскорблением, — говорит между тем вышедший из ступора энсин, — потому что вы мне не ровня. В прежние времена вас бы выпороли на конюшне.
Бертран снисходительно вздыхает и думает, что надо в очередном отчете в министерство попросить еще расширить полномочия.


Молодой Петер Форкосиган от Salome

*

...Из просторной палатки, служившей бальной залой, в душистую темноту леса выскользнули двое, разгоряченные танцем.
Мужчина гулко прокашлялся, хотел было что-то сказать, но замялся. Девушка поощряюще развела руками, и ее спутник наконец решился:
— Сударыня! Вы, наверное, догадываетесь, о чем я хочу вас просить.
— Пожалуй, — роняет та со смешком.
— Так вот. Я человек военный, придворные фанаберии давно перезабыл, мы всё больше по лесам, по горам, так что я попросту скажу, если позволите. — Его собеседница уже не может сдержаться и вовсю хихикает. Военный знает, что смеется она в том числе над его лукавством, но, вот странно, от этого только меньше робеет. И он продолжает с откровенностью, которой только и заслуживает эта лучшая из женщин: — Меня, честно сказать, друзья отговаривают, обещают, что с вашим характером хлебну я горя, ну да я им не верю. Я, может, потому и... — Девушка затаила дыхание и еле заметно кивает: ну же, ну? — Ваше высочество, окажите мне честь стать графиней Форкосиган. Я верю, что мы созданы друг для друга. — Ого, подумала принцесса Оливия, к которой была обращена речь. — Дело в том, что я не могу ни спать, ни есть, потерял всякий покой, с тех пор, как увидел, как вы берете метр восемьдесят на своем гнедом – как его, Штурман, да?...


Грегор с кем-нибудь КРОМЕ Майлза и Байерли от LGKit

*

Грегор, будущий император Барраяра, а пока просто сопливый мальчишка, только-только начал исповедовать принцип своей приёмной матери «дадим им мыло и верёвку, а там посмотрим, что будет». Но уже проявлял недюжинные способности.
И первым их проявлением стал один-единственный вопрос, который двенадцатилетний Грегор задал своему приёмному отцу. Задал с одной целью – развлечься. Ну, ещё посмотреть, как отреагирует великий и ужасный – Грегор в свои двенадцать слышал об Эйреле Форкосигане столько всего разного, что, как ему казалось, хватило бы на всю жизнь с лихвой.
Вопрос был прост и формулировался как «я тебя люблю». К нему прилагалось уточнение «да нет, не так люблю, а по-другому». Грегору было чертовски интересно, как отреагирует отчим. Во-первых, у него не получилось бы проявить фирменную барраярскую паранойю – кому же доверять на Барраяре, если не будущему императору и, по сути, собственному сыну? Да и с фирменной гомофобией выходили проблемы – в конце концов, Эйрел сам был грешен… по молодости. Наконец, совершенно очевидным было то, что Эйрел не может ответить взаимностью – ему, Грегору, всего лишь двенадцать! Что ещё мог сделать отец, для Грегора оставалось загадкой. И было чертовски интересно эту загадку как-то решить.
Эйрел поднял бровь, почесал её и по-отечески ласково шмыгнул носом. – Хорошо, - сказал он. Грегор вцепился в диван – от любопытства. – Ты меня любишь. И, как я понял из уточнения, не как отца. Скорее, любовника. Верно? – Грегор, смутившись под взглядом Эйрела, быстро кивнул, оговорившись про себя, что «это будет естественно выглядеть». – Ну что же, - тяжело вздохнул Эйрел. – Люби, кто тебе мешает.
Грегор, будущий император Барраяра, был пока просто-напросто сопливым мальчишкой и не до конца понимал, с кем принцип верёвки работает, а кто, покрутив верёвку в руках, с недоуменным видом возвращает её обратно. И принимается наблюдать за тобой.
Пришлось извиняться.


про троицу Эйрел-Ральф Форхалас-Падма Форпатрил от LGKit

*

Падма, Ральф и Эйрел пропускали по стаканчику в любимом баре – вторая дверь с левой стороны улицы каких-то там, умерших за правду. Честно говоря, ни один из них не знал точного адреса бара – обычно все они добирались до этого заведения, будучи сильно нетрезвыми, благо, что напивались редко. Сегодня, например, отмечали повышение по службе. Кого и куда, впрочем, уже не помнилось. Бар нежно любили за то, что под утро, после последнего стаканчика, их обычно забирали именно отсюда. А ещё за то, что несмотря ни на что и вопреки всему заведение оставалось приличным – по меньшей мере, Эйрел ни разу не слышал от Петера, человека вспыльчивого и острого на язык, что-нибудь нелестное в его адрес.
Эйрел всей душой ненавидел момент появления водителя в обозримых окрестностях – обычно это значило неизбежно приближающиеся объяснения с отцом. Объяснять папе, что ему уже достаточно лет, чтобы напиваться вдрызг – «чёрт, папа, я уже был женат!» - было бессмысленно. Как он подозревал – и не беспочвенно – Падма с Ральфом испытывали то же самое. Падма как-то раз, увидев, насколько быстро скис Эйрел при виде личного водителя, шепнул на ухо: «А мне сейчас к Элис, прикинь». Эйрел послушно прикинул. Никогда объяснения с папой не казались настолько простыми и спокойными.
Вот и сейчас на горизонте замаячил водила: Эйрел просто чувствовал, как он подкрадывается к бару из-за угла.
- Ладно, мужики, - тяжело вздохнул он. Ральф и Падма приуныли – чутьё Эйрела никогда не подводило. – Баста, по последней давайте.
- Дав-вайте, - согласился Падма. – Бля, с-снова к Элис…
- Мозг сношать будет? – заплетающимся языком вопросил Ральф. – Так ты её тоже… того.
- Того? – удивился Падма. Ральф выразительно уставился на него.
- Ну. Вот почему у меня с благоверной проблем не возникает? В койку завали её, понял, да? – Падма почесал ухо и, тяжело вздохнув, признал, что Ральф, в общем-то, прав.
- То-то же! – наставительно поднял палец Ральф. – Прокатывает со всеми, говорю тебе!
- Не со всеми, - мрачно возразил Эйрел. Его водитель вошёл в бар и теперь выискивал молодого хозяина – Эйрел видел, как он невозмутимо крутит башкой.
- Со всеми! – упрямо возразил Ральф. И принялся объяснять, почему именно он прав, и как работает психология человеческая, и зачем… Эйрел, вздохнув, допил последнюю порцию своего виски и, пошатываясь, встал на ноги.
- Поеду я, - вяло сказал он. – К папе.
Форхалас-младший мгновенно заткнулся.


Цетагандийская война и партизаны от Жоржетты

*

Они с Элиасом ушли из деревни вдвоем и вдвоем же заявились в отряд, со свирепым намерением воевать и служить, насколько хватит сил и жизни. В отряде их сперва считали братьями, за их всегдашнюю неразлучность и неразговорчивость, хотя они вовсе не были похожи; Эли из двоих был точно красивее, это признавал и Георгос, и он сам, и девчонки, которым случалось выбирать из двоих. Когда они бывали, эти девчонки: в родной деревне нравы были традиционно суровые, и женщин было принято прятать до свадьбы похлеще сокровищ, чтобы ни одна из них не принесла мужу в подоле подарка. Их двоих это не слишком волновало: они были всегда вместе, в драке, на работе, или в палатке, а что на этот счет считали теперь их товарищи по отряду, мнящие греческую деревушку с ее обычаями захолустьем из захолустьев, было не важно.
А теперь он остался один. Если твоего друга убили враги, резать глотки надо им, а не себе, это верно. Но от того не делается менее тошно.
Отряд уходил лесом уже четвертые сутки. И ливень в тот день был такой, что выжимать надо было не шинели. а самих солдат. Они забились в спальные мешки попарно, чтобы хоть как-то выгнать холод. Георгос сам не знал, почему ему досталась половина спальника капитана. Может, это было милосердием.
"Ты горячий как печка, капрал", сообщил тот, стуча зубами. Да, ночь была длинна и очень холодна. Почти такая же холодная, как закоченевший до состояния несгибаемости капитан.
Георгос решился. Он, в конце концов, был грек, а для греческого парня из кожи вот вылезти, но услужить старшему - нормально, все это знают. Они дышали одним воздухом, пытаясь согреть хоть малость. Может быть, это делало Георгоса немножко фором. Совсем чуть-чуть и ненадолго, пока неловкие соприкосновения рук и ног не превратились в что-то горячее и правильное, что оставляло форство и капитанские регалии на потом.
Им удалось согреться.


Цет и бетанец от Жоржетты

Хенн Рау еще очень юн, и каждую завитушку своего лейтенантского грима он выписывает с особым тщанием. Перед сатрап-губернатором надо предстать при полном параде. Не посрамить честь клана, завести полезные связи...
Чтобы не щуриться, нанося грим у самых глаз, надо открыть рот. А что нужно делать, чтобы звездное сияние аута не ослепило до некрасивой гримасы?
Малый прием блистает, и дядюшка лично представляет своего юного родича правителю планеты. Лейтенант разглядывает его с восторгом. Миндалевидные глаза, суровый профиль и совершенной формы губы, на мгновение изгибающиеся в доброжелательной улыбке.
Рау гордится собой: живым украшением, изысканным, подходящим к ситуации. Он сидит у ног аута, а это большая честь.
Насколько велика честь оказаться у сатрап-губернатора на коленях?
Это он узнает, когда закончится вечер.
*
- Скажите, досточтимый, а как вы это носите? Это же так, м-м, легко? И может распахнуться?
Бетанский герм ухмыляется. Да легко, и да, может, и кроме того, саронг позволяет чужим бесцеремонным ладоням путешествовать по бедру, пока оба чинно сидят за столиком рядом.
Он не остается в долгу:
- А скажите, лорд Рау, как вы это носите? – Он легко проводит согнутым пальцем по украшенной гримом щеке. - Оно не может, гм, размазаться в ответственный момент?
«А вы попробуйте!», произносят оба хором и смеются.
*
Рау предпочитает мужчин. Но пари есть пари. Уж если он сказал сгоряча, что добьется благосклонности джексонианского посла, придется смириться с тем, что в условии был подвох и послом оказалась женщина.
Высокая, холодная блондинка, стройная почти до худобы. Духи у нее оказались на удивление неплохими, а тщательно отшлифованные ногти - поразительно острыми.
Не поймешь, кто кого снял на ночь. Леди-посол весьма решительно увлекает Рау за собой, поит вином, будто приручает. И это всего лишь после пары лестных фраз и многозначительных взглядов.
Может ли быть, чтобы его пари было лишь отражением ее Сделки?


Иллиан и Майлз от Silent Guest

*

Странно: пьяный Иллиан помнил намного лучше трезвого. Медики что-то говорили о рекомбинации ассоциативных цепочек, но это неважно. Маска рассеянного склеротика не требует особых усилий, ибо и не маска вовсе.
Майлз. Именно его Иллиан звал в кошмарах распадающегося чипа. Его, и лишь позже - Элис, надежного агента и близкого друга. Гарош - идиот. Как только ему пришло в голову, что Майлза можно запереть на всю жизнь в тараканнике? Дурак. Нет, определенно, капитан Форкосиган наслаждался бы этой работой. С полгода, не более, - достаточно, чтобы почувствовать, как функционирует СБ.
Майлз должен был стать резервным контуром, страховкой, подушкой безопасности, короче говоря, тем, кто может при необходимости временно заменить шефа СБ. Или поймать оного шефа на горячем.
Ключевое слово - временно. Если ты в тюрьме, то не так уж важно, с какой стороны решетки. Нет уж, такого он Майлзу никогда б не пожелал.
Любовь - слабость. Лицо Майлза после приступа будет еще долго сниться ему в кошмарах. Легче было бы сорвать собственные Глаза Гора. Чужая боль, которая стала твоей - наверное, тоже любовь.
Тогда, глядя в злополучный рапорт, Саймон думал даже не о том, чем это чревато для СБ, безопасности или, тем паче, для него лично. Он пытался найти ответ на простой вопрос: "Что будет лучше для Майлза?". Будь у лейтенанта хотя бы мизерный шанс на полную реабилитацию, и Иллиан спрятал бы все концы в воду. Почему? Риторический вопрос.