|
Пустой на две трети бокал всегда выглядит грустно. А уж на пластиковой столешнице, которая неубедительно притворяется деревянной – тем более. Впрочем, если рассуждать с точки зрения терапевта из Комитета Психологического Здоровья, советовавшей во всем искать положительные нюансы – бокал на треть полон, да и имитация древесных волокон на столике вполне себе симпатичная. К тому же этот вызывающий вопросы бокал — всего лишь первый сегодня, во всяком случае – первый в этом портовом баре. А, значит, можно будет заказать ещё один из рекомендованных не-больше-двух – прежде, чем придётся уйти…
Женщина за столиком напротив разглядывает Бела в упор, взгляд заинтересованный. Вот только смотрит она не на лицо и даже не на фигуру – на уши. Бел опускает голову, надеясь, что отросшие волосы не позволят ей углядеть ничего лишнего. Женщина хмурится, неуверенно тянется к собственным мочкам, но серёжки всё же меняет. Если раньше это были «половозрелая гетеросексуалка в активном поиске долговременного партнёра», то теперь её уши свидетельствуют, что их обладательница хоть и осталась половозрелой гетеросексуалкой, но ищет необременительных приключений на одну или две ночи и не чужда авантюрных сексуальных экспериментов. Бел видит это краем глаза, но продолжает упорно сверлить мрачным взглядом бокал. Наверное, он всё-таки более пуст, ибо две трети, как ни крути, в два раза больше одной…
***
— Так что же с вами не так, достопочтенное Торн?
— Мичман Торн, с вашего позволения.
— Прошу меня извинить, но для меня вы всего лишь пациент, достопочтенное Торн, одно из многих. Я очень занятый человек, достопочтенное, и лишь из глубочайшего уважения к вашим родителям согласилась помочь вам разобраться в проблеме…
— У меня нет никаких проблем.
— Ещё раз прошу меня извинить, достопочтенное, но все четверо ваших родителей уверены в обратном…
***
Горячий язык прокладывает влажную дорожку от ключицы к напрягшемуся соску, два жарких дыханья сливаются в одно. Парень хорош – мускулистый, загорелый и невысокий, как раз такие ему всегда нравились. И – умелый. О! очень умелый… И язык у него шершавый, как у кошки, наверняка специальная модификация, очень удачная в смысле секса, сосок даже и прикусывать не надо – достаточно пару раз облизать таким вот шершавым и умелым – и вся кожа в мурашках, колени раздвигаются сами, и приходится грызть губы, чтобы с них не сорвалось случайное – «да, милый, да, давай же, только быстрее, сил нет…», надо просто расслабиться и попытаться получить, может, всё-таки в этот раз повезёт и смуглый красавчик из бара окажется ещё и неразговорчивым…
— Милая, что-то не так? Ты такая напряжённая…
Повезёт…
Как же!
— Отвали! Какая я тебе, на хрен, милая?! В жопу, милая!
Бел ужом выворачивается из-под оторопевшего смуглянчика, садится на краю койки, сжав колени и продолжая поливать подцепленного в баре партнёра самыми грязными ругательствами, которые только удаётся вспомнить. Хочется – ах, как же хочется-то! До поджатых пальцев на ногах, до томительной сосущей боли в низу живота – плюнуть на всё и продолжить, сейчас же, немедленно…
Но тогда завтра будет только хуже.
Он знает это. Пробовал, и не раз. Спасибо, но больше не хочется. Лучше сейчас перетерпеть, но не позволить тому, кто хоть раз называл его – «милая». А, значит, пока не удалось успокоить дыхание и подгибаются ноги, исключая возможность бегства – руганью держать слишком умелого смуглянчика на расстоянии, ибо его язык… о, этот язык! Не факт, что удастся устоять, если ещё хотя бы раз…
— Милая, я сделал тебе больно?
Как ушат ледяной воды. Спасибо, смуглянчик.
— Ми-ла-я?!
Бел вскакивает, голый, разгневанный и возбуждённый
— МИ-ЛА-Я, да?! Красивая грудь, да?! У меня и ещё кое-что красивое найдётся! Как раз для твоей задницы!
Он выше и куда лучше тренирован – во всяком случае, для драки, и потому бросить смуглянчика вниз животом на узкую койку гостиничного номера удаётся с первой попытки. Смуглянчик поскуливает, но вырваться даже не пытается, и Бел, придерживая парня за накачанные по последней моде ягодицы (с кокетливой татушечкой в виде сердечка на левой, о да, как же без татушечки-то!), вонзается в него снова и снова – жёстко, яростно, почти с ненавистью, выплёскивая всё раздражение и все несбывшиеся надежды сегодняшнего вечера. Он ведь на самом деле поверил, что всё получится, вот с этим, почти идеальным – получится наверняка…
Разрядка наступает быстро и почти без удовольствия – так, словно в туалет сходил. Смуглянчик извивается под Белом, но вовсе не в попытках освободиться. Похоже, он получает от происходящего куда больше радости. Бела трясёт. Он сгребает со стула одежду и уходит в душ – чтобы больше не возвращаться, номер стандартный, из душевой есть выход в общий коридор.
Бар, похоже, придётся сменить.
***
— Вы сами не знаете, чего хотите, достопочтенное Торн. Как я могу вам что-то посоветовать, если вы сами не знаете, чего хотите? И — тем более! – как же ваши желания смогут понять окружающие?
— Да ничего я не хочу! В том-то и дело!!! Почему все так уверены, что я обязан чего-то хотеть?
— Так не бывает, достопочтенное. Вы не ребёнок, не евнух и не химический кастрат из братства асексуалов, а, значит, у вашего тела имеются определённые сексуальные потребности, которые было бы глупо игнорировать. Надо просто понять и определиться…
***
— О-о, — тянет девица, соблазнительно округляя ротик, — Тут темно, а ещё эти волосы, я не сразу заметила… ты ведь герм, да? Обожаю гермов! Вы такие ласковые и нежные… И члены у вас красивые, а я как раз из салона, надо же обновить новую интимную стрижку, так удачно совпало… У тебя красивый мальчик, у меня модно подстриженная девочка, надо их познакомить! Как тебе перспективочка? Ммм… Ты готов сегодня ночью ласкать меня долго, страстно и нежно, а?
Бела внезапно охватывает злость, яркая и острая, как джексонианские пряности. Он ещё не допил свой первый из рекомендованных, а эта пакостница всё удовольствие перебила. Почему все так уверены, что в бар приходят только для знакомства? Он зашёл просто выпить, чтобы снять стресс от общения с коллегами по работе, которые тоже все как один уверены, что он чего-то хочет, но только скрывает. Он зашёл просто выпить – и всё! А тут эта дура…
Белл растягивает губы в самом омерзительном из оскалов, шипит свежим перегаром ей прямо в лицо:
— Знаешь, почему я обожаю женщин? Потому что у вас две дырки. Рядышком. Если в одну засунуть член, а в другую руку — можно ласкать самого себя, долго, страстно и нежно. Засуну свой красивый член тебе, допустим, в задницу, а руку – в… модно подстриженную. По локоть. А потом разожму там кулак и буду ласкать. Как тебе такая перспективочка?
Девица моргает, чуть отстраняясь. Выражение лица странное — рот полуоткрыт, на верхней губе проступают капельки пота, глаза затуманиваются. Похоже, она всерьёз обдумывает предложение, и на какой-то миг Белу становится страшно. Но тут девица задумчиво покачивает головой и говорит с определённой долей сожаления:
— Нет… пожалуй, всё-таки откажусь, завтра слишком много работы… а как насчёт пятницы?
Её визитка остаётся на пластиковой столешнице, такая же фальшивая – под бумагу. Бел заливает рвущийся наружу истерический смех коньяком. Щёлкает пальцами, подзывая официанта, поскольку бокал опустел теперь уже целиком и больше не вызывает вопросов.
***
— Достопочтенное Торн, как же вас смогут понять другие, если вы сами себя не понимаете?
— Но были же времена, когда никто не носил никаких клипс! Вообще! И даже серёжек! Но при этом все друг друга как-то понимали…
— Вы меня удивляете, достопочтенное! Неужели в Астротехнической академии настолько плохо преподают древнейшую историю? Даже на заре человеческой цивилизации большинство культур отлично понимало важность и необходимость клипсовой дифференциации для стабильности существования социума. Пусть по своему, грубо и примитивно, но понимали! И в любом племени большие и ценные серьги всегда означали и высокий статус…
***
— Я так рад наконец-то встретить герма, который даже не пытается притворяться мужчиной или женщиной!..
Этот юный герм покорил Бела вчера тем, что сразу же попросил разрешения не называть его «достопочтенным». И в постели был хорош. Главное – молчалив. Вообще ни звука не по делу – все исключительно в нужный момент и бессвязными междометиями. И никаких тебе «милая», «милый», или ещё более омерзительных «достопочтенное». Просто находка!
Если бы только утром его не потянуло на лирику. Причем – лирику скверного агитплаката…
— Однопольники! Ха! Всем же понятно, что они изначально ущербны, они – промежуточное звено эволюции, они были необходимы раньше, когда не было нас! Но теперь они должны уступить место новому человеку, Человеку Самодостаточному, вершине развития! Они обречены, как неандертальцы, и отлично это понимают. Потому и пытаются нам внушить, что это мы ущербны!» и не возражай мне лепетом о равных правах – кого и когда эти права обманывали? Дело в психологическом настрое общества, который умело и скрытно формируют СМИ. Нас всех незаметно зомбируют, ежедневно и ежечасно! Вроде бы совершенно невинные мультики, анекдотики, рекламные ролики – но гермы в них попадают в нелепые или смешные ситуации в среднем в три целых и шесть десятых раза чаще однопольников! Это не может быть случайностью! Это планомерное зомбирование и самая настоящая дискриминация!
Вообще-то, это статистика. Но поди объясни такому…
— И они ещё требуют, чтобы мы говорили о себе в среднем роде! Ха! Словно мы – ба, бесполые цетагандийские рабы, а вовсе не вершина эволюции, сочетающая в себе всё самое лучшее от обоих вариантов этих однополых недочеловеков! Мы цельные! Так почему же мы должны притворяться половинками? Как могут они не понимать?! Хорошо, хоть ты понимаешь…
А чего тут не понять? Инфантилизм чистой воды. Через это в той или иной степени все гермы проходят, лет этак в девять-десять. Этому юноше за тридцатник, подзатянулась подростковая ломка.
Гермы – прирожденные психологи. Это да. И сексом они занимаются лучше однопольников, с этим тоже никто не спорит…
Но почему все так уверены, что если тебе какое-то умение дано от рождения – то именно им ты и будешь заниматься всю свою жизнь? Да ещё и с радостью?!
***
— Они меня душат, понимаете? Я иногда часами не могу выбрать, решиться… бывает, готов выйти совсем с голыми…
— Надеюсь, вы это не всерьёз, мистер Торн. Вы словно дикарь, отказывающийся надевать брюки лишь потому, что они неудобны – с его, дикарской, точки зрения. Но сами подумайте – что останется от цивилизации, если позволить дикарям ходить по улице с голой задницей?
— Насколько я помню, некоторые шотландские общины до сих пор…
— Не передёргивайте, мистер Торн! Это вовсе не дикость, а этнические особенности, к которым надо относиться толерантно и с уважением…
— Они мне мешают! Они как наручники… только на ушах.
— Но послушайте! – сквозь профессиональную сдержанность и увещевающую мягкость в голосе терапевта явственно прорываются шокированные нотки – Если у вас не будет соответствующих клипс – как же люди поймут, чего вы от них хотите?
— А если я и не хочу, чтобы они это понимали?
— Мистер Торн?!.. Это просто… Неслыханно!.. За двадцать пять лет активной практики я встречала множество самых разных перверзий, но это… это уже переходит всяческие границы! Вам не место в цивилизованном обществе, мистер Торн! Вы опасны! И только из глубочайшего уважения к вашим родителям я искренне советую вам улететь с Колонии Бета – и как можно дальше. Главное – как можно дальше от Беты. И — немедленно. Ибо о подобном вопиющем случае отсутствия сексуальной самоидентификации я вынуждена буду доложить, как только вернусь в офис… а это произойдёт завтра. С самого утра.
— Спасибо.
— Не за что. Будь моя воля, я бы подобных извращенцев сажала пожизненно! Надеюсь, вы отыщете какую-нибудь дыру, где нет клипсовой дифференциации и можно разгуливать в публичном месте с голыми ушами. И это будет вам достойным наказанием…
